Ганна Ожоговская - Чудо-юдо, Агнешка и апельсин
— Нет, все о’кей! — отвечает он поспешно. Не станет же он говорить Агнешке, что не понимает, почему девчонки интересуются Михалом, а не кем-нибудь другим из ребят. Витеку, разумеется, совсем ни к чему, чтобы им интересовались, но…
Это было на следующий день, в кухне. Ребята решили во время занятий делать небольшие перерывы, чтобы немного размяться и поесть, если кто-нибудь проголодается; последнее относилось больше к Михалу. Вдруг Агнешка предложила:
— Хотите, проделаем психологический опыт?
— Это что? — спросил Витек.
— Ну, вроде игры…
— Валяй. Только я сбегаю за хлебом с маслом, — сказал Михал.
— Тогда побыстрей.
— Ладно, возьму без масла.
Когда Михал вернулся, Агнешка сказала:
— Значит, так. Даю вам по листку бумаги. Теперь внимание, я вам продиктую три слова, а вы образуете с этими словами три предложения. Любое. Первое попавшееся. Понятно?
— Да.
— Потом проверим, что получится.
— А это не розыгрыш? — недоверчиво спросил Михал.
— Нет. Сейчас сами увидите. Итак, диктую: «глазок»… Записали? Другое слово — «подошва». И, наконец, третье — «муха». Написали? Давайте листки. Внимание: читаю предложения Витека: «В темноте светился зеленый глазок приемника. Подошва высокой горы была усеяна цветами. Стекло дрожало, как муха, попавшая в паутину».
— Очень красиво, — одобрила пани Анеля, которая незамеченной пришла в кухню.
— А теперь твои предложения, Михал. «Большой глазок жира плавал в бульоне. Котлета была жесткой, как подошва. Муха в каше ни к чему».
Агнешка, читая, с трудом сдерживалась, чтобы не расхохотаться. Михал спросил со злостью:
— Что тут смешного?
Но смех разобрал и Витека и медсестру. Агнешка не выдержала и тоже прыснула. Они катались со смеху, а при виде надутой, сердитой физиономии Михала закатывались с новой силой.
— Ну и ну! — сказала, вытирая слезы, медсестра. — Проявил ты себя, нечего сказать! Теперь выпиши и подчеркни: бульон, котлета, каша… Только компота не хватает… Ох, сил моих нет! Давно я так не смеялась!
Михал повернулся к Агнешке:
— Глупая шутка! Надо было предупредить, что писать нужно что-нибудь этакое. — Он помахал над головой руками. — А ты — любое, первое попавшееся. Вот я и написал.
— Не сердись, Михал. Это же психологический опыт. Он показал, что у тебя мало воображения. А смеялись мы потому, что у тебя вышло целое меню…
— Только поэтому, — подтвердила пани Анеля и вдруг спросила участливо: — Может, ты сегодня не обедал?
Михал, все еще сердясь, ответил резко:
— Вы о своем Пимпусе заботьтесь. Вон он у вас от жира лопается.
Витек и Агнешка онемели от ужаса: ну, теперь начнется! Но пани Анеля, как ни странно, осталась невозмутимой. Она погладила Пимпуса, которого держала на руках, и сказала:
— Я не очень ученая, но Агнешка правильно говорит: мало у тебя воображения. Будь его чуть больше, ты бы что-нибудь новое придумал. Я понимаю, тебе хотелось меня уколоть, но фантазии у тебя опять не хватило. Все-то ты на одном месте топчешься: все у тебя с едой связано. Ты мог бы выступать в передаче «Советы домашним хозяйкам». Да, воображения у тебя ни на грош, но что в тебе сидит наверняка, — добавила уходя, — это громадный солитер!
Слова медсестры произвели на Михала сильнейшее впечатление. Солитер! Что-то омерзительное! Сидит в человеке и не может насытиться: человеку приходится есть за него и за себя. Бр-р!
Первой заговорила Агнешка.
— Нет, мне кажется, что это не так… В ком сидит солитер, тот обычно худой, высохший, а ты выглядишь крепким, здоровым. И даже старше своих лет.
— Верно! — подтвердил Михал и даже надулся от важности. — А на воображение я чихать хотел. Зачем оно нужно? Скажи, зачем, раз ты такая умная. Только не изворачивайся, а говори напрямик. Ну?
— По-моему… — начала медленно Агнешка, подыскивая нужные слова, — … по-моему… воображение необходимо в любом деле… оно помогает…
— Чем? Чем? — торопил Михал. — Приведи пример. Докажи, ты, философ!
— Помогает открыть что-нибудь новое, исправить или переделать старое… — продолжала она свои рассуждения. — Помогает понять другого человека, представить, что он чувствует.
— А какое мне до этого дело? Пусть себе чувствует что хочет. Ни к черту твои объяснения! И вообще, много задаешься! Думаешь, ты умнее всех? А знаешь, ты кто? Служанка при тетке!
Агнешка так подпрыгнула, что стол закачался.
— Не прыгай. Это всем известно. А то стала бы тебя тетка держать!
— Михал, — вмешался Витек, — чушь болтаешь! Агнешка живет у тетки так же, как ты у дядьки!
— О нет! Тут большая разница! За меня мама деньги присылает!..
— Я пойду… я уже все сделала, — поднялась Агнешка из-за стола с таким растерянным видом, что даже Михал был озадачен.
— Постыдился бы! — Витек был возмущен до глубины души. — Что за гнус в тебе сидит! Ко всем пристаешь, всех изводишь!
— А что я такое сделал? — Михал был искренне удивлен. — Что я сказал? Неправду? Правду сказал. Нет разве? Ведь учительница ее содержит!
— А тебе какое дело?
— А какое ей дело, есть у меня воображение или нет? Все меня обсуждают, а мне слово вставить нельзя? Нет уж! Дудки! Я как говорил правду, так и буду всегда! Никто мне этого не может запретить! Понял? Правда для меня — все!
— Понял. А что ж ты про свою любовь к правде сегодня в школе забыл?
— ??
— Когда математик тебя похвалил за то, что ты меня хорошо подтянул. И что домашние задания у меня всегда сделаны.
— А-а-а… что я должен был говорить? Только время терять. Не все ли равно? Какая разница?
— Ну, и вышло, что ты отличный товарищ.
— А что? Нет?
— Ты только себя любишь! — сказал задумчиво Витек. — Ты все примеряешь, подходит тебе или не подходит…
— Все умные люди так поступают и тебе тоже советую. Что это ты мне речи толкаешь? Воспитатель нашелся! Одна кончила, так этот начал! Давно ты стал такой разговорчивый?
— У тебя научился!
— Вот видишь, значит, со мной водиться полезно, — сразу подобрел Михал. — Еще тебе надо мышцы подкачать, а то смотри, какой ты хилый. Слушай, а может, это у тебя солитер?… Умора! А?! Ох, сказал, и сразу есть захотелось! — рассмеялся он и помчался к себе в комнату.
После ужина, укладывая в портфель учебники и тетради, Михал взглянул на тетрадку с сочинением и даже поморщился. Учительница велела ему дать тетрадку на подпись дяде. Церемонии! За стенкой живет, а надо ей, чтобы дядя расписывался.
— Дядя, подпишите, — сказал Михал, подсунув Чернику тетрадь. — Пани Толлочко велела.
— Зачем? Под одной крышей живем…
— То-то и оно, — начал было Михал.
Но тут механик заметил злосчастную двойку, поддерживаемую двумя жирными минусами.
— Ой, двойка!
— Двойка.
— Мне это не нравится. А ты так легко говоришь!
— Мне тоже не нравится, но раз пани Толлочко взъелась на меня, то хоть из кожи лезь, ничего не сделаешь…
— За что же она на тебя взъелась?
— А я знаю? Может, из-за кошки? Я случайно впотьмах наступил ей на хвост. Ну, кошка как заорет, учительница выскочила — и на меня!
— А ты небось в долгу не остался: я тебя знаю.
— Даже ни-ни! Что ж я, дурак? Не знаю, что значит с ней заводиться? И вот видите, отомстила.
— Так-так, отомстила. Ну, давай тетрадь. Что ж тут так мало?
— Я не виноват. Был бы товарищ дома, я бы побольше написал. Я, наверно, раз пять звонил, и никто не открыл.
— Не мог про другого товарища написать? Про Витека, а? Или из головы выдумать.
— Другие очень далеко живут. А Витек не в счет, потому что слишком близко, а выдумывать я не умею. Для этого нужно иметь это… как его… воображение. А у меня нет. Даже Агнешка сказала, что нет.
— Ох, Михал, Михал, не хочешь ты ладить с людьми. Смотри: Агнешка со всеми по-хорошему, и о ней никто слова плохого не скажет.
Глава IX
По воскресеньям обычно бывало тихо: никто никуда не спешил, не стучался в ванную, не нервничал из-за того, что на газовой плите некуда поставить чайник. Жильцы поднимались поздно. Иногда занимались уборкой, стиркой, гладили белье, готовили обед — тот особенный воскресный обед, который люди едят не торопясь, всей семьей.
Но иногда случались и мелкие конфликты.
Этот воскресный день начался просто ужасно.
— Здесь было ровно шесть котлет! Ровно шесть! — завопила с самого утра старушка Шафранец и стала показывать выскочившим соседям содержимое кастрюли. — А теперь их четыре! Я всегда беру в магазине такой кусок мяса, чтобы у меня выходило шесть котлет. Конечно, до войны я этого не делала, этим занималась прислуга. Но какие тогда были котлеты! Не то что теперь! Разве можно сравнить! Но и эти кошка сожрала!
— Что же вы так кричите?
— Буду кричать! Лопнуло мое ангельское терпение! Больше такое вынести невозможно…
