Эндре Эриксен - Осторожно, Питбуль-Терье!

— Интересно посмотреть, как выглядит этот так называемый питбуль…

Согласно плану, теперь Терье должен отступить, занять место на верху склона и стоять там с угрожающим видом. Еще он должен непрерывно дергать Тюпу за хвост, чтобы она злилась. Его задача — как можно быстрее ворваться в бункер и выкурить оттуда Курта и прочих. Я должен буду сбежать вместе с ними.

Курт отодвигает задвижку и налегает на дверь, открывая ее.

Под дверью стоит Тюпа. Одна. Она как-то меньше, чем мне запомнилась. Бритая, но с клочками волос она кажется жалкой. Не питбуль, одно слово. И даже то, что она дрожит от холода, не спасает положения. Поводок волочится по земле. Конец его в руках у Терье. Тот стоит на верху склона и истошно командует:

— Тюпа, фас! Фас!

Курт ржет. Девицы хохочут. Рогера аж трясет от смеха.

— Это ты, что ли, питбуль, да, киса? — говорит Курт.

— Не киса, а сумчатая крыса, — говорит Ханне, и смех набирает новые обороты. Боясь себя выдать, я тоже подсмеиваюсь со всеми заодно.

Бедная Тюпа смотрит на нас затравленно. Потом начинает вавкать на свой манер. Рогер и прочие только ухмыляются все более надменно. Тюпа вавкает громче и громче, но наконец-то появляется какое-то подобие «гав». Оно не особенно впечатляет. Откровенно говоря, питбуль из Тюпы никакой, ну максимум на три с тремя минусами.

Наш план полностью провалился. Счастье только, что согласно плану я вроде как из одного лагеря с Куртом и прочими. У меня начинается почесуха от одной мысли, как я бы сейчас стоял там вместе с Терье. Вид у него вполне дурацкий. Он как будто сдулся и уменьшился, на перекошенном лице гримаса испуга. И он отчаянно тянет Тюпу за поводок.

Тюпа пятится к нему и столь же отчаянно тявкает.

— Какая же ты уродина! — говорит Курт. Он садится на корточки и протягивает к Тюпе руку.

Она смотрит на нее недоверчиво, но лай делается тише.

— Она еще щенок! — говорит Терье каким-то детским тоном. Звучит это смешно. Бедный мальчик.

Курт подходит к Тюпе.

— Иди ко мне, пусик, — говорит он медовым голосом, сюсюкая. Тюпа перестала вавкать. Она быстро-быстро сопит, принюхиваясь. Потом утыкается носом Курту в руку и начинает ее лизать. Теперь Курт точно не поверит, что она питбуль. Терье пора уносить ноги, пока жив. Мне надо срочно подать ему сигнал. Я оглядываюсь на него. Он наморщил лоб, и брови нависли над глазами, как козырек. Я посылаю ему строгий взгляд, кивая в сторону леса. Сваливай. Но Терье только недоуменно переводит взгляд с леса на меня и обратно. Я делаю еще более зверское лицо и сурово киваю на лес. Но Терье отрицательно мотает головой. Лицо его каменеет.

Курт начинает чесать Тюпе шею под подбородком.

— У нее собачье бешенство! — кричит вдруг Терье.

Курт отшатывается и отдергивает руку.

— Ха-ха-ха! — смеется Ханне. — Очень смешно!

Тюпа натянула свой поводок до предела и кидается на отступающего к дверям Курта, чтобы вцепиться в него. Терье подходит ближе, чтобы дать Тюпе больше свободы. Курт как будто улыбается, но как-то криво. Свет из бункера падает на Тюпу. Глаза у нее кажутся черными, и вообще она опять выглядит злобно, как питбуль.

— Нет у этой собачонки никакого бешенства! заявляет Ханне.

— Поэтому она такая лысая, — объясняет Терье.

Курт и прочие разглядывают Тюпу новыми глазами. Терье прав: бритая собака со струпьями раздражений, порезами и клочками волос выглядит как больная чем-то очень нехорошим. Меня даже досада берет. Как же я сам об этом не подумал?! Мог бы сообразить и учесть в наших планах. Теперь остается только играть на этом как можно лучше.

— Ой, правда, — говорю я, — у нее пена в углу рта.

— Где? — говорит Курт, и теперь совершенно явно, что голос у него дрожит. Он трет о штанину руку, которую лизала Тюпа.

— Справа! — отвечаю я.

— Вижу… — испуганно тянет Курт.

— Пена — первый признак бешенства, — продолжаю я.

— А я ничего не вижу, — вздыхает Ханне.

— Я вроде вижу, — говорит Кари.

Терье спускается по склону, и Тюпа подвигается еще ближе. Курт и Рогер пятятся, в дверях бункера образуется пробка.

— Отдавайте бункер, или я ее спускаю! — кричит Терье. Он наклоняется. Берет Тюпу за ошейник и отстегивает поводок.

— Фас! — кричит он.

Но Курт успевает захлопнуть дверь.

В бункере

На улице шумит и беснуется Терье. Железная дверь гукает от каждого его удара. В промежутках слышится слабосильное тявканье Тюпы.

Курт сидит в кресле. Он весь сжался и старается отодвинуть облизанную руку как можно дальше — он положил ее на краешек подлокотника. Время от времени он смотрит на нее и как-то нервно улыбается, Ханне сказала, что все ерунда и никакой опасности нет. Но сама отошла к амбразуре. Когда Курт попросил хотя бы поцелуйчик, она сказала, что не хочет. Сейчас вот — не хочет.

Так славно снова оказаться в бункере. Если не смотреть на теток на стенах и представить, что мои плеймобили на месте, то тут хорошо, как раньше.

План был, наверно, небезупречный. Что-то в нем было продумано идеально, что-то похуже. Тем не менее, я проник в бункер. И никто здесь не в курсе, что я как бы друг Терье.

— Все-таки маловероятно, что это бешенство, — говорит Курт.

— Бешенство, конечно, — говорит Рогер. Он шагает взад-вперед по бункеру и то и дело бросает встревоженный взгляд на дверь.

— Вид у нее нездоровый, — говорит Кари.

— Она наверняка больна, но это не обязательно бешенство, — говорит Курт.

— Ну какое бешенство, — фыркает Ханне. Она стоит, скрестив руки на груди, еще более недовольная, чем обычно. Я действительно не понимаю, почему Курту нравится проводить столько времени с буквально всем недовольным человеком. Если только из-за игры с поцелуями?.. Или он целуется с ней как раз из-за ее вечного брюзжания? Затыкает ей рот. Она ведь молчит, пока он ее целует.

— Мне кажется, типичное бешенство, — говорю я. — У нее пена и кожа, как бывает при бешенстве.

Лицо Курта принимает скорбное выражение. Он вздыхает:

— Вот так всегда: как раз когда жизнь стала налаживаться…

Переговоры

Крики Терье смолкли, он перестал колотить в дверь. Курт сутулясь сидит на стуле. Время от времени он рвет на себе волосы. Он доживает последние минуты, считает он.

— А как насчет обещанного праздника? — спрашивает вдруг Ханне.

— Мы сюда зачем пришли? — подхватывает Кари.

— Так… сейчас начнем, — мнется Рогер.

— У вас ни пива, ни курева, — говорит Ханне. — Утренник в детском саду, а не праздник.

— Видно, лучше нам пойти домой, — говорит Кари.

— Матикой заняться, — добавляет Ханне.

Курт вскакивает как ужаленный. Из стопки журналов на полу выуживает блокнот, находит ручку и быстро пишет записку.

— Джим, сгоняй в магазин, купи нам пива и сигарет!

Он не глядя протягивает мне записку. Это начинает мне надоедать. Когда им нужно что-то купить в магазине, Курт ведет себя как лучший друг. Но стоит отдать ему покупки, как спасибо и проваливай.

Я не беру у него записку.

— Если договоримся, — отвечаю я.

Курт изумленно таращится на меня.

— О чем договоримся?

Тихо, чтобы никто кроме Курта не услышал, я отвечаю:

— Я пойду в магазин, если мне вернут этот бункер.

— Можешь одолжить его у меня, — шепчет Курт.

— Когда?

Курт тяжело вздыхает.

— Я уже объяснял: когда у нас не будет праздника.

— Сегодня!

— Сегодня у нас праздник.

Я чувствую, что кто-то подходит ко мне сзади.

— Хорошо, тогда позовите меня на праздник! — говорю я.

— И речи быть не может! — говорит Ханне у меня из-за спины.

— Он еще совсем ребенок! — говорит Кари.

Курт наклоняется к моему уху и шепчет:

— Ханне с Кари стесняются, у них такой возраст, — объясняет он, — сиськи и прочее. Сам понимаешь.

— Возможно, — говорю я громко. — Но бункер мой, и я хочу получить его назад!

— И не мечтай! — отвечает Курт.

— Ну ты чего, в самом деле! — поддакивает Рогер.

— В таком случае, — говорю я, — идите в магазин сами!

Расставание с Куртом и прочей компанией

Дверь бункера с треском захлопнулась за мной.

Только бы не передумать теперь. Получилось-то все отлично, как по заказу. Потому что, если подумать, никакого прока от дружбы с Куртом и Рогером мне не было. Гоняли меня только в магазин, а уж когда возникли Кари с Ханне, считай, и знаться со мной перестали.

На вершине склона маячит Терье. Он осторожно поднимает кулак и робко машет.

Я карабкаюсь к нему.

Тут же Тюпа, стоит по колено в снегу и дрожит всем телом. Терье поднимает на меня глаза. Между толстых щек появляется усталая улыбка.