Джеймс Крюс - Маяк на Омаровых рифах
Филина пришла от стихотворения в полный восторг. И с умилением пропищала:
— Кто бы ни написал это стихотворение, в мышах он разбирается, это как пить дать! А хотите, я спою вам песню про умную мышку? Вы случайно не знаете такой песни?
— Нет, — покачала головой тетушка. — Кажется, нет.
— Ну, так я вам спою!
И Филина уселась поудобней на задние лапки и запела песню…
Песенка про умную мышку
Да, я девица Ильза,Я ме, я му, я мышь.И знай: меня едва лиТы пере-гово-ришь.
Раз в погребе искалаЯ шпике, шпаке, шпик,И вдруг нашла в тарелкеРумяный медовик.
Ах, как его я грызла,И хуп, и хып, и хап,Не оторвать от ястваЗубов, ноздрей и лап.
Но посреди обеда,Ах би, ах бу, ах бам,Нечаянно разбиласьТарелка пополам.
И вот пришла хозяйка,Сюду, сюде, сюда,И я чуть не сгорелаОт страха и стыда.
Хозяйке я сказала,В отва, в отву, в ответ,Что это злая кошкаЕй причинила вред.
И что же стало с кошкой?Пову, пова, поверь:В Америке беднягаСидит в тюрьме теперь.
Не попаду в кошачийКипка, капку, капкан,Ведь между мной и кошкойПростерся океан.
Да, я девица Ильза,Я ме, я му, я мышь.И знай: меня едва лиТы переговоришь.
Тетушка Юлия нашла песенку очаровательной, о чем тотчас и сообщила.
— И все же, — прибавила она, — очаровательной мне кажется только песенка. А вот манеры этой девицы Ильзы мне куда менее симпатичны. Надеюсь, милая фройляйн Филина, и вы того же мнения!
Мышь кивнула головой, а в следующую секунду рассеянно поглядела в окно, всплеснула лапками и закричала:
— Смотрите!
Тетушка Юлия глянула в окно и с удивлением обнаружила, что гроза кончилась — так же внезапно, как и началась. За историей и стихами обе не заметили, что погода переменилась, и оттого еще больше обрадовались. Тут же в окно постучали, и когда тетушка Юлия откинула крюк, в комнату вошли друзья — старик Иоганн и Ганс-в-узелке. А следом впорхнули четыре чайки. После пережитых волнений все растроганно обнялись и расцеловались, а потом стали рассказывать, кто как спасался во время грозы. Когда тетушка рассказала о мышке Филине, та сделала грациозный книксен и представилась. При виде чаек мышка поначалу испугалась. Чайки иной раз не прочь полакомиться мышами! Но эта четверка держала себя в гостях крайне благовоспитанно.
Ближе к вечеру волны улеглись. Когда солнце закатилось за горизонт, море так тихо и мирно покачивалось под звездами, будто никакого шторма и не было. Александра с тремя подругами полетела к себе на отмель, сказав, что на днях они заглянут.
Целых два дня тетушка Юлия приходила в себя после трудного путешествия. Отсыпалась и ела, ела, ела… Иоганн готовил и каждое утро подавал ей завтрак в постель. А пустогрох Ганс-в-узелке наслаждался жизнью на маяке. Раз двадцать в день бегал он по лестнице вверх и вниз, заглядывал то в одну, то в другую комнатку, дразнил с прибрежных камней рыб в воде, дико махал руками навстречу кораблям, ловил во время прилива омаров, помогал Иоганну на кухне, а между делом развлекал тетушку рассказами о Южных морях.
На третий день тетушка Юлия заметно оправилась и поправилась. Спину уже не ломило, на руках окончательно зажили мозоли от весел — короче говоря, тетушка посвежела и отдохнула. Ближе к вечеру на маяк заглянули четыре чайки. Смотритель Иоганн очень обрадовался. Он сварил пунш и собрал всех гостей на втором этаже. Не забыли пригласить и мышь Филину.
Пока друзья сидели, попивая пунш, издалека донеслось три пароходных гудка.
— Что бы это значило? — забеспокоилась тетушка Юлия.
— Не волнуйся! — отозвался Иоганн. — Это гудит пароход «Цикада». Капитан корабля — мой друг. Когда он плывет мимо, то каждый раз дает три гудка. Это он так здоровается.
— И куда же плывет пароход? — спросил Ганс-в-узелке.
— В Лиссабон, а оттуда — в Далмацию. Капитан Дадо родом из тех краев. Он родился на острове Корчула.
Там же, где появился на свет знаменитый путешественник Марко Поло.
— Но как же он плывет по морю один, без охраны? — спросила тетушка Юлия. — Сейчас ведь война. Кораблям нельзя без охраны.
— Капитан Дадо ходит под португальским флагом, — пояснил Иоганн. — Португалия в войне не участвует. И пароход может следовать куда хочет. И вообще, капитан Дадо — величайший счастливчик за всю историю мореплавания. Из каких только переделок не выходил он целым и невредимым!
Вдруг тетушка замолчала и задумалась.
— Ты почему вдруг стала такая серьезная? — спросил Иоганн.
— Я насчет парохода думаю, — ответила тетушка. — Не попроситься ли мне к ним на борт? В Далмации, на острове Хвар, живет моя золовка. Я могла бы у нее пожить.
— Я спрошу, может ли капитан Дадо тебя взять, — сказал Иоганн и распахнул окно. Стало слышно, как вдалеке ровно пыхтит судовой двигатель. Смотритель достал из комода большой рупор, приставил его к губам и закричал: — Э-ге-гей! Капитан Дадо!
Друзья подошли к окну и вслушались в тишину звездной ночи. Через минуту-другую с корабля глухо донеслось:
— Э-ге-гей, Иоганн! Как ты там?
— У меня тут беглянка с Гельголанда! Она осталась без крова, — отвечал Иоганн, — и хочет плыть с вами в Далмацию!
— Ол-райт! — ответили с корабля. — Спускаем шлюпку!
Гости на маяке услышали, как шум двигателя утих и загрохотала якорная цепь. Вскоре ночную тишь нарушил мерный плеск весел, и мало-помалу в темноте показалась подплывающая шлюпка.
Иоганну стало грустно. Тетушка Юлия опять его покидает! Но ясно, что одинокая жизнь среди моря на маяке совсем не то, что нужно пожилой даме. И смотритель примирился с неизбежной разлукой.
Когда они прощались на молу, у подножия маяка, никто не мог сдержать слез. Даже у пустогроха, когда он сказал «Прощайте!», скатилась слезинка по зеленой щеке. Он решил остаться на маяке — помогать старику рыбачить и ловить омаров. Грохотать ему после острова Гельголанда все равно уже никогда не придется.
— Прощайте, друзья мои! — растроганно сказала тетушка и села в шлюпку.
Шлюпка уже собиралась отчаливать, когда из окошка башни раздалось:
— Постойте!
Подняв глаза, все разглядели в неверном свете звезд мышку Филину. Она заламывала лапки и умоляла, чтоб ее взяли с собой. Матросы недовольно поморщились.
Но тетушка пообещала, что будет держать мышь в своей каюте и сама ее кормить. И рулевой пробурчал:
— Ну ладно, берите!..
Александра взлетела к окну, схватила Филину клювом за шкирку и спустила на шлюпку. Тетушка оттопырила карман, куда мышка и юркнула. Шлюпка отчалила.
А те, кто остался на маяке, махали вслед руками, пока шлюпка не скрылась из виду. Потом они вернулись в комнатку, где на столе остывал недопитый пунш. Минут через десять вдалеке снова загремела цепь и запыхтел двигатель. Иоганн подошел к окну и прокричал в свой рупор:
— Э-ге-гей! Счастливого плаванья, тетушка Юлия!
Вся компания навострила уши, и вот уже издалека разнесся над морем знакомый голос тетушки Юлии:
— Э-ге-гей, Иоганн! Будьте здоровы!
Смотритель и его гости еще долго сидели у открытого окна, вслушиваясь в шум удаляющейся «Цикады». Двигатель пыхтел все тише и тише и наконец затих где-то вдали. Глухо шумело море. Иоганн и пустогрох пошли спать. Четверка чаек полетела к себе на отмель. Плавно взмахнув крыльями, поднялись они над Маяком на Омаровых рифах, вздымавшимся светлой колонной из вод. И вскоре чайки уже видели только небо над головой да море внизу, все в искрах от света далеких звезд.
А неделю спустя вдоль берега Франции плыл на юг белый корабль. Это был пароход «Цикада». Тетушка Юлия с мышью Филиной обосновались в уютной каюте. Стоял ослепительный день. Тетушка Юлия лежала в шезлонге на палубе и грелась на солнышке. В ногах у нее Филина играла в горошины. Старалась закатить лапкой как можно больше горошин меж досками палубы. (Мыши так же любят играть в горошины, как дети — в камушки.)
В соседнем шезлонге лежала англичанка. Ее звали Глория Браун. Английская леди, по счастью, знала немецкий язык, и соседки могли поболтать. И зашел у них разговор о добрых и злых людях.
— Знаете, — сказала леди Браун, — как подумаю о добрых, мне сразу приходит на ум история про негра Мартина.
