Виктор Александровский - Когда нам семнадцать…
— Эх, жаль, профессора с нами нет! — горевал Вовка. — А то бы понял, поверил, раскаялся.
Фигура неизвестного у костра при приближении Игоря точно окаменела, даже дымок над трубкой исчез. Но стоило Игорю приткнуться к берегу и вытащить на песок лыжи, как человек укрылся за деревом.
Игорь громко позвал его, но тот не шел. Снова позвал — никакого ответа. Тогда Игорь уселся возле костра и стал ждать.
Наконец из-за дерева, осторожно ступая, вышел человек. Над водой прокатились ясно слышимые слова с бурятским выговором.
— Однако, ты кто будешь?
Игорь рассмеялся. Это приободрило бурята. Тыча трубкой в сторону лыж, он стал медленно к ним приближаться. Не дойдя нескольких шагов, остановился. Из трубки обильно повалил дымок.
— Однако, эт сам парень делал или покупал?
— Сам, дедушка!
— Чудо! Какой чудо! А ну стань!
Но когда Игорь выполнил просьбу старика, тот замахал рукой в сторону моря:
— Ходи домой, хозяин, омуль пугать будешь!
— Что-о? — опешил Игорь. — Как так — домой?
— Ходи, ходи, — отчаянно замахал руками старик.
— Дедушка, там люди ждут! На мель сели!
— Какие люди? — Старик, казалось, только сейчас увидел нас.
Выбив из трубки пепел, дед столкнул в воду стружок и, приказав Игорю следовать на своем «чуде» впереди себя, поплыл к нам.
Да, это был старик бурят. С круглого морщинистого лица на нас смотрели узкие, с лукавинкой глаза.
— Здравствуйте, дедушка! — протянул ему руку Максим Петрович. — Вот хорошо, что вас встретили! Как ловится омуль?
— Омуль? — старик неодобрительно запыхтел трубкой. — Как ловится омуль, Бадма не знай.
— А вы сторож на рыбалке? — поинтересовалась Тоня.
Бурят, не отвечая, помог нам столкнуть с мели моторку, привязал за ее кормой свой стружок и пересел к нам, внимательно рассматривая наши лица.
— Откуда приехал? — спросил старик, набивая табаком трубку.
— Из Сибирска, — откликнулась Тоня.
— А зачем приехал?
Тоня посмотрела на Максима Петровича: «Сказать или нет?» Учитель кивком головы разрешил.
— Ищем партизана Зотова… Не знаете такого? — Глаза у Тони разгорелись, и она даже привстала от волнения.
Но Бадма точно не расслышал ее голоса в шуме заработавшего мотора.
— Эт лева маленько сверни, — сказал он сидевшему за рулем Максиму Петровичу.
Тоня повторила свой вопрос и добавила:
— Пушку мы его нашли, Зотова.
— Пушка? Какой пушка? — Старик с недоверием смотрел на Тоню. — Ты кто сам будешь?
— Ученица…
— Мы все из одной школы, ученики, — пояснил я, видя, что Тоня немного растерялась. — А Максим Петрович — учитель.
— Теперь эт направо маленько сверни, — продолжал невозмутимо Бадма.
— Странный старик, — сказала Тоня и, свернув калачиком ноги, притулилась к мотору.
Когда вышли на берег и подсели к костру, Бадма, снова засопев трубкой, как ни в чем не бывало спросил:
— Про кого эт меня спрашивал, девка?
— Про Зотова Степана Ивановича, — оживилась Тоня. — Он из Удыля, дедушка.
— Зотов? — Бадма молча отправился к сетям, принес котелок с рыбой и, устанавливая его на костре, вдруг обратился к Игорю: — Однако эт, парень, ты худо сделал — омуль пугал, Байкал сердил! Ух!
— Что вы, что вы, дедушка! — возразил Максим Петрович. Он одернул гимнастерку, с улыбкой посмотрел на свои разутые ноги и быстро поднялся: — Становись! Смирно!
Мы, переглядываясь, выполнили приказ.
— За находчивость участнику похода Игорю Русанову выношу благодарность! Его водяные лыжи взять на вооружение экспедиции.
Все это Максим Петрович выговорил громко и отчетливо. Лицо его было серьезно, а глаза улыбались.
— Ура-а! — прокатилось над отмелью.
Бадма оживился и с интересом посматривал на Игоря.
— Смелый, однако, ты парень… Степан хвалить будет.
— Какой Степан? Вы знаете Зотова? — вырвалось у Тони.
— Конечно. На одной улице с ним…
— Ой, дедушка! — захлебнулась от радости Тоня. — Что же вы молчали!
— Я не молчал. Я не говорил. Ты, девка, не так вопрос задавал. Степан Зотов колхозник, рыбу ловит.
— Так это сейчас, а раньше был партизан.
— Эт, девка, ты у него сама спрашивай, — сердито запыхтел трубкой Бадма.
— Скажи, какой ядовитый старикан! — заметил Вовка.
— Бадма может действительно не знать, — возразил Максим Петрович, — был или нет его знакомый партизаном. Ведь Зотовых на побережье может быть не один десяток. И Степаны среди них могут быть.
— Но это же Удыль? — протянула Тоня руку к крышам избушек, чуть видневшихся из-за горы.
— Удыль, — подтвердил Бадма.
— Вот мы и пойдем туда, найдем Зотова и все узнаем.
— Э, нет! Степан рыбу не ловит. Степан нога лечит, — скороговоркой пояснил бурят.
— В больнице?
— Больницы нету. Строить нада. В тайге лечит нога.
— Да чего он нас путает? — всполошился Вовка. — Какое в тайге леченье?
— Ключи… Горячий ключи, — стал пояснять Бадма. — Шибко хороший вода! Далеко ходить нада в тайгу.
— Проводника не найдется? — осведомился у бурята Максим Петрович.
— Весь колхоз омуль ловит. Одни ребята да старики дома.
— Ну, тогда покажите хоть, какой дорогой лучше идти, — сказал учитель. — Давайте, ребята, собираться.
Бадма покормил нас ухой. Потом помог подтянуть к сетям моторку и молча побрел по песку. Вскинув на плечи мешки и ружья, мы двинулись за ним.
Позади нас синел Байкал, впереди расстилался широкий луг. Солнце, выйдя из-за гор, разбросало лучи по зеленой траве.
За лугом начинался березняк. А вдали, в синеве тумана, высились горы с ярко-белыми снеговыми вершинами. Туда и показал рукой старик.
— Смотри, самый высокий гора. Пойдешь к нему, бежит много-много ручей…
— Горячих? — спросила Тоня.
Бадма отрицательно качнул головой.
— Холодных… Такой, как Байкал. Найдешь один ручей, самый большой. На кедрах метка есть. Иди в гору, все иди, иди. Потом повернешь — вниз иди, в долину, там горячий ключи. Степана найдешь — от Бадмы гостинец передай. — И старик сунул в Тонин мешок узелок с солеными омулями.
Глава одиннадцатая
Тоня исчезла
К подножию «высокой горы» подошли на третьи сутки. Ручьев здесь текло действительно много, но какой из них вел к вершине? Не нашли мы и меток на кедрах, о которых говорил Бадма.
— Выходит, что мы вышли не точно к указанному месту… — задумчиво произнес Максим Петрович.
Развели на пригорке дымокур. Сварили обед из подстреленной тетерки. Передохнули.
— Я предлагаю, — сказала Тоня, — добраться до вершины горы…
— А дальше что? — Вовка, переобувавший ботинок на стертой ноге, сердито посмотрел на поцарапанные пальцы Тони, на её обожженное солнцем лицо.
— Залезем на высокую сосну и с нее все увидим.
— Что ж, — сказал Максим Петрович, — предложение дельное. Идем к вершине!
Недалеко от пригорка, в овраге, журчал ручей. Максим Петрович спустился к нему, осмотрелся:
— Собирайтесь! Пойдем вдоль ручья, — сказал он и поглядел на небо. — А ведь гроза собирается. Давайте солдатским шагом!
Дорога все время шла на подъем. Каменистое дно овражка прикрывал серый полумрак. На нашем пути то и дело попадались трухлявые валежины, обросшие мхом камни, вывороченные пни. Солнце уже садилось, мрак над тайгой сгущался, а сколько еще оставалось идти, никто не знал…
Вдруг где-то вдали прокатился гром. Раскаты его стали повторяться все чаще и сильнее. По темнеющему небу заметались зигзаги молний. Дышать становилось тяжелее. Быстро надвигалась гроза.
Максим Петрович распорядился ставить палатку. Но как только мы сбросили с плеч свои мешки, впереди нас пролетела ослепительно яркая стрела. Оглушительный треск, и через минуту пламя пожара озарило тайгу. Огонь с гуденьем перескакивал от дерева к дереву, едкий дым застилал все вокруг. Схватив кто что мог из вещей, мы побежали, а вдогонку нам с треском летели пылающие головни.
Хлынувший ливень остановил пожар. При свете электрических фонарей мы натянули палатку и, мокрые, усталые, укрылись под ней.
Гроза не утихала. Деревья словно сорвались с места и метались по лесу. С шумом проносились потоки воды по оврагам. Кое-как мы устроились и заснули.
Меня разбудили какие-то странные звуки за палаткой. В ночной тишине отчетливо раздавалось рычание и шум, похожий на борьбу. Я нащупал ружье, включил фонарик… Что такое? Тони, которая спала в противоположном углу, не было. Я разбудил Максима Петровича, мы выбежали из палатки. За нами — Игорь и Вовка.
Затемняя свет луны, клубясь и обгоняя друг друга, по небу плыли обрывки грозовых туч. Сомкнувшись темной стеной, высились деревья. Пахло лесной гнилью.
— Тоня! — позвал я.
