Ольга Перовская - Ребята и зверята
Мы выбежали на крыльцо:
— Что такое?
Юля закрыла рот рукой и грозила пальцем:
— Тише! Посмотрите-ка, посмотрите… Васька-то наш старается!..
На верхней ступеньке спускавшейся в сад лестницы сидел четырёхлетний мальчик Павлик. Он всхлипывал, что-то обиженно бормотал и пихал тигрёнка рукой. А Васька не обращал на это никакого внимания. Он примостился на задних лапах, передние положил Павлику на плечи и так, придерживая, старательно его «причёсывал». Он был очень доволен своим занятием и всё время ласково урчал и приговаривал над Павликовой головой: «гм… гм… гм…»
Он лизал от затылка на лоб. Волосы стали мокрые от слюны и торчали дыбом. А Васька, наверно, думал, что это очень красиво, и глаза у него маслились от удовольствия.
— Надо его сейчас же прогнать! Не видите, что ли, Павлик обижается.
— Ишь парикмахер какой выискался: лижет, главное, совершенно чужую голову.
— Пускай бы он лизал себе живот и лапы. А то ещё и лижет-то не по-человечески, а прямо напротив шерсти!
Соня сбегала, принесла кусок колбасы, дала Ваське понюхать и швырнула её на другой конец террасы.
Васька кинулся за колбасой, а мы захлопотали около Павлика.
Юля поливала из кружки, я тёрла ему замусленные волосы, а Наташа держала пирожок с вареньем, чтобы угостить его за все обиды. Потом дали ему пирожок, он ел и жаловался нам на Ваську:
— Я играл, а он прилез. Положил свои руки мне вот на эту спину, — он показал на свои плечи, — и начал искать у меня в голове. И сразу наплевал мне на волосы. Я его отпихивал: «Уходи, Васька, не хочу», а… а он только сме-е-ял-ся…
И Павлик опять всхлипнул, припомнив Васькино «причёсывание».
Мы все принялись его утешать, но он был такой уморительный: маленький, волосёнки во все стороны, личико обиженное и всё в варенье, что мы не могли удержаться и расхохотались.
Павлик, увидев, что мы все хохочем, перестал плакать и тоже засмеялся. А потом, спустя несколько месяцев, Павлик даже полюбил Васькины причёски. И нередко можно было видеть такую же картину, только теперь уж Павлик не плакал, а весело напевал или разговаривал с Васькой, и у обоих были довольные, сияющие физиономии.
Пробовал Васька причёсывать и нас, девочек, но из этого ничего не выходило: у нас были длинные косы, всегда туго заплетённые и завязанные ленточками. И мы решительно отказывались у него причёсываться.
Был, кроме Павлика, ещё один человек, который позволял Ваське причёсывать себя. Это был отец. Часто по утрам он и тигрёнок отправлялись в сад, играли там, боролись. Васька обхватывал лапами сапог отца и так волочился за ним.
Потом отец садился на скамейку, а Васька, стоя сзади него на задних лапах, клал ему на плечи передние лапы и лизал его волосы.
Васька ни на минуту не отставал от отца, а иногда и порядочно надоедал ему. Пойдёт отец в сад читать, Васька увидит и за кустами крадётся за ним.
Отец, усевшись на низенькой скамье, погрузится в чтение. Вдруг Васька делает громадный прыжок, выбивает у него из рук книгу и, схватив её в зубы, летит в комнаты.
Какие забавные прыжки делал он по дороге!
Но Васька не только проказничал, иногда он приносил и пользу.
Был раз такой случай.
К отцу зашёл приезжий торговец и пристал, чтобы он купил у него разные вещи: походную кровать, прибор для снимания сапог, какой-то особенный мешок для путешествий по горам и ещё что-то в этом же духе.
Отец торопился докончить срочную работу и не знал, как отделаться от надоедливого посетителя. В это время в отцовский кабинет большими прыжками ворвался Васька. Он разыскивал отца по всему дому и наконец нашёл.
Торговец, увидев Ваську, побледнел и дрожащими губами спросил:
— А это кто?
— Это кошка такая — тигр, — спокойно ответил отец.
— Тогда я… До свиданья…
Торговец моментально собрал свои сокровища и исчез. Он забыл даже второпях свои калоши, а отец, смеясь, сказал Ваське:
— Вот молодец! Ловко выручил…
Васька очень скучал, когда отцу пришлось на неделю уехать в лес.
Он ходил по всем комнатам, заходил в кухню, обнюхивал всех и всё прислушивался.
На седьмой день вечером, когда Васька был привязан на ночь к своему столику, во дворе послышались голоса: это вернулся отец. Васька бросился навстречу. Цепочка натянулась, стол сдвинулся с места, и всё это с шумом застряло в дверях. Отец быстро подбежал к Ваське.
Как он обрадовался, Васька! Обнял его сапоги, лизал и мурлыкал: «ахм-ахм-ахм…» — словно смеялся с закрытыми губами.
Не помню, кто принёс нам книгу «Хижина дяди Тома», но на несколько дней мы забросили все игры, с утра уходили в сад и там читали вслух. Читали попеременно: старшая сестра Соня и я.
А младшие сёстры и соседские ребята рассаживались полукругом на траве и слушали, раскрыв рты и затаив дыхание. Дошли мы до самого печального места — как дядя Том умирал, не дождавшись освобождения. И чтецы и слушатели заливались слезами.
К Юлиному плечу, сзади, с тяжёлым вздохом прильнула чья-то голова. Вдруг Наташа, сидевшая вся в слезах напротив Юли, ка-а-ак захохочет!
Я прямо обмерла: может, она с ума сошла от горя?
А она хохочет и машет рукой на Юлю.
Взглянули — это Васька положил голову на Юлино плечо, вздыхает и даже глаза закрыл, как будто ему тоже жалко дядю Тома. Пропало наше чтение — мы прямо по траве катались от хохота.
Больше месяца прошло с тех пор, как Васька сделался членом нашей семьи. Он заметно вырос, набрался силы и уверенности. Движения его были ещё по-детски неуклюжи, но иногда, особенно когда Васька подкрадывался, становились вдруг очень быстрыми и ловкими.
Шерсть на Ваське блестела и лоснилась, как бархат. Она была золотисто-красного цвета с яркими чёрными полосами. Полосы доходили до живота. Живот был светло-серый, без полос.
Васька стал гладким и откормленным. Приятно было на него смотреть.
Целый день он умывался и лизал свои лапы и живот, отряхивался и прихорашивался. В такие моменты он очень напоминал кошку.
В комнатах он никогда не пачкал. Впрочем, случилось один раз, но это мы сами были виноваты: забыли вывести его вовремя. Когда мы спохватились наконец, Васька, недовольный, сконфуженный, морщился и громко фыркал.
Его отвязали, и он пулей вылетел в сад.
В этот день он купался с особенным старанием.
А купался он не просто, а с фасоном.
В саду вырыли круглую яму около метра глубиной и шириной. Маленький ручеёк почти до краёв наполнял её водой.
Приходила мама с мылом и щёткой. Отец приносил ведро или кружку, и появлялся Васька с целой свитой ребят.
Он очень любил купаться и этим совсем не походил на кошек.
Ваську поливали из кружки и намыливали зелёным мылом. Потом он лез в яму, становился в ней на задние лапы, передние протягивал отцу, и начиналось мытьё. Его тёрли щёткой и руками, обливали, полоскали, а он, торжествуя, стоял в яме и сопел от удовольствия. Когда мытьё кончалось, он выбирался на траву, отряхивался, катался и прыгал на солнышке.
Много было с ним возни и хлопот, но зато какой он вырастал красивый!
Васька нисколько не боялся людей. Напротив, он всячески старался привлечь их внимание.
Если случалось, что дома все были заняты и к тигрёнку никто ни с чем не обращался, не гладил его, не тормошил и не заговаривал с ним, Васька как будто обижался.
Иногда мы нарочно испытывали его терпение.
Возьмём, бывало, усядемся на полу в кружок и разговариваем.
Васька подходил и прислушивался. Он ожидал, что мы, как всегда, скажем ему: «А-а, Васюк пришёл!» — и погладим его.
А мы делаем вид, что совсем его не замечаем. Он послушает немножечко и начинает трогать лапой какой-нибудь кончик завязки у фартука или ленту в косе.
А мы ещё пуще разговариваем, но только между собой, как будто его совсем не существует на свете.
Тогда он садился тоже, пялил на нас свои широкие глаза, слушал и в удобных местах вставлял своё «угу».
Это означало, что ему уже невтерпёж становится одному.
Мы хохотали и говорили, нарочно не глядя на него:
— Ишь, как он набивается! Только смотрите не называйте его по имени, а то он сразу догадается, что мы про него говорим, и не будет больше скучать.
Так мы изводили его часами.
Он старался вмешаться в разговор, заигрывал всячески, а потом, когда уже ничего не помогало, вдруг громко зевал, широко раскрывая огромную пасть.
А пасть у него была замечательная — красная, с какой-то бахромой, и зубы, как нарочно, белые, острые и большие.
Мы забывали свой уговор, заглядывали к нему в пасть и восхищались зубами.
Васька сейчас же влезал в наш круг. Мы пробовали руками раскрыть ему рот, а он отворачивал морду и радовался: всё-таки заставил нас обратить на себя внимание.
Со всего города, из окрестных станиц и даже с гор приезжали люди поглядеть на нашего тигрёнка. Они звонили у ворот; мы бежали и откладывали палку-засов.
