Успенский Эдуард - Эдуард Николаевич Успенский
Все вороны свои дела бросили и на Василькова пикировать начали. Рвут бедного не на шутку.
Жители эту историю заметили, стали на Василькова как на аттракцион смотреть.
Тогда Васильков гримироваться начал. Щеку шарфом замотал, кепку надел и бежит в магазин как Ленин.
Только театр одного актера быстро кончился. Павлин так был устроен, что от Василькова ни на шаг. А Павлина заматывай, не заматывай — он так Павлином и останется.
Бежит загримированный жестянщик, а за ним незагримированный пес. А воронье над ними так и вьется. То одна, то другая кидаются вниз — и клюк человека по башке. А бывает, как на футболе — разгонится одна, а стукнет другая. Да совсем с другой стороны. Ба-бах! Хоть волком вой!
Тогда электрик Матвеев жестянщику Василькову предложил:
— Или ты вороненка отдай, или в Сибирь поезжай. Там нужны упрямые энтузиасты — строители коммунизма. А то еще есть такой выход — выпей ты польской морилки для дерева. Она вся на спирту. И человека черным делает. Тебя тогда не то что вороны — мать родная не узнает. И в метро все будут как негритянскому студенту место уступать.
Не захотел Васильков быть негритянским студентом. Взял вороненка проклятого, из-за которого вся каша заварилась, и пошел с ним, как с белым флагом, на середину двора. За ним шел Павлин, как адъютант, очень торжественно.
Вороны замолкли. Вообще во всем дворе как будто звук выключили.
Посадил Васильков вороненка на дерево и торжественно пошел в домино играть. И никто его не клевал. С тех пор все утихомирились. А по утрам в нашем дворе, когда вороны кричать начинают, одна несколько странно кричит, не как все. Она так говорит:
— Кар! Кар! Сидоро-козо! Кар! Кар! Сидоро-козо!
Сегодня в нашем городе
Един в трех лицах
Моему брату повезло — в нем живет один человек. В крайнем случае — полтора. А мне гораздо хуже. Во мне живут несколько. Может быть, четыре. Может быть, пять. А может быть, даже целый коллектив.
Я, например, люблю джазовую и симфоническую музыку одновременно. Болею всегда за несколько команд. А однажды я был влюблен. Причем не как-нибудь, а в четырех женщин сразу.
Это может показаться странным, и тем не менее это так. И даже сейчас, когда я женат на одной из них, остальные три нравятся мне ничуть не меньше.
Скорее всего, они нравятся ничуть не меньше не мне, а тем другим людям, которые живут во мне.
Однажды, когда у меня было немного свободного времени, я решил сесть и окончательно разобраться в том, кто же во мне живет.
Получилась следующая картинка:
во-первых, во мне живет мот и транжир (по утверждению моей жены);
во-вторых, во мне живет страшный сквалыга (по мнению моих дальних родственников);
в-третьих, во мне живет умный, честный и благородный человек (по моему собственному глубокому убеждению).
Кроме того, меня населяют:
круглый дурак,
беззастенчивый проходимец,
наивный правдоискатель.
Причем это оказалось не все. Время от времени во мне появляются и исчезают другие интересные личности. С некоторых пор я стал наблюдать за поведением моих поселенцев. Вызвали меня, например, в профком и спросили:
— Не хотите ли вы вступить в кооператив?
— А сколько это будет стоить? — первым делом поинтересовался сквалыга.
— Две тысячи.
— Пустяки, — заявил транжир.
— Вступаем, — сказал дурак.
И я действительно вступаю в кооператив. Как это ни странно, дурак почему-то пользуется внутри меня большим авторитетом!
Но самое интересное началось во мне тогда, когда я окончил заочный институт. Месяц назад.
Пригласил меня к себе главный инженер:
— Здравствуй, здравствуй. Проходи. Поздравляю с окончанием. Хочу предложить тебе работу.
— Какую?
— Технологом в цехе.
— А какой оклад? — спросил сквалыга.
— Сто десять рублей.
— Мало, — заявил проходимец, — я и сейчас получаю сто пятьдесят.
Он, как всегда, соврал. В самом деле, работая сборщиком, я получал сто сорок.
— Но деньги же — это не главное, — сказал мой собеседник. Очевидно, в нем тоже сидел свой дурак.
— А что же главное?
— А будут мне оплачивать сверхурочную работу? — снова начал задавать вопросы сквалыга.
— Не беспокойся, — ответил ему начальник. — Инженерам сверхурочных не платят. У них ненормированный рабочий день.
— Значит, можно будет как хочешь поздно выходить на работу?
— Нет. Можно будет как хочешь поздно уходить.
Дома внутри меня состоялось целое профсоюзное собрание.
— На месте инженера ты принесешь больше пользы! — кричал честный. — Надо соглашаться!
— Я тебе дам — соглашаться, — показывал ему огромный кулак сквалыга.
— Но ведь врачам прибавили зарплату, учителям тоже, значит, и инженерам прибавят, — вмешался неизвестно откуда взявшийся оптимист.
— Улита едет — когда-то будет, — возразил ему в противовес появившийся пессимист.
— Зато инженеры больше нравятся девушкам, — раздался чей-то голос. Не знаю чей.
Когда дело касалось девушек, во мне сразу появлялись два человека. Первый — хороший семьянин, заботливый хозяин и домосед. Второй — несколько рассеянный веселый холостяк.
— Правильно, — закричал он, — надо становиться инженером!
— Да, но что скажет твоя жена, когда ты начнешь приносить на тридцать рублей меньше? — возразил ему семьянин.
— Ах, простите! Я совсем про нее забыл, — смутился холостяк.
— Тебя могут уволить, — раздался чей-то голос. Не знаю чей.
— Никто тебя не уволит, — сказал умный. — Профсоюз защитит. И отдел кадров в обиду не даст!
— Да бросьте вы ругаться из-за копеек, — снова вмешался в разговор оптимист. — Рубль с каждым годом становится крепче, товары — дешевле.
— Как же, как же… — начал ему возражать пессимист, но остальные набросились на него и не дали больше сказать ни слова.
В конце концов я очень устал от этой ругани и пошел спать. Когда утром я проснулся, все уже было решено без меня.
Сейчас я уже не сборщик шестого разряда с заработком сто сорок рублей, а инженер-технолог с окладом сто десять.
Как все получилось, не знаю. Очевидно, во мне победило положительное начало. Я же говорил, что, по моему убеждению, во мне живет и честный, благородный человек.
Дежурный сантехник
Воскресенье. Середина дня. Строительная площадка возле почти готового дома-новостройки.
Высокий человек с портфелем что-то ищет в куче строительного мусора. Вот он вытаскивает из нее длинную хорошо обструганную доску и направляется к выходу.
— Ты что? Ты куда? А ну, положи, где взял! — кричит ему через окошко первого этажа какой-то строитель в спецовке и с разводным ключом.
— А чего? — оправдывается высокий человек. — Я ж не ворую. Она мне для книжной полки нужна. Все