Василий Клёпов - Тёзки
— А что? — радостно сказал Тоша. — Ну и пусть цветёт!
Иван Ильич взглянул на него и понимающе улыбнулся:
— Оно, конечно, хорошо… Но потом будет мороз, и все завязи погибнут…
И только тут Тоша понял, какую он сморозил глупость.
Во второй половине дня, когда Тоша возвращался из школы, откуда-то из-за гор вывалилась огромная серая туча и, сверкая молниями, стала надвигаться на город. Сразу посвежело. С пляжей торопливо поднимались отдыхающие. Гром, который недавно слышался где-то далеко, грянул совсем близко.
— Гроза в январе, как вам это нравится? — услышал Тоша, как говорил один отдыхающий.
— Субтропики! — сказал другой, и по его голосу чувствовалось, что он очень доволен своим пребыванием в субтропиках и тем, что ему первый раз в жизни довелось увидеть грозу в январе.
— Могу вас заверить, граждане, что субтропиками вы любуетесь в последний раз, — услышал мальчик знакомый, чуть насмешливый голос Огнева. — Не сходя с места, вы очутитесь часа через полтора у себя на севере.
Антон Иванович торопился. Он прошёл мимо любителей январской грозы, свернул с тротуара и стал подниматься в гору, к себе в селекционный сад.
— Антон Иванович! — окликнул учёного мальчик.
Но снова оглушительно грянул гром тяжелые капли упали на тротуар и расплылись большими тёмными пятнами.
Грянул ливень, какой можно увидеть только на Черноморье. С гор и пригорков хлынули вниз потоки жёлтой воды. По тротуарам и мостовым покатились, увлекаемые водой камни. По улице, беспрерывно завывая сиреной, промчались пожарные машины: где-то кому-то уже грозило затопление.
Тоша прибежал домой и посмотрел через окно на море. Оно было жёлтое у берегов, и по нему ходили, лоснясь толстыми спинами, могучие валы; они сердито брызгались пеной и оглушительно гремели камнями на пляже. Вдали, около порта, всё время взлетали вверх белые фонтаны: волны били в стены порта и швыряли воду выше маяков. Потом забарабанил град, и можно было подумать, что в окна кто-то бросает камни.
Град сменился снегом. Сверху на землю повалились целые сугробы, и вмиг всё побелело, как зимой в Нарьян-Маре.
Во дворе появился Митя Башмаков, схватил голыми руками ком снега, скатал снежок и остановился, высматривая, в кого бы бросить. Но во дворе никого не было. Он кинул снежком в воробья, но попал в окно Чудиковой, и старушка сразу выскочила из дверей и закричала на Митю: «Антихрист!». Митя убежал домой, Чудикова скрылась в своей келье, и опять двор опустел.
Тоша попробовал читать учебник, но что-то всё время мешало ему сосредоточиться. И он вспомнил: а цитрусовые? Ведь они могут погибнуть!
Он оделся и побежал в селекционный сад. В парке санатория работницы укутывали в рогожу финиковые пальмы и драцены. В саду, где росли стелющиеся лимоны, темнели на снегу длинные пологи из мешковины, которыми уже укрыли этих неженок от простуды. Там и тут виднелись отдельные деревца, затянутые кисеёй. В кисейных юбочках они походили на балерин, приготовившихся исполнять танец маленьких лебедей.
На участке Огнева никого не было, и мандариновые деревца сиротливо зеленели на белом снегу, склонившись под тяжёлыми снежными шапками.
— Безобразие! — подумал вслух Тоша. — Такие ценные деревья, и никто о них не заботится. Где же Антон Иванович?
Огнева мальчик нашёл в кабинете. Учёный сидел за столом и перелистывал какие-то бумаги.
— Антон Иванович, вы что же делаете? Ведь цитрусовые помёрзнут.
— Ну и пусть помёрзнут!
Тоша даже собственным ушам не поверил. Это Антон Иванович так говорит? Тот самый человек, который ездил куда-то за Пшадский перевал за черенком полупогибшей яблони, человек, который чуть не умер, когда нечаянно сломал один малюсенький росток.
«Наверно, Огнев опять чем-нибудь расстроен…»
За окном промелькнул Алексей Петрович, и мальчик бросился за ним.
— Алексей Петрович? — остановил он садовника. — Вы что же не укрываете свои растения?
— Антон Иванович не велит, — мрачно ответил садовник. — Я уж предлагал ему… Говорит, не надо…
«Ну, конечно, директор разозлил», — решил окончательно Тоша и вернулся к Огневу, чтобы разубедить его и сказать, что не следует вымещать зла на ни в чём неповинных растениях. Но Огнев сидел уже не один. У него был директор и тоже уговаривал его укрыть мандарины.
— Ни за что! — твердил Огнев. — Ни за что!
— Но ведь могут же вымерзнуть, Антон Иванович! — жалобно говорил директор. — Погибнут все, а что мы тогда делать будем?
— Если погибнут, туда им и дорога, — огрызнулся учёный.
— Наивный вы человек, Антон Иванович, — снова начал уговаривать директор. — Легко сказать — туда и дорога! А об ответственности вы забыли? Ведь вас же первого спросят: «Товарищ Огнев! Вы работаете с мандаринами двадцать с лишним лет. Где ваши мандарины?»
Огнев рассердился, швырнул на стол карандаш так, что тот покатился на пол к ногам директора. Директор поднял карандаш, положил его обратно на стол и пошутил:
— Оно конечно, Александр Македонский был герой, но зачем же стулья ломать? От этого убыток казне.
Огнев не отозвался на шутку, и директор собрался уходить. В дверях он ещё раз сказал:
— Может быть, хоть часть деревьев укроем? Наиболее ценных?
— Ни одного!
Когда директор вышел, Тоша тоже попробовал уговаривать Антона Ивановича, но он объяснил мальчику, что суровой зимы ждёт уже несколько лет потому, что хочет испытать, устойчивы ли против морозов выведенные им растения.
— А если они вымерзнут?
— Я уже сказал, туда им и дорога! Значит, они никуда не годны и нечего их размножать.
— Но всё-таки, — продолжал настаивать мальчик, — что вы сделаете, если они вымерзнут?
— Буду начинать сначала, — улыбнулся Огнев, и Тоше вспомнился почему-то железный лимон.
К ночи снег перестал, небо очистилось, и на нём тревожно замерцали звёзды.
— Опасная погода! — сокрушался Иван Ильич. — Всё может помёрзнуть за одну ночь…
Он зажёг в саду кучи гнилого мусора, чтобы хоть немного смягчить холод вокруг деревьев. И везде Тоша видел стелющиеся по земле дымки, и от запаха их становилось на душе тревожно и беспокойно.
Над участком Огнева не виднелось ни одного дымка. Его деревья встречали эту морозную ночь с открытой грудью: слабые обречены на смерть, сильные должны были выжить и закалиться.
Мороз держался несколько дней. Деревья обледенели, казалось, что их ветви сделаны из стекла. На подъёмах буксовали машины. Прохожие скользили и падали. Над садами стелился горький дым.
Тоша уже много раз бегал в селекционный сад, виделся с Огневым и находил его каждый раз серьёзным и сосредоточенным.
— Вы почему такой невесёлый? — спросил он.
— Держу экзамен, тёзка! — улыбнулся Огнев.
Деревья в его саду так и остались неукрытыми. Единственное, что он разрешил сделать Алексею Петровичу, это стряхнуть с деревьев снег, чтобы их не поломало от тяжести.
— Ревизия идёт у нас, Тоша, — тихо сказал Алексей Петрович.
— Какая ревизия? — испугался мальчик.
— Ревизия наших сортов. Негодные бракуются, годные остаются. Сколько-то их осталось?
Да, мороз основательно поработал. В саду у Огнева многие деревья стояли с пожелтевшими листьями и только отдельные мандарины и лимоны весело отряхивались на ветру от задержавшейся в зелёной листве воды.
— А железный-то уцелел! — радостно сказал Тоша, показывая на своё любимое дерево.
— Теперь у нас много стало железных, — улыбнулся Алексей Петрович. — Антон Иванович рад-радёшенек: не было бы счастья, да несчастье помогло. Теперь, говорит, мы можем смело работать с этими растениями; их в любой колхоз давать можно — не подведут.
Садовник кивнул в сторону укрытых растений на соседнем участке и улыбнулся.
— А эти балеринки в белых юбочках — только для декорации. Толку от них на копейку, а мороки — на весь четвертной.
На следующий день на уроке ботаники, когда Александра Петровна рассказывала о том, как Мичурин вывел свою знаменитую грушу Бере зимняя Мичурина, Тоша всё время прерывал учительницу, так что получил от неё даже замечание. Но услышав, что Мичурин воспитывал гибриды в суровых условиях и тем создал свой знаменитый метод выведения зимостойких сортов, Тоша не удержался и сказал на весь класс:
— А мы с Антоном Ивановичем только так и выводим.
Александра Петровна в отчаянии от Тошиной разговорчивости шутливо схватилась за голову и опустилась на стул. Тоша воспользовался этим моментом, встал и начал рассказывать, как все надели на цитрусовые юбочки, а Огнев не захотел укрывать растения от мороза и заставил их приучиться к холоду.
— Вот это и есть правильное мичуринское воспитание, — сказал в заключение Тоша. — Так мы с Антоном Ивановичем и выводим свои морозостойкие сорта мандаринов.
