Василий Клёпов - Тёзки
— А я зашёл… Как же так, думаю, главного юнната в саду нет. Наверно, что-нибудь серьёзное… Возьмите, — протянул он Тошиной матери бумажный пакетик. — Здесь семена луноцвета.
Антон Иванович зашёл к Тоше в комнату и долго сидел, разговаривая с ним о всяких садовых делах.
— А попугай-то что-нибудь говорит? — спросил он.
Вместо ответа Тоша крикнул:
— Попка, скажи, что-нибудь…
Попугай сразу прилетел на спинку кровати и, поглядывая то на Тошу, то на Антона Ивановича, пророкотал:
— Хор-роший парень!
В комнату вошли Натка и Ваня. Они сказали, что собрали много орехов и каштанов.
— Возьми, ешь! — протянул ему две горсти орехов Ваня. — Ты их раскалывай какой-нибудь чуркой.
— Зачем же? Эти орехи мы пошлём на Кубу…
— Да ты что? — сказала Натка. — Ты давай ешь! Для Кубы у нас хватит.
Тоша разбил один орех. Из скорлупы вывалилось чудесное ядро, похожее на огромного жёлтого жука.
— Эх, хороши! — сказал Тоша. — Даже жалко, что такой орех приходится съесть.
Он собрал остальные орехи и сложил в ящик стола.
Утром ребята внесли ему в дом два огромных мешка с грецкими орехами и каштанами. Мешки были настолько тяжелы, что Тоша мог только тащить их по полу.
— Хороший подарок! — радостно засмеялся он. — Вот бы только дядя скорей приезжал.
В этот же день он получил письмо с Кубы.
«Дорогой тёзка! Я тебе так долго не писал потому, что у нас был ураган “Флора”. Ты даже не представляешь себе, что это такое. Я не видел такого ветра, сколько живу. Даже старики не помнят, чтобы можно было выворачивать с корнем такие деревья. А ливень, Антонио, ливень был такой, что мы думали он никогда и не кончится. Пятеро суток беспрерывного дождя, пятеро суток в ожидании, что произойдёт что-то невероятное. По земле разлилось море. Наш домик затопило. Мы залезли на чердак, чтобы спастись от воды, но и оттуда пришлось эвакуироваться. Дом рухнул под потоками воды. Кое-как мы выбрались из него и перешли к соседям. Три дня мы ничего не ели.
Когда дождь перестал и мы вышли на улицу, то её не было! Из сотни с лишком домов, осталось два: один — наших соседей, другой — на противоположной стороне посёлка. Всё остальное исчезло; только по трубам кое-где можно узнать, что здесь было жилое место.
Хорошо, что хоть у нас власть рабочих и крестьян. Нам перебросили на самолётах пищу. Говорят, что Фидель был где-то рядом, спасал людей и чуть сам не утонул. Он-то и прислал нам пищу.
Потом надо было срочно строить новый дом. Мы его построили вчетвером. Сейчас мы уже живём в новом доме.
Недавно меня отыскал человек, который приехал к нам на моторной лодке. Оказывается, это твой дядя. Я уже знаю по-русски несколько слов, и мы с ним поговорили. Он привёз твой подарок, очень большое спасибо за него.
Ты спрашивал, какие есть деревья у нас на Кубе? О, их очень много! Это — пальмы, например, королевская. А в оставшихся лесах есть акана, которая идёт на железнодорожные шпалы и для постройки судов, есть каоба — это очень ценное красное дерево. Есть у нас негниющее дерево хики, оно идёт на изготовление телеграфных столбов. Есть гранадильо — очень дорогое дерево, из которого делают разные предметы роскоши, а гуаякам даёт самую твёрдую в мире древесину для винтов кораблей. Потом ещё есть дерево хиге — очень интересное чёрное дерево. Пород-то у нас много, до двухсот, но беда в том, что лесов-то почти нет.
До свиданья, амиго Антонио. Ты извини, что мало написал. Мы торопимся посеять что-нибудь из съестного. Антонио Ривера».
Тоша встретил маму радостным криком:
— Мама, письмо от Антонио!
Они прочитали его снова, и мама сказала:
— Почему же нет ничего от Симы?
И только она это проговорила, как в дверь вошёл почтальон с телеграммой. «Буду завтра. Серафим».
— Завтра я всё узнаю, — радостно сказал Тоша. — И какой он, и где живёт. А всё-таки, мам, он очень хороший!
— Кто? Дядя Сима?
— Да нет! Дядя Сима, конечно, очень хороший. А вот Антонио…
— А Антонио… Почему же ему быть плохим? Давай ложись, Тоша, завтра рано вставать.
Тоша кувыркнулся в постели и радостно засмеялся:
— Мама, я уже здоров! Честное слово, здоров!
— Хорошо, Тоша, хорошо, — сказала она, подтыкая под ним одеяло, — завтра увидим.
В его комнате погасили свет. Он закрыл глаза. Но уснуть не мог. Он повернулся на другой бок, полежал и вдруг рассмеялся.
— Попка, попка, — тихо произнёс он. — Ты знаешь, что завтра мы с тобой будем встречать дядю Симу?
Попугай молчал у себя на жёрдочке.
Тоша встал и зажёг свет. Попугай молча взглянул на него и снова подвернул голову под крыло. Мальчик, наклонившись к его уху, тихо сказал:
— Попка, завтра дядя Сима приезжает…
Попугай молчал. Тоша снова лёг. Он слышал, как пришёл отец, как сел ужинать…
Он проснулся оттого, что дядя Сима несколько раз окликнул его. Тогда Тоша вскочил и прямо с постели бросился на шею к дяде Симе.
— Мама, а дядя Сима уже и побрился и надушился. Вот щёголь! Ну, рассказывай, дядя Сима…
— О чём?
— О Кубе, конечно, — вскричал мальчик. — И об Антонио. Мы ведь получили от него письмо.
— Как вы сами понимаете, — начал дядя Сима, — мы пришли на Кубу уже после урагана. И пока наш теплоход разгружался в Сантьяго, я сел в нашу моторную лодку и поехал вдоль побережья на запад. Я не знал здесь ничего, но наш переводчик мне объяснял всё, что мы видели. Очевидно, циклон был действительно большой. Сколько мы ехали, переводчик всё время говорил о том, что вот здесь был городишко, а теперь видели развалины. И вот, наконец, мы доехали до Пеладеро. Какое там Пеладеро! Всего два домика стояли на берегу. Я пришёл к одному из них и спрашиваю: «Вы не знаете, где теперь находится Ривера?» Мне отвечают: «Ривера? А вам кого из них надо?» «Мне, говорю, нужен Антонио, молодой Ривера». Тут ко мне подходит мальчонка и говорит по-русски: «Я — Антонио Ривера. Что вам угодно?» Говорит, а сам улыбается, зубы так и светятся. Ну я с ним поздоровался и говорю: «У тебя есть знакомые в Советском Союзе!» Он отвечает: «Есть… Есть у меня один парень, с которым мы переписываемся». Это, говорит, Антонио Корешков.
— Так и сказал! — воскликнул Тоша.
— Так и сказал, — продолжал свой рассказ дядя Сима. — «Так вот, говорю, я приехал от него. Я — его дядя». А у них, наверно, вся семья знает о переписке с тобой. Он как закричит что-то, а из домика и со всех сторон прибежали к нам его родители и братья. Он им что-то говорит по-испански, а сам всё время на меня показывает. Меня сразу ведут в дом, садят за стол и начинают угощать. Мы хорошо поговорили с Антонио и с его отцом. А когда я дал им твои жёлуди и семена ясеня, у них были такие восторженные лица. Мальчик проводил меня до самого Сантьяго и даже зашёл к нам на судно. Я ему всё показал, а он и спрашивает: «А вы не сможете взять меня с собой? Я, говорит, всё, что нужно, буду делать в пути. Я ведь рыбак немного, так что смогу и помочь». Ну, этого я сделать не мог, пришлось огорчить его отказом. А жаль, очень хороший парнишка!
— Эх ты, дядя Сима! — огорчённо вздохнул Тоша. — Да как же так, ты капитан и не можешь провезти с собой пассажира? Да какого пассажира!
— Ты не ругайся, племянник! — похлопал его по плечу капитан. — Раз не могу, значит, не могу. Хоть он и твой друг.
ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ
о суровом воспитании, которому подвергал свои мандариновые сады Антон Иванович Огнев
Тоша привык в Нарьян-Маре к тому, что во время зимних каникул ребята катаются на катке, визжат у ледяных гор, ходят на лыжах в зимние походы. Люди, войдя с улицы в дом, прихлопывают рукавицами и весело говорят: «Ну и мороз!»
А тут, на берегу Чёрного моря, и на зимних каникулах было так же тепло, как и осенью. До самого Нового года ни одного мороза! В Новый год тепло грело солнце.
— Тоже мне — зимние каникулы называются! — воскликнул он, вбегая в дом в одном свитере и вельветовых штанишках.
— Тебе что, Тоша, не нравится здешняя зима? — весело спросила мама.
— Не нравится, — решительно ответил Тоша. — Что же это такое и покататься нельзя. Ни на лыжах, ни на коньках!
И вдруг по радио объявили, что ночью ожидаётся мороз. Тоша не поверил: он уже слышал такие предсказания. Да и погода стояла такая тёплая, что о морозе смешно было и думать.
Северяне, приехавшие на курорт, ходили без пальто и без головных уборов, на пляжах загорали, а некоторые храбрецы даже купались в море.
В воздухе носился лёгкий аромат мушмулы.
На деревьях, обманутых внезапным потеплением, набухали почки. Против санатория курортники любовались веточкой алычи, которая неожиданно расцвела и наивно таращила беленькие звёздочки цветов на солнечную голубизну небес.
— Ещё несколько дней такой погоды, — озабоченно говорил Тоше Иван Ильич, — и может зацвести персик…
