Илга Понорницкая - Открытые окна
И только когда мы уже накупались так, что руки-ноги дрожали, оказалось — нас видели!
Мы лежали, зарывшись в песок. Не хотелось ни разговаривать, ни думать.
И тут вдруг откуда-то раздалось:
— Ррр! Гав! Гав! Ррр! Гав!
И сразу понятно было: это не собака, это человек дразнится.
И верно, лаял какой-то паренёк.
Он появился неожиданно. Мы увидели, как он поднялся из ложбинки между холмов, а за ним — ещё двое. И что они хотели от нас, было понятно сразу — по их лицам. Я подумала: вот такие когда-то доводили папу: «Эй, очкарик!»
— Очкарики собакинские! — сказал один парень.
Он захватил под ногами у себя пригоршню грязи, тут же слепил комок и кинул Косте в лицо.
Костя опешил.
— Ты что…
Снял очки — у него минус шесть, потянулся за майкой, чтоб протереть стёкла, и тут в него другой комок полетел, и меня тоже стукнуло что-то в грудь, а потом сразу в подбородок. Стало больно, и на зубах заскрипел песок.
— Попробуйте, собакинские, нашей грязцы, — сказал другой, чернявый, улыбаясь во весть рот.
Костик вскочил на ноги. Я знаю, как это, без очков: всё мутное. Но врага, подошедшего к тебе вплотную, ты видишь ясно. Костя поднял руку, защищаясь от одного. Но их уже трое рядом — не ясно, на кого смотреть… И тут я закричала, как только могла:
— Не трогайте его!
Вцепилась одному в майку — и тут же отлетела в песок. Ногу внутри чем-то кольнуло, сразу от пятки до живота. Я громко вскрикнула.
Парень, который меня толкнул, глянул сверху. Сказал беззлобно, скорей с удивлением:
— А ты не лезь. Видишь — мужики говорят между собой!
Как будто Костя мечтал с ними поговорить!
Когда я подняла голову — увидела, что он тоже лежит. Нет, он ползёт — туда, где лежат его шорты! И вот уже… У него в руках железка, которую он нашёл вчера. Которой вырыл яму в саду, в малиннике.
Ею не только рыть землю можно! Костя вскочил на ноги — и держит её перед собой. А двое мальчишек прыгают вокруг него, боясь приблизиться. Я видела: им жутко, и в то же время — их охватил весёлый и злой азарт. Как будто это игра такая — «повали Костю». И — не получи при этом железкой по мозгам. Им в удовольствие прыгать вокруг него, пружинить сильными ногами… Каждый старается вытянуть ногу так, чтобы Костикову ногу зацепить, чтобы он снова упал.
А третий, чернявый, гляжу, поднимается и растирает бедро — Костик, что ли, сбил его с ног? Всё так быстро, что я вижу происходящее только кусками, кадрами… К Костику парень подходит сзади, пока двое отвлекают его…
Я думала, что с места сдвинуться не смогу, так ногу зашибла. Но нет, оказывается, я прыгнула, и я уже на спине у парня сижу! И тереблю его за уши, он орёт и вертится волчком вместе со мной.
И тут… Пальма, Пальмочка прыгает на грудь одному из тех, двух, что пытаются Костика свалить. И валит его самого в песок!
А его дружок отпрыгивает сам, как будто у нас есть ещё одна собака.
Так, Пальма, так!
— С ума, что ли, сошли! — кричит нам тот, что лежит под Пальмой.
Приятели не собираются его выручать.
Пальма — это не то, что мы с Костей. Она упёрлась ему в грудь передними лапами, прижала к земле. Слюна капает ему на лицо. Парень слабо шевелится.
Я вижу, что одна сандалия у него подвязана синей ленточкой. Ленточка обвивает и ступню, и щиколотку. Спереди перекрещивается.
Новые сандалии в магазин никак не завезут!
Он дрыгает ногой в подвязанной сандалии.
Я смотрю — и не знаю, что делать. Думаю: «На его месте я бы со страху умерла!».
Но он живой. Он, вроде, даже постарался успокоиться. Собака не должна видеть, что её боятся…
Мне показалось — или он в самом деле что-то сказал Пальме, тихо, тихо…
Парень видит, что я смотрю на него. И он старается теперь поймать мой взгляд. Он поднимает голову с песка…
Если глаза встретятся — значит, я стану с ним разговаривать. По-человечески…
Как будто они по-человечески к нам подошли…
— Ну что, мир? — спрашивает парень.
Он уже взял себя в руки. Выровнял дыхание. И говорит так, точно стоит рядом с нами. Точно не под собакой, примятый, на песке лежит.
Смотрит на нас так, будто мы какие-то правила нарушили.
Костя щурится, я знаю — без очков чувствуешь себя беспомощным. Он только догадываться может, что вот это пятно — пальма… И вдруг он жёстко, по-хозяйски, говорит:
— Ладно, Пальма, назад.
И парень тогда садится и выдыхает:
— Пальма? Ёжик солёный! А я-то смотрю… Это баб-Анина Пальма.
И у меня само вырывается:
— Ёжик солёный!
Так, что все три наших врага оборачиваются к нам.
Костик вздрагивает.
Не зря мы брат и сестра! Я вижу, что он понял!
Но надо проверить.
Большая собака подарила мне ощущение странной силы, уверенности, какой я раньше не знала. Никогда мне не приходило в голову командовать кем-то. А теперь — запросто…
— Ну-ка, — говорю я этому, с ленточкой на ноге, — скажи снова: «Ёжик солёный!».
Мы же слышали, как он говорил «ёжик солёный» в микрофон!
А камера у него не работала, и мы ни разу его не видели.
— Ёжик солёный, — растерянно повторяет парень.
И Костя выдыхает:
— Ты Макар из Липовки!
Тот парень, что хотел ударить его сзади, начинает услужливо объяснять:
— Он Лёнчик. Лёней его зовут! Но — да, да, он из Липовки.
— Это бабанина собака, — снова говорит Макар. То есть Лёнчик.
А третий парень, чернявый, в растерянности кивает на нас:
— Это же наши, липовские. Я понял — командировочные они, те самые. Их с мамкой в Собакино и на квартиру никто не пустил.
И тот, что сзади напасть хотел, подтвердил:
— Ну да, тёть Марина моей мамке рассказывала. Их одна баб Аня пустила.
Костя, сидя на корточках, зачерпывал воду из пруда — умывался. Чернявый держал его очки. Лёнчик, бывший Макар, спрашивал у меня:
— Что ж вы не сказали, что вы не собакинские?
Недоразумение
До Лёнчика не сразу дошло, что Костя и есть тот парень, с которым он в тазоголовых играл и кому хвастался, что космонавт помахал ему. Тот Костя был в виртуальном пространстве, а этот — здесь.
— Я же писал тебе, что приезжаю! — втолковывал ему Костя.
— Когда писал? — не понимал Лёнчик.
Костя начинал припоминать.
— Да утром, перед автобусом. Позавчера, в понедельник…
И было странно: всего-то позавчера мы были в городе! Мне вдруг показалось, что мы живём в деревне давным-давно.
— Позавчера! — отозвался Лёнчик. — Да я уже три недели компьютера не вижу. С тех пор, как Андрей Олегович уехал в отпуск. Он мне хотел ключи оставить, да я говорю: куда мне летом? Не до компьютера же, работать надо.
Он поглядел на свои руки.
— Пальцы, — говорит, — стали такие, что осенью по кнопочкам не буду попадать.
Руки у него и впрямь были тёмные, загрубевшие. Под ногтями грязь. Он поднял обе руки, чтобы мы лучше видели. И Пальма, лежавшая спокойно, тихо зарычала на него. Мало ли, с чего это он руки протягивает…
Видать, Анна Ивановна так чётко объяснила ей, что мы свои, что Пальма и усвоила сразу назубок: нас надо защищать.
— У, псина, — сказал один из Лёнчиковых товарищей.
Я тут же съязвила:
— Да уж, не повезло вам, что мы с собакой!
Костя погладил её между ушей.
— Пальма спасла нас.
Лёнчик кивнул:
— Она всех спасла. Ты бы нам головы пальцем раскроил. А потом сел бы. Или родителям пришлось бы отвечать…
Я, кажется, одна заметила, как он сострил. Совсем не смешно. Как будто Костя такой герой, что одним пальцем их бы победил. Все видели — у него железка…
Костя сказал:
— Это — оборона.
Лёнчик подумал и стал оправдываться:
— А что обороняться? Не собирались мы вас бить.
Чернявый ему поддакивает:
— Так само вышло. Мы ведь только пугнуть хотели, как всегда.
Лёнчик объясняет:
— Собакинских пугнёшь, когда их мало — они и улепётывают…
— Собакинские — слабаки, — поддерживает его чернявый. — Вот у них — пляж, а ты скажи, кто у них плавать-то умеет?
Как будто Костя знает хоть кого-то из собакинских.
— Они и на турнике не могут, — злобствует чернявый. — Хотя у них площадка… В школе Максимов повиснет на турнике и ногой делает вот так…
— Да ладно тебе, Игорь же всё может, — перебил его Лёнчик. — И Андрей Еловых…
Чернявый нехотя согласился:
— Ну, только они двое.
И снова к нам повернулся:
— А тут гляжу — странные собакинские что-то. Дерзят нам…
— Ага, — подтвердил и третий их товарищ. — Мы думали, они забыли, с кем говорят. Пора напомнить… Это вышло…
Он задумался, припоминая слово.
— Это. Вот. Недоразумение.
Я уже поняла, что Лёнчик в их троице главный. Того чернявого, что лаял по-собачьи, а после удирал, Шуриком звали. Это оказался Катин брат. А того, что сзади напасть хотел, звали Серёгой Ужовым. У него было тонкое, красивое лицо. Длинные, пушистые ресницы — хлопьями вокруг глаз. Такие ресницы — мечта любой девчонки.
