Эндре Эриксен - Осторожно, Питбуль-Терье!
Терье кивает.
— Согласен.
— И немедленно!
— Ну-у…
Терье складывает губы в задумчивую гримасу и скребет подбородок.
— Одна проблема, — говорит он.
— Ну?
— Питбуль заболел. Он в питомнике на карантине.
Я чувствую, что меня ужасно злит его лживость. Меня так и подмывает выложить, что я знаю правду. Но поди угадай, что этот Терье сделает в ответ.
Так что я просто говорю:
— Значит, обойдемся без питбуля.
— Еще чего! — бодро говорит Терье. — Пес возвращается из питомника завтра, тогда и возьмем бункер.
Терье, видно, не соображает, что всякому терпению есть предел. Ври, да не завирайся.
— Правда же? — говорит он с большим воодушевлением. Как будто и сам верит своим словам.
— Ну, — мямлю я, — посмотрим.
Запасной питбуль
Мама не дает мне спать всю ночь. Она вздыхает и стонет, и у меня тоже все болит и ноет. Еще она много плачет. Ужас, сколько в ней страха.
Под утро мне удалось уговорить ее выпить снотворное. Но она стонет и во сне тоже. У нее, видно, кошмары.
Позавтракав, я сразу ухожу к Терье. Я больше не могу выносить маму. И мне плевать, что я обещал никогда к нему не наведываться.
Услышав мой голос в домофоне, Терье звереет.
— Что тебе здесь надо? — кричит он. — Питбуль сейчас с цепи сорвется!
— Он в питомнике, — отвечаю я.
— Твое счастье! — рычит Терье.
Он спускается во двор сам не свой от злости, щеки болтаются, как красные мешки, а глаза похожи на две закорючки.
— Я разве не говорил, чтобы ты никогда не смел сюда приходить?!
Терье стремительно шагает к дороге. Украдкой посматривая на окна второго этажа. Он, похоже, действительно принимает эту историю с питбулем близко к сердцу.
— Нам надо отнять бункер! — говорю я. — Немедленно!
— Но пес в питомнике!
— Правильно, поэтому нам нужен запасной!
Терье на бегу останавливается.
— Запасной?
Вид у него испуганный.
— Ну да, другой питбуль.
— Но это же очень опасные собаки!
— Вот именно. Но ты же умеешь с ними обращаться.
Взгляд у Терье делается совсем дикий.
— Это совсем другое дело — незнакомый питбуль. Он может взбеситься в любую секунду. И натворить неизвестно чего!
Мы идем в мотоклуб на шоссе. В этих клубах всегда имеется в наличии пара-тройка питбулей.
Ни души не видать. Гараж заперт. Эти люди так рано день не начинают.
Терье вдруг останавливается.
— Пожалуй, я здесь обожду, — говорит он нервно и боязливо поглядывает на гараж.
— Стоит питбулю почуять запах другого питбуля, как он звереет, — говорит Терье.
Я один иду к гаражу и ногой стучу в ворота. Ноль внимания. Оглядываюсь на Терье — этот уже далеко, аж у дороги. Ну и трус! Я снова стучу. Где-то в глубине гаража слышна какая-то возня. Потом сиплый кашель, кто-то сплевывает. С грохотом отодвигают задвижку. Дверь открывается, петли противно визжат. В проеме показывается здоровый мужик. У него огромные усы торчком и борода клочками.
— Тебе чего? — хрипло говорит он.
Когда он говорит, усы шевелятся.
— Мы хотим одолжить у вас питбультерьера, — объясняю я.
Мужчина начинает кашлять, как больной. Можно подумать, у него дыра в легких. С трудом уняв кашель, он говорит:
— Ты в своем уме? Питбули — это самые опасные собаки.
— В этом их прелесть, — отвечаю я.
— Поэтому их запрещено держать частным лицам! — говорит человек из мотоклуба.
— Идиотизм какой-то, — говорит Терье, выслушав мой отчет. И голос у него подозрительно веселый.
— Надо искать дальше, — говорю я.
— Проще подождать, пока мой вернется из приюта.
Я не могу удержаться от вопроса:
— А сколько ждать, хотелось бы знать?
— Ну, некоторое время.
— Мы не можем ждать так долго.
Чем больше я думаю, тем одолжить где-то настоящего питбуля кажется мне все сложнее. Они запрещены, во-первых, и так опасны, во-вторых, что единицы решаются завести их дома. На самом деле не так, строго говоря, важно, чтоб это был именно питбуль. Сгодится любая большая и страшная собака.
— Хорошо, — говорю я. — Попробуем найти ему замену.
В поисках злой и страшной собаки мы прочесываем улицу за улицей, но пока дело глухо. Это нелегкая задача, оказывается. В наши дни таких собак, чтоб на людей кидались, почти не встретишь. Все теперь воспитанные, выдрессированные на курсах собачьих манер и даже на котов не лают. Вышагивают по улицам, как пай-песики, не помышляя зарычать там или поводок дернуть.
Наконец в одном переулке, недалеко от моего дома, мы обнаруживаем на воротах табличку «Осторожно, злая собака!». Рядом нарисована овчарка. К сожалению, эта овчарка стоит, вывалив язык, и вид имеет несерьезно симпатичный, но это наверняка можно исправить. К тому же овчарки похожи на волков. А если ей начесать хвост, то будет вылитый волк.
— Я здесь постою, — говорит Терье.
Я смотрю на него строго.
— Посторожу! — быстро добавляет он.
— Ты пойдешь со мной!
Я откидываю крюк на калитке и распахиваю ее. Вокруг дома очень большой сад, с одной стороны он почти что лес. План у нас такой: мы попросим разрешения погулять с собакой. Обычно люди очень умиляются, когда дети вызываются погулять с собакой. Тем более что и для хозяев это облегчение. А когда собака услышит слово «гулять», которое я буду ясно и громко вставлять через каждое слово, она, естественно, начнет радоваться, скакать и скулить, так что хозяева не смогут нам отказать.
Когда нам остается пройти до дома несколько метров, из-за угла с лаем выскакивает какая-то ненормальная зверюга. По виду просто волк.
Я собак не боюсь, это мой принцип. Но когда она несется на меня, щелкая острыми клыками и лая, как ненормальная, то я готов принципами поступиться.
Я улепетываю во всю прыть. Терье тоже. Но прыть у человека его комплекции еще та. В результате мы отступаем недостаточно стремительно для того, чтобы успеть захлопнуть калитку перед носом у волкодава, и он выскакивает следом за нами на улицу.
Теперь на кону стоит наша жизнь. И уж по крайней мере ноги. Спасение одно — бежать что есть духу.
У меня за спиной пыхтит и отдувается Терье. Аза ним по пятам несется дикий лай и стук когтистых лап.
Я уверен, что овчарка бегает быстрее человека. Во всяком случае, быстрее такого мелкого, как я, и такого грузного, как Терье. Это всего лишь вопрос времени. Добежав до перелеска за домами, я одним махом взлетаю на первое же дерево. Руку я ободрал, но оно того стоило. К дереву подбегает Терье, за ним несется ощерившийся пес. Еще секунда — и он всадит свои клыки Терье в задницу.
С грехом пополам Терье удается взгромоздить свою тушу на ветку. Внизу прыгает и щелкает зубами овчарка, но Терье в последнюю секунду успевает улизнуть на безопасную высоту. Он еле живой.
Пот течет струями, дыхалка сорвана, щеки красные, как кровь.
Пес некоторое время заполошно лает, но потом смолкает, садится под деревом и смотрит на нас. Вид у него недружелюбный.
Овчарка сидит под деревом долго. Так долго, что мы успеваем закоченеть.
— Думаешь, нам сколько тут болтаться? — всхлипывает Терье.
— Главное, не терять веры в жизнь, — говорю я.
— Псина скоро проголодается, — говорит Терье.
— Да уж, — отвечаю я.
Проходит полчаса. Пес зевает, потягивается, прогибает спину и уходит.
Тюпа
Я смотрю на фото питбуля, скачанное нами из Интернета.
— Общее есть, — говорю я, сравнивая картинку с собачкой, которая сидит в маленьком палисаднике и с любопытством смотрит на нас. Она называется «тибетский спаниель». Она, конечно, не дотягивает до питбуля размерами. И шерсть у нее длинная и более светлого окраса. Но в то же время сходство очевидно. Она тоже собака. Маленькая собачонка, но все же и она — пес.
Терье выхватывает у меня фотку. Долго ее разглядывает. Очень пристально. Потом возвращает мне со словами:
— Сойдет.
Пожилая сухопарая дама, хозяйка Тюпы, соглашается доверить ее нам.
— Учтите, вам следует хорошо обращаться с Тюпой, — говорит она строго и протягивает Терье поводок. Терье изумленно таращится на него, но потом все-таки берет, хотя и с неохотой.
— Конечно, мы будем очень хорошо с ней обращаться, — обещаю я.
Терье смотрит на собачку, прокашливается и командует:
— Иди, ладно?
Но Тюпа и ухом не ведет. Сидит себе и глупо смотрит на него.
— Ты потяни за поводок, она пойдет, — говорит дама.
Терье решительно дергает за поводок, и Тюпа на заднице скользит к нему по снегу. Дама меняется в лице.
— Поосторожнее! — говорит она прерывающимся голосом.
