Александр Батров - Завтра - океан
Это была правда. Валерий Стуржа все свое время отдавал футболу. Возвращаясь домой, с головы до пят покрытый пылью стадиона, он счастливо улыбался. Наконец-то он свободен! Ни Борис, ни Коля, ни Вадя не заставят его сидеть за книгой!
Но прошла всего лишь неделя, и Стуржа почувствовал, что его тянет к школьным друзьям. И неожиданно Валерий принял решение.
Он пришел на берег Отрады.
В это время Борис, полулежа на корме «Анастасии», глядел, как Липецкий красил маленький камбуз светло-серой краской.
— Липецкий, быть тебе коком… Ты не зря красишь камбуз! — крикнул Борис и состроил насмешливую гримасу.
— Буду, если меня назначат, — спокойно ответил Липецкий.
— Назначат, не беспокойся, — подтрунивал Борис, — больше некого. А по мне, лучше утонуть, чем быть коком. Не терплю кастрюльного царства!
При этих словах Петр Ильич, который учил Шевчука, как нужно вязать узлы, нахмурился, что с ним случалось редко. По-видимому, он хотел что-то сказать, но, увидев на берегу Стуржу, отвернулся от Бориса и приветливо махнул Валерию рукой.
Стуржа был странно одет. На голове болельщика сидела малиновая жокейка с козырьком, похожим на арбузную корку. Его костюм из парусины был настолько широк, что в него свободно вошел бы еще один Стуржа. В одной руке он держал удочку, а в другой — небольшой, литров на десять, бочонок с бронзовой ручкой.
Вряд ли кто-нибудь из самых знаменитых путешественников выглядел так живописно.
— А я с вами, — голосом, словно это было самое обыкновенное дело, объявил Стуржа.
— Куда с нами? — удивилась неразлучная тройка.
— В море.
— А футбол?
Валерий махнул рукой, как человек, который твердо решил пожертвовать всем, чтобы не расставаться с друзьями, и сказал:
— Бочонок пригодится для неприкосновенного запаса воды. Его прислал вам мой отец, бондарь…
— А разрешат ли тебе родные отправиться с нами в путь? — спросил Петр Ильич.
— Решено, — живо ответил Стуржа. — Еще сегодня утром отец мне сказал: «Валерий, иди и попросись на парусник, может быть, морской ветер выдует из тебя увлечение футболом…» Только напрасно: я мяч крепко люблю.
В этот вечер, оставшись на водной станции, Петр Ильич и Матвей Корнеевич принялись составлять судовые роли «Анастасии».
Утром они стали известны экипажу:
Прохоров Матвей Корнеевич — капитан.
Матюшенко Николай Сергеевич — матрос 2-го класса.
Попов Вадим Максимович — матрос 2-го класса.
Чижиков Алексей Георгиевич — матрос 2-го класса.
Херсоненко Василий Семенович — матрос 2-го класса.
Чижикова Нина Георгиевна — фельдшер.
Ифанов Борис Михайлович — кок.
Борис покорился. На море дисциплина железная. Правда, он был недоволен и свое недовольство выражал степенным ворчанием:
— Почему я? Почему не Нина? Она девочка, хозяйка.
— Тебе это очень подходит, ты прирожденный кок: толстый, солидный, — утешал товарища Вадя. — Назначь меня коком — я бы и глазом не моргнул. Кок — это тот же матрос, особенно на паруснике.
Но Борис ворчал:
— Какой же я повар? Все будет гореть. Однажды я жарил яичницу с макаронами, и она вспыхнула, как нефтеналивное судно. Команда выбросит меня за борт…
— Выбросим и не пожалеем. Ты должен сытно и вкусно кормить команду. Мы поможем тебе, не бойся. Почитай поваренную книгу. Коля, у твоей мамы, кажется есть…
На берегу, где стояла «Анастасия», стали появляться родные будущих моряков. Они с видом знатоков тщательно осматривали шаланду.
Елена Александровна, увидев сына, едва помещавшегося в камбузе, с поваренной книгой в руках, хохотала до слез. Сюда приходили девчонки, подруги Нины, особенно часто — черноглазая Майя Фомина.
На Бориса, который все знал и старался говорить боцманским басом, она глядела, как на героя.
— Ах, как бы мне хотелось пойти в плавание! — призналась Майя.
— Тебя-то еще не хватало! — ответил Борис. — Сиди лучше дома.
Нина сердито взглянула на Бориса, взяла Майю под руку и направилась с ней к Матвею Корнеевичу.
Вскоре были объявлены и судовые роли «Стрелы»:
Белов Петр Ильич — капитан.
Липецкий Ефим Захарович — матрос 2-го класса.
Стуржа Евгений Богданович — матрос 2-го класса.
Шевчук Александр Афанасьевич — матрос 2-го класса.
Фомина Майя Алексеевна — фельдшер.
— И она!.. — Майя решительно не нравилась Борису, а почему, он и сам хорошо не знал. — Она все время говорит «ах» и вертится… Нет, она — не Нина! — признался он Ваде.
— Конечно, до нашей Нины ей далеко, — сказал Вадя. — А все-таки славная девчонка! Она интересуется ботаникой и бабочками.
— Что ж, пусть идет, — не очень охотно согласился Борис.
Все свободное время, а теперь его хватало от зари до зари, команды шаланд проводили на берегу. Мыли и скребли палубы, сооружали на «Стреле» камбуз — маленький очаг, накрытый футляром из листовой жести, — ловили бычков, купались, отдыхали, слушали море, вечно зовущее, живое.
— В нем всегда музыка, — сказал Вадя. — Море еще хороший рассказчик, только нужно понимать его язык.
— С чем только не сравнивают море! — задумавшись произнес Шевчук. — Оно — как пламя голубое!
— Верно, как пламя! — Нина заслонила ладонью глаза и спросила: — Скажи, Липецкий, какое сегодня оно? Ты пишешь стихи…
— Я бы сказал, как Горький, — смутившись, ответил Липецкий, оно сегодня смеется.
— Море — как футболист! — вдруг заявил Стуржа. — В нем великолепный натиск.
Против сравнения Стуржи восстали. Все спорили. Все были правы, возможно был прав и Стуржа…
Море спало. Волоча за собой серебряный хвост воды, вспененной мощным винтом, к гавани приближался океанский теплоход «Курск», ветеран Черноморского торгового флота.
Шли последние приготовления. Петр Ильич проверил на воде каждого из команд обоих парусников. Стуржа и Шевчук хорошо шли против волны. Борисом, Вадей и Колей он не мог нахвалиться.
Зато Херсоненко и Майю Фомину он так тренировал, что те с трудом выходили из воды.
— Ничего, ничего, — ободрял их Петр Ильич, — это оттого, что вы еще не соблюдаете ритма дыхания. Наладится.
А Матвей Корнеевич показывал, как нужно управлять парусами, объяснял, как по звездам определять путь, и старательно обучал сигналам на море: днем — флажками, а вечером — фонарем.
Водную станцию стали подготовлять к сдаче седьмому классу «А» по инвентарному списку. Список составил Борис Ифанов, который не забыл внести в него даже флюгер на крыше.
Была избрана и хозяйственная комиссия. В нее вошли: Петр Ильич, Матвей Корнеевич, Борис, Вася Херсоненко и Липецкий. Председателем выбрали Бориса, казначеем Липецкого. Путешествие финансировали родители. Когда собралось сто двадцать рублей, Борис заявил:
— В целях экономии, в интересах…
Тут все удивились необычным для Бориса словам и рассмеялись.
Борис не смутился. Не обращая внимания на смех, он продолжал:
— Ну да, в целях экономии мы будем ловить рыбу, рвать мидии и, может быть, даже охотиться…
— Верно, — сказал Вася Херсоненко. — Давайте совсем без денег. Ну, например, мы путешественники, потерпевшие кораблекрушение… Нам все надо добывать…
— Введем самую суровую экономию, — сказал Борис. — А если похудеем — ничего. Для нас даже лучше…
— Ну, в отношении экономии Борис, того… Перехватил. Скупиться не будем, — сказал Петр Ильич, — а рыбачить будем. Это хорошо. Судовые запасы пополнятся свежей пищей. А теперь… — Петр Ильич выдержал недолгую паузу и отдал команду: — Поднять сигнал «К плаванию готовы!»
Сигнальные судовые флажки вспорхнули вверх и затрепетали на вышке.
Задумавшись, глядел на флажки и Петр Ильич. В последнее время он часто оставался ночевать на берегу — то на водной станции, то у Матвея Корнеевича, с которым он крепко подружился. Теперь все старались приходить на берег как можно раньше. Приносили с собой хлеб, огурцы, масло, иногда перловую крупу. Коля брал длинный шест с металлическим черпаком на конце, влезал на скалы и рвал со дна мидии — черные двустворчатые ракушки.
Из перловой крупы и мидий Нина варила плов. Выходило удивительно вкусно.
19
Еще склянки не пробили шести утренних часов, как на берег пришли провожающие. Среди них были папы и мамы, педагоги и школьники. Пришел и дворник Никита.
Он бережно держал в руках клетку с голубем.
— Дорогие хлопцы, — сказал он, церемонно поклонившись ребятам, — сердечно прошу вас испытать голубка. Отпустите его с Тендры[1] с письмом ко мне, окажите любезность.
— Пожалуйста, дядя Никита!
Пока Борис привязывал клетку с почтовым голубем к мачте, Никита говорил:
— Глядите за ним, дорогие хлопцы. Кормите три раза в день коноплей — вот она в кульке, — поите чистой водой.
