Эндре Эриксен - Осторожно, Питбуль-Терье!
А проникнуть в бункер можно иначе. Раньше я думал, что навесные замки не поддаются. А теперь вижу, что его можно сломать. Нужны только ломик и вера в победу.
К сожалению, ломика у меня с собой нет.
Дома в сарае во дворе я нахожу нетолстый железный штырь, это как раз что надо. Иду назад. Тем временем поднялся сильный ветер. И на море волнение.
Стоя наверху откоса, я свечу вниз фонариком. Замок висит на месте.
Скатываюсь вниз. Торможу о дверь. Ставлю штырь враспор в замок. Теперь только навалиться посильнее, и дело сделано. Сколько раз видел такое в кино. Одно движение — и замок вскрыт.
Надавливаю, замку хоть бы что.
Я наваливаюсь что есть сил.
Вот ведь тугой замок попался.
— Приветик! — вдруг окликают меня сверху.
Я цепенею.
— Как здоровье нашей мамочки?
Ветер заглушает голос, но я все равно его узнаю. Это Рогер. Ярость захлестывает меня.
Я медленно поворачиваюсь.
Наверху склона стоят Курт и Рогер. У Курта мрачно горят глаза. Рогер скрестил руки на груди. Таким надменным я его раньше не видел. Курт сбегает вниз. Не глядя на меня, вырывает штырь. Я не сопротивляюсь, отступаю на шаг. Курт освобождает штырь из замка и зашвыривает его в снег. Потом выуживает из кармана ключ.
Подбегает Рогер. Он смотрит на меня с насмешливой издевкой.
Курт отпирает замок, распахивает дверь. Свет из бункера бьет по глазам.
Курт смотрит на меня. Лицо как камень, а глаза блестят, как клинок ножа. Он многозначительно хмыкает, поворачивается ко мне спиной и исчезает в бункере.
Следом заходит Рогер. Но в дверях он останавливается и меряет меня противным, оценивающим взглядом.
— Иди домой к своей мамаше, ты! — хмыкает Рогер.
И с силой захлопывает за собой дверь.
Ну все, хватит. Больше никаких куртов и рогеров. И пусть не мечтают, что я стану покупать им пиво и сигареты. И бункером моим пусть не думают пользоваться. Я выставлю оттуда и их, и этих их любительниц целоваться. Вот тогда поймут, каково это — лишиться бункера!
Для этого мне нужен только питбультерьер.
Питбуль на крайний случай
Питбулю-Терье удалось сохранить свой адрес в тайне.
Но: у Бернта в классном журнале есть все адреса. И он наверняка будет сам не свой от радости, что кто-то наконец-то решил навестить этого Терье.
Как знать, вдруг он мне за это даже плюсик поставит в своем журнале. Неприятно только, что надо тащиться к Бернту домой. Мало найдется более нелепых поступков, чем визит к собственному классному во время каникул.
Убедившись, что меня никто не видит, я шмыгаю к дому Бернта.
— Так вы с Терье подружились? — спрашивает Бернт, ища список в бумажных завалах на столе.
— Да.
— Но ты не знаешь, где он живет?
— Забыл спросить…
Бернт пишет адрес на листочке.
— Я так и чувствовал, что вы сойдетесь, — говорит он и довольно улыбается. Даже не догадываясь, что я не собираюсь дружить с Питбулем-Терье по-настоящему. Еще не хватало! У меня все ж голова на плечах. От Терье мне нужен только его питбуль. Но поскольку эта бешеная и чокнутая псина прилагается к Терье, придется мне, к несчастью, заодно вступать в отношения и с ним.
Оказывается, Питбуль-Терье живет в доме рядом с бункером. Читая таблички на домофоне, я обнаруживаю: «Торстейн и Терье». Торстейн наверняка его папа. Они живут на втором. Я выхожу из подъезда и рассматриваю окна. В одной квартире на втором этаже все окна темные. А в другой есть свет в гостиной.
Вдруг я пугаюсь. Где-то там страшный питбуль. Он сатанеет от любого пустяка. Чуть в дверь позвонили — он уже в бешенстве и готов тебя на части порвать.
Но если рассудить, разве не это меня в питбулях и привлекает?
Я возвращаюсь к дверям. Набираю побольше воздуха и нажимаю на кнопку «Торстейн и Терье». Вдали глухо слышится звонок. Я жду, что раздастся лай, но тихо. Может, пса нет дома?
Вдруг начинает шипеть домофон. Я дергаюсь со страха.
— Да? — говорит мужской голос. Он немного гнусавит, простужен, наверно.
— Здравствуйте, — говорю я.
— Тебе чего?
— А Терье дома?
Я стараюсь быть образцом вежливости. Ему ведь не позволяют водить в дом приятелей.
— А это кто? — хмуро спрашивает мрачный голос.
— Джим.
— Ты друг Терье?
— Да.
Становится тихо. Потом пикает домофон и раздается:
— Поднимайся!
Я медленно шагаю по ступеням. Возможно, если не спешить, питбуль постепенно привыкнет к моему запаху. И подобреет.
Мои шаги отзываются эхом. Я прямо вижу, как этот питбуль стоит за дверью и облизывается.
Я крадучись иду наверх. Еще не поздно отказаться от этой затеи, развернуться и уйти. Но куда деваться? Бункер оккупирован. А мама совсем ку-ку.
Я упрямо иду дальше.
На втором этаже одна дверь приоткрыта. Меня берет оторопь. Разве так обращаются с собаками-убийцами? Она же может выскочить в любой момент!
Я останавливаюсь. Сердце бьется быстро-быстро. Прислушиваюсь. Мне кажется, я хорошо слышу, как хрипло дышит пес.
Я проскальзываю в дверь. В квартире полный кавардак: прихожая завалена обувью, здесь же кучей лежат куртки и свитера. Вот что значит держать в квартире такую псину. Никакого порядка.
Я прокашливаюсь. Голос что-то дрожит.
— 3-з-з-дравствуйте?
В комнате кто-то возится.
— Да ты заходи, — говорит голос. — Терье скоро придет.
Наверняка папа Терье сейчас держит пса за ошейник. Иначе он вряд ли бы предложил мне зайти.
Я осторожно иду на голос. У квартиры вид, как после налета: на полу лежит несколько чемоданов, из них торчит одежда. Стопка старомодных пластинок упала и разметалась вокруг. Какие-то открытые картонные коробки составлены кое-как, по полу раскиданы детали лего и машинки. Я все-таки не понимаю людей: зачем держать собаку, от которой такой кавардак в доме?
Походя я рассматриваю квартиру: направо очень грязная кухня, налево открыта дверь в ванную, а прямо по курсу гостиная. Там посреди полного разора, коробок и чемоданов сидит в кресле очень толстый человек. У него тонкие жидкие волосы, щетина и немного помятое лицо, словно он только что проснулся. Он отверткой ковыряется в торшере, который держит на коленях. Пса нигде не видно. Может, Терье гуляет с ним?
Папа Терье кладет торшер на пол. И с трудом поднимается. Вот оно что: на нем красные штаны Юлениссе. Это он стоит перед торговым центром в костюме не по размеру.
— Попить хочешь? — спрашивает он.
У меня во рту все пересохло, и я киваю.
Он идет на кухню, вынимает из холодильника бутылку колы. Стол рядом с мойкой заставлен грязной посудой, но в сушилке находятся две чистые чашки, и он освобождает для них место на столе, сдвигая грязное в сторону.
Проще всего спросить у него.
— Терье гуляет с питбулем? — спрашиваю я.
Он наливает колу в чашки.
— Питбулем?
— Ну да. Питбультерьером.
Он поворачивается ко мне. На помятом лице растерянность.
— Терье сказал, что у нас есть питбуль?
Я киваю.
Папа Терье вздыхает и как-то безнадежно качает головой. Потом вытаскивает из-под мойки бутылку с чем-то прозрачным. Отпивает большой глоток колы и доливает чашку доверху жидкостью из бутылки. Снова отпивает. Дает мне вторую чашку и смотрит на меня грустно и как-то обессиленно.
— А у него будут проблемы, если окажется, что собаки у нас нет?
Я киваю.
Он отпивает глоток своей смеси и медленно качает головой.
— Просто ума не приложу, как мне быть с этим Терье, — вздыхает он.
Я делаю маленький глоток колы.
— Вот и я тоже, — говорю я.
Что в Терье хорошо
О Терье можно сказать много плохого. И все будет чистой правдой. Что он врет напропалую — очередное лыко в строку. Питбультерьер, тоже мне!
Я радуюсь, представляя, как вытянется его толстая рожа, когда я расскажу, что знаю про его несуществующего питбуля.
С другой стороны, когда до Терье дойдет смысл моих слов и он озвереет, станет не до шуток. Пусть у него нет собаки, зато сам он такой огромный, что людей бросает в дрожь от одного только его имени.
Это может пригодиться, когда я начну войну за бункер.
То, что сам я Терье не люблю, делу не помешает.
Я караулю Терье, спрятавшись за припаркованной у подъезда машиной. Увидев вдали своего жиртреста, я с самым невозмутимым видом выхожу на дорогу — мол, оказался здесь случайно, прогуляться вышел.
Заметив меня, Терье расплывается в дурацкой улыбке и принимается махать пакетами из торгового центра.
— Привет! — говорит он. С такой детской радостью и воодушевлением, что неловко даже.
Я сразу приступаю к делу.
— Мы должны отнять у них бункер!
Терье кивает.
