Дэвид Алмонд - Меня зовут Мина
«Ну, ещё одно место, последнее! — заклинает Мина. — Дарем!»
И тут же видит собор, и замок, и изгиб реки под ними, а на востоке уже разгорается утренняя заря — всё ярче и ярче, словно само солнце пустилось за ней вдогонку. Со вздохом она произносит:
— Ладно! Теперь домой, спать!
И вот она уже над знакомым парком, а серебристый шнур вибрирует, мерцает и тянет, тянет её в родной дом.
Она проснулась, когда в окно пролился первый утренний свет и загомонили птицы.
— Перу, — бормотала Мина, — Элис Спрингс. Владивосток. Я там тоже побываю… обязательно…
Про заведение на Коринфском проспекте
Дни бегут быстро. Наверно, скоро и вправду наступит настоящая весна. Та семья купила дом Эрни Майерса. Теперь мама и отец угрюмого мальчика понавезли стремянок и вёдер и с утра до вечера шуруют там швабрами и щётками. А я каждый день залезаю повыше, чтобы заглянуть в гнездо. И каждый день чёрные дрозды пронзительно верещат — тррр-гик-гик! — предупреждая меня: держись от нас подальше, девочка! Ты — угроза! Ты — опасность! Верещат так громко, аж уши закладывает. Тррр-гик-гик! Тррр-гик-гик!!!
Сейчас я сижу в своей комнате, за столом у окна. Настала пора рассказать про заведение на Коринфском проспекте.
Когда мама объявила, что забирает меня из школы и будет обучать сама, нас навестили двое из отдела Городской управы, где ведают образованием. Имён не помню. Допустим, миссис Пустобрёхс и мистер Непущаль. Они сидели рядком на диване, пили чай, деликатно, маленькими кусочками откусывали печенье и проявляли всяческую заботу и внимание к нашей «сложной ситуации». Миссис Пустобрёхс (которая, видимо, берегла фигуру и воздерживалась от слоек с инжиром) краешком глаза наблюдала за мной. Я же очень прямо и чопорно сидела на винтовом табурете от пианино. Гости говорили, что юридически мама, разумеется, имеет полное право принять такое решение. Но отдаём ли мы себе отчёт в последствиях? Хватит ли у мамы сил и времени, разумно ли расходовать их таким образом? Дома — в отличие от школы — нет технических возможностей для получения достойного образования. И я буду лишена общения со сверстниками, а это обедняет жизнь подростка. Мама сказала, что мы сознаём предстоящие трудности. И готовы к ним. И будем радостно их преодолевать. И возможно, это временная мера и однажды мы вернёмся в школу.
— Или не вернёмся, — быстро вставила я.
Миссис Пустобрёхс взглянула на меня, подняв брови. Но я не отвела глаз. Дама была с серебряными серёжками, в чёрном костюме с белой блузкой. Мистер Непущаль тоже был чёрно-белым. Я уже хотела поинтересоваться, не собрались ли они на похороны, но раздумала. Зато, к собственному удивлению, произнесла:
— Миссис Пустобрёхс…
— Да, милая?
Мама метнула на меня быстрый взгляд.
— Я не вполне… поняла вопрос… — Пустобрёхс растерялась.
— Ну и пусть, — сказала я. Ещё больше выпрямила спину и уставилась за окно.
Тут мама принялась на все лады расписывать Мину и её оригинальный ум, открытый для нестандартных задач. Такому ребёнку надо уделять много времени, и она, моя мама, к этому готова. Ещё она говорила о Минином отце, о том, что Мина — единственный ребёнок в неполной семье, о том, что против нашей конкретной школы у неё никаких возражений нет, но в целом…
— А что касается технических средств, — вставила я, — у нас в саду есть очень хорошее дерево, я на него залезаю, и у меня сразу является много мыслей. А наша кухня — прекрасная лаборатория. И отличная мастерская для художников и скульпторов. А вообще, самый лучший учебный кабинет — это сам мир. Вы ведь согласны?
Мама улыбнулась:
— Как видите, у Мины ко всему своё отношение. Да и собственное мнение имеется.
Миссис Пустобрёхс всмотрелась в меня попристальней. Но её не разубедить, она наверняка думает, что Мина — дерзкая девчонка с кучей завиральных идей, которая просто выпендривается по любому поводу.
— Честно говоря, — произнесла я, глядя даме в глаза, — мы считаем школы клетками.
— Неужели? — Миссис Пустобрёхс опешила.
— Именно так, — продолжала я. — Мы полагаем, что школы подавляют в детях природную любознательность, ум и творческое начало.
Мистер Непущаль вылупился на меня, как баран на новые ворота.
Мама улыбнулась и покачала головой.
Миссис Пустобрёхс повторила:
— Неужели?
— Ужели, — ответила я.
— Прежде чем принять окончательное решение, миссис МакКи, — сказал мистер Непущаль, — вам стоит на денёк отправить девочку на Коринфский проспект.
— А что на этом проспекте происходит? — спросила мама.
— Туда мы посылаем детей, которые не могут…
— Или не хотят… — припечатала миссис Пустобрёхс.
Мистер Непущаль вынул из внутреннего кармана чёрного пиджака рекламную брошюрку и протянул маме.
— Ознакомьтесь, не повредит, — сказал он.
Ну вот, опять я вспомнила о Коринфском проспекте! Я хватаю блокнот и ручку и выскакиваю из комнаты. Об этом можно писать только на дереве! Мама в гостиной, говорит по телефону. Я на ходу беру яблоко из вазы на кухне и откусываю кусок. Надеваю кеды. На улице, похоже, холодно, так что я прихватываю куртку и шарф. Мама всё ещё на телефоне.
— Я выйду, мам! — кричу я.
Она не откликается.
— Я пойду на улицу, ладно? — кричу я снова. Прислушиваюсь. И, пожав плечами, направляюсь к двери. Но тут она как раз выходит из гостиной.
— Я — на дерево, мам, — говорю я, предъявив блокнот и ручку.
— Хорошо.
— А кто это был?
— Кто был где?
— С кем ты говорила?
— По телефону? Это Колин.
— Что за Колин?
— Колин Поуп. Помнишь? Ты с ним на прошлой неделе познакомилась, в театре. В антракте.
— А-а, этот…
Мама смотрит на меня, скрестив руки на груди.
— Да. Этот.
Этого помню. Колин Поуп, тощий высокий человек, в руке — бутылка пива.
— Он ведь приятный человек, верно?
Я пожимаю плечами. Приятный? Не уверена. Я, вообще-то, помню его весьма смутно. С какой стати я должна его помнить? И что значит «приятный»? Он пожал мне руку и сказал, что много обо мне слышал. А я, кажется, ничего не ответила. Мама с этим Колином болтали, пили пиво и грызли орешки, а я изучала программку. Пьеса называлась «Сказки братьев Гримм». Помню, я усомнилась насчёт волков: действительно ли они так кровожадны, или в сказках на них напраслину возводят? Но вслух спрашивать не стала — уж очень весело болтали взрослые.
— Верно? — повторяет мама.
— Что-то не помню.
Она усмехается.
— Пойду на дерево, — сообщаю я.
— Беги.
Я иду к двери. И замираю, не оборачиваясь.
— Что он хотел? — спрашиваю я.
— Ничего. Просто.
— Долго же вы разговаривали! Про ничего и просто.
Я закрываю за собой дверь.
Ха! Колин Поуп!
Я на дереве. Листья уже не такие нежные — растут и толстеют. Я проверяю яйца. Всё по-прежнему: на месте, все три, бесконечно прекрасные.
Дрозды пронзительно кричат: тррр-гик-гик!!!
— Да ладно вам, — шепчу я и спускаюсь на свою ветку, в густую листву. Скоро меня тут вообще видно не будет, даже снизу.
Ладно, пора вспоминать.
В тот день за мной прислали красное такси — наверно, чтобы не отвертелась и поехала-таки на Коринфский проспект. Мама отправилась со мной. Таксист был в жёлтой майке. На спине надпись: ПЕЛЕ.
Он вёл машину и поглядывал на меня в зеркальце.
— И многих вы возите на Коринфский проспект? — спросила я.
— А то! У меня с ними договор. Возить вас не перевозить. Тьма трудных детей.
Он ехал мимо парка к центру в плотном потоке машин.
— Так что историй у меня в запасе целая куча, — добавил он.
— Расскажите!
— Не могу.
Он покачал головой и, оторвав руку от руля, почесал нос.
— Конфиденциальная информация, — сказал он. — Разглашению не подлежит.
Он опустил стекло и положил локоть на бортик.
— Работу боюсь потерять, — сказал он.
Мы двигались еле-еле — мимо офисных и торговых центров. Наконец въехали на мост: над нами красиво изгибается арка, под нами искрится река.
Я поймала на себе его взгляд.
— А тебя-то за что? — спросил он.
— Вы о чём?
— Ладно, не хочешь рассказывать — не надо. Я заткнусь. Но некоторые дети любят поплакаться мне в жилетку. То есть в майку. Главное — если поделишься, — за эти стены ничего не просочится. Могила.
Я взглянула на маму. Она — на меня.
— Полагаю, это останется нашей личной тайной, — сказала мама.
— Да ладно, мам, — сказала я. — Мистер Пеле не проговорится.
— Я — Карл, — уточнил водитель.
— Хорошо, Карл, слушайте. Я совершила настоящее преступление.
— Врёшь!
— Чистая правда. Я напала на учительницу.
