Все о моем дедушке - Анна Мансо
Это были последние слова, которые произнес дедушка в нашей прежней жизни. Новая наша жизнь, вконец запутанная и непредсказуемая, незаметно началась, пока я входил в школу отсиживать последние два урока, а дедушка ехал через город навстречу хаосу.
Едва дедушка вошел в свой кабинет, к нему явилась полиция. Вот почему Анхель за мной не приехал, а о том, чтобы предупредить меня, никто не вспомнил. Но я еще ничего не знал. Я в замешательстве позвонил дедушке, но оба раза попал на автоответчик. Анхель тоже не брал трубку.
Деньги у меня были, так что я мог поехать на такси. Или погулять с Лео, Кларой, Начо и кем-нибудь еще, кто соберется, в парке в центре квартала; мы его звали кошачьим парком, потому что там обитала куча бродячих кошек. Начо все два урока болтал с Кларой и вызвал ее на состязание в парке — придумал какой-то триатлон.
— Надо, чтобы ты был, — сказал он мне. — Если не придешь, Клара откажется.
Но я уже и без того натворил за сегодня дел.
— Слушай, сегодня никак, я с дедом договорился.
— Прошу тебя, Сальва…
— Да не могу… — И я добавил громче, чтобы и Клара слышала: — Клара, я не смогу присутствовать при том, как ты уделаешь Начо. Но в пятницу отметим твою победу.
Клара пожала плечами, как будто говорила: «Дело твое, но ты многое теряешь».
И они ушли, обсуждая, как я не вовремя устроил эту глупость с мотиком. Мне совсем не хотелось делать доклад про Даниэля Каноседу, но я решил, что надо его закончить к приезду отца, чтобы показать: под дедушкиным присмотром у меня всё отлично.
Дома мне навстречу вышла Тереза, очень взволнованная.
— Дедушка тебе не звонил? — спросила она.
— Нет. Мы договорились, что Анхель меня заберет, но он так и не приехал. И никто трубку не берет.
Она на секунду застыла с раскрытым ртом.
— Уже…
Что-то в ней показалось мне странным. Я присмотрелся, не причесалась ли она часом. Но нет, дело было не в волосах. Тут я понял: у нее рабочий халат был криво застегнут.
— Наверное, забыл. Он звонил и сказал, что задержится. Что у него много работы. Я кекс испекла. Немного подгорел, но ты всё равно поешь.
— Отравить меня задумала? Ты разве не знаешь, что в подгоревшей еде сплошные канцерогены?
Тереза проигнорировала мою шутку, развернулась и ушла на кухню. Я поднялся к себе в комнату положить рюкзак, а когда спустился, услышал, как Тереза говорит по телефону:
— Откуда я знаю, как сделать, чтобы он не включал…
Увидев меня, она сразу повесила трубку.
— Что мне нельзя включать?
— Душ, не закрыв шторку.
На кухне (огромной, гигантской, как в журналах; ее, кстати, пару раз снимали для журналов про интерьеры) меня ждали стакан молока и кекс. Я хотел включить телевизор, но пульт куда-то запропастился.
— Я тоже искала и не нашла, — сказала Тереза. — Наверное, Маркос куда-то сунул.
Маркос и Исабель — филиппинская пара, дедушкина домашняя прислуга. Они занимаются садом, всякой работой по дому, чинят кое-что. Никогда не видел, чтобы они смотрели телевизор.
В гостиной у телевизора тоже не было пульта. Тут позвонили в дверь. Тереза, жутко нервная, кинулась к видеофону:
— Иду! Иду! Мальчик мой, не открывай! Не открывай!
Я слышал, как она сняла трубку видеофона, и тон ее ответа меня встревожил:
— Что? Я не знаю, можно ли вас впускать. Мне таких распоряжений не давали.
Я подошел поближе и похолодел. На экране видеофона были два человека в форме полиции женералитета. В ужасе я подумал, что они пришли арестовать меня за вождение без прав. Что тот мужик из муниципальной полиции всё-таки дал ход делу и теперь меня пришли искать.
— Подождите минуту. Мне нужно поговорить с сеньором Каноседой…
У Терезы дрожал палец, занесенный над кнопкой ворот. Я вконец запаниковал и уже стал представлять, каково мне придется в колонии для несовершеннолетних — правда ли там всё так плохо, как в кино показывают. Или хватит ли у дедушки связей, чтобы меня вытащить. Рядом Тереза пыталась дозвониться до дедушки и приговаривала:
— Матерь божья, матерь божья, не отвечает, он не отвечает…
Полицейские прошли через сад и остановились перед входом в дом. Тереза отперла, но встала в дверях.
— Не пущу. Хозяина нет дома, я не смогла с ним связаться.
Твердость этой женщины, которая старалась защитить меня от ареста, меня растрогала. Я готов был броситься ей на шею.
— Тереза, я не нарочно… Дедушка уже говорил с теми полицейскими…
— Да ты о чём, Сальва? Прошу тебя, замолчи и иди наверх! — взвизгнула она.
Тереза была права: и с какой стати я сам себя начал обвинять прямо перед полицией? И без адвоката! Я по сериалам точно знал — так делать нельзя, а тут расклеился и выставил себя полной бестолочью, можно сказать, признал вину. Но когда я уже собирался уходить, полицейские начали настаивать. И их слова совсем меня не успокоили:
— Сеньора, у нас есть ордер на обыск, выданный судом. Вы обязаны нас пропустить. Сообщайте кому считаете нужным, но я и мои коллеги, которые сейчас ждут на улице, войдем и сделаем свою работу.
— Мне не удалось поговорить с сеньором Каноседой… А вы не можете с ним связаться? Это же вы были в фонде?
— Будьте добры, откройте ворота нашим коллегам. И проводите нас в кабинет сеньора Каноседы и в его спальню.
Тереза сдалась. Еще человек пять в форме вошли в дедушкин дом и принялись всё осматривать. Я бегом поднялся к себе в комнату и бросился к ноутбуку — разбираться, что за хрень происходит. Во всех новостях фонд Каноседа был первой строкой. Полиция явилась без предупреждения и устроила обыск в штаб-квартире. Искали доказательства экономических преступлений. Вот я дурак-то: подумал, что это за мной пришли аж из полиции женералитета — будто им заняться больше нечем, кроме как ловить пацана, который на мотоцикле проехался без прав.
Тереза вошла ко мне без стука, против обыкновения, и даже не извинилась. Мир однозначно перевернулся.
— Мне удалось поговорить с твоим дедом. Обещал, что позвонит тебе, как только сможет. И сказал, чтобы ты не верил ничему, что о нем говорят.
— Его арестовали?
— Да ты что, упаси господи!
— А зачем полиция приходила в фонд?
— Какой-то донос — не все налоги будто бы уплатили… Я в этом не разбираюсь. Ладно, запирай-ка дверь и спокойно жди звонка от дедушки. Или от родителей.
