Виктор Баныкин - Здоровые, смелые!
— Как купил. С полгода, — ответил Женя. — А что?
— Мазь-то поэтому не держится. И мазь у тебя не та.
— Почему не та?
— Каким номером ты сегодня смазал?
— Не знаю, — честно признался Женя. — Я купил одну и все время ею смазываю.
— Так я и думал. Этой мазью лишь на оттепель смазывают. А на мороз, как сегодня, нужна горная мазь номер пятнадцать. И еще тонким слоем сверху — номер три. Тогда лыжи не будут проскальзывать.
— Ну, — упрямился Женя, — не в этом дело…
— Нет, как раз в этом. Чудак, ведь мазь для чего? Во-первых, чтобы лыжи дольше сохранить и чтобы сцепление со снегом было лучше. Ты в каком классе?
— В шестом.
— Так по физике вы это проходили. Ты должен знать. Из-за этого ты и проиграл. Лыжи назад сносило…
— Он по физике знает только, как палки отнимать! — вмешался Филя.
— Вот тебе и аккуратные троечки! — подхватил Витя, на этот раз поддержав Филю.
— Да ну вас!
И поражение, и замечания Илюши, и насмешки остальных снова разозлили Женю. Он махнул рукой, присвистнул и сорвался с места. Остальные тоже стали кататься.
Обратно Женя снова поднимался с трудом. Он проявлял и ловкость и уменье, но лыжи проскальзывали. И вдруг подвернулись ему на пути салазки. Малыш в круглой тарбаганьей шапке, пыхтя, волочил их на взлобок. Салазки — широкие, самодельные, тяжелые. Лицо мальчика разрумянилось, глаза весело блестели из-под круглой тарбаганьей опушки.
Женя мог объехать малыша, но вместо этого он резко толкнул лыжей салазки, малыш от неожиданности выпустил из рук веревку, и салазки, шурша и звенькая по сухому снегу, скатились обратно на кайдаловский лед. Пытаясь догнать салазки, малыш потерял шапку; он заплакал, пряча голову в воротничок пальто. А Женя, будто ничего не произошло, продолжал взбираться на сопку.
— За что ты его! — налетел на него Илюша. — Что он тебе сделал?
— А пусть не попадается по дороге!
— Достань сейчас же салазки и шапку! — наступал Илюша.
— Вот еще! — ответил побледневший Женя и выставил кулаки.
В это время мимо них промчался Витя. Перескочив через овражки, Витя минутой позже уже нахлобучивал малышу шапку и совал ему в руки веревку от салазок.
— Ты в своей школе тоже маленьких обижаешь? — возмущался Витя.
— Охота была! Там сразу к директору попадешь! Он у нас строгий, — не спуская глаз с Илюши, отвечал Женя.
— А здесь можно, раз директора нет? — спросил Илюша.
— А может быть, ты здесь вместо директора? — снова с вызовом сказал Женя.
— Эх, ты! — с досадой ответил Илюша. — Неужели за тобой директор или вожатый по пятам должен ходить? Ты — в кино, и директор в кино? Ты — на лыжах, и директор становись на лыжи? Ребеночек какой! Того понять не можешь, что мы тебя, дурака, за дело и то не побили, а ты маленьких ни за что обижаешь!
— Нет, Илюша, не верю! — пропищал, оказавшись тут же, Филя. — Не верю, что у него способности выше среднего. Это он себя спутал с кем-то.
— Вот что, Женя, — сердито сказал Илюша: — иди к себе на Подгорную и катайся там на здоровье!
— А мне здесь нравится! — дерзко ответил Женя.
Он отошел к овражку, невдалеке от сосны, и стал кататься в одиночку. Но ребята видели, что он нет-нет, да и поглядывает в их сторону. Особенно, когда они собирались вместе, или скатывались с горы шеренгой, ухватившись за палку, как за шест, или играли в пятнашки…
На другой день Женя снова пришел на Кайдаловку. И снова катался в одиночку. И на третий день… А на четвертый день он не пришел. Не пришел и на следующий.
— Свистун-то обиделся! — запретил Филя.
— На Подгорной своей катается, — откликнулся Витя. — Вообще-то он не вредный, только занозистый очень.
Илюша промолчал. Он о чем-то думал.
Так и не появлялся больше Женя на Кайдаловке до конца каникул.
В первое воскресенье после каникул друзья снова встретились под старой сосной. Витя, который пришел раньше остальных и уже стоял на лыжах, сообщил:
— Этот… Женька-то Шестиперов, опять приходил.
— Откуда ты взял? — оживленно спросил Илюша.
— Малыши говорили.
— Опять кого-нибудь обидел?
— Нет. Они сначала от него врассыпную, а он никакого внимания, так никого и не тронул…
Друзья покатались с полчаса. Илюша все о чем-то думал.
— Может, там, на Подгорной, лучше, чем на Кайдаловке? — сказал он наконец товарищам. — Интересно бы там покататься!
Ребята взяли лыжи в руки и пошли вниз по улице Столярова. Спустились с железнодорожной насыпи, вышли на Аянскую — древнюю улицу Читы, где свыше ста лет назад жили жены сосланных сюда декабристов.
По темному снегу накатанного спуска, через Подгорную к Читинке, на разных салазках, как и на Кайдаловке, каталась детвора.
— Ну что, попробуем эту катушку? — спросил Илюша.
Съехали разок, другой.
— Ты что все головой вертишь? — спросил Филя Илюшу.
— Так. Интересно, — ответил тот. — Я здесь первый раз…
Они снова собрались съехать, как вдруг увидели мальчика, который тащил навстречу им не то сани, не то кресло — из каких-то гнутых труб.
— Это что у тебя за водопровод? — засмеялся Илюша.
— Ох, ты, «водопровод»! — обиделся малыш. — Это у меня санки-легковушка. Женька Шестиперов изобрел.
— Женька! — Мальчики взглянули друг на друга.
— А где же… Женька твой? — спросил Илюша мальчика. — Чего же он не катается?
— Некогда ему, наверно. — Малыш деловито пристраивал свою «легковушку». — А потом, он теперь на Кайдаловку больше ходит. — Малыш стал сзади на концы труб.
— А где он живет? — спросил Витя. — Можешь показать?
— Почему же не могу, когда его дом угловой, а мы через дом живем… А ну, берегись! — И он помчался на своих трубах, которые скользили по накату легко и красиво.
— Ну что, проведаем, что ли, Женьку? — спросил Илюша.
— Раз уж пришли на Подгорную, так почему же не проведать, — ответил Филя.
Едва подошли они к угловому дому, как прямо из-под ворот на них выскочил Джулька. Сперва было с лаем, потом вдруг уши навострил и мохнатым хвостиком вильнул — неуверенно, неохотно.
Мальчики прошли в ограду, Джулька за ними. Чуть ворчит, но не трогает. Ребята смахнули у крыльца снег с катанок и постучались.
Дверь отворила низенькая женщина с полным и приветливым лицом.
— Скажите, пожалуйста, Женя дома? — спросил, смущаясь, Илюша.
— Жени нет. Он за хлебом пошел.
Ребята было попятились, но женщина широко и гостеприимно раскрыла дверь:
— Заходите, ребята! Он скоро придет… Лыжи можете здесь, в сенях, поставить.
Они прошли в кухню, Джулька проследовал за ними. Женщина присматривалась к ребятам:
— Вы, должно быть, из школы?
Витя с Илюшей и подумать не успели, что сказать, а Филя уже выпалил:
— Ага, из школы… А вы Женина мама?
— Да, — улыбнулась женщина. — Что-то я вас раньше не видела.
— А мы… — опять за всех ответил Филя, — мы только недавно сдружились.
Илюша сердито взглянул на товарища.
— Да вы, ребята, раздевайтесь, проходите в комнату. Подождите.
Ребята сели, переглядываясь друг с другом, а Джулька заметался от стула к стулу; то ногу у Илюши понюхает, то руку Вите лизнет, то на Филю глаза выпучит.
— Удивляюсь, — сказала Женина мама из кухни: — на всех Джулька бросается, а вас не трогает.
— А нас… собаки любят, — отвечал за всех Филя, пряча от Джульки ноги под стул.
Женина мать, вытирая полотенцем тарелку, вошла в комнату. Она ласково взглянула на Илюшин комсомольский значок, ярко выделявшийся на белом свитере.
— Вы уж меня не проведете, — добродушно сказала она. — Интересуетесь Женей? Ничего, мы сейчас с отцом довольны. Режим соблюдает, по дому помотает. Вчера тоже из школы приходили — не жаловались…
— Это, конечно! — солидно начал своим тоненьким голоском Филя. — А то — хвать за палки! Разве это приятно? Или — малыши. Зачем обижать? И Илюша ему говорил: смазывать надо… И вообще… — Он осекся, заметив знаки, которые ему подавал Илюша.
— Малышей? Смазывать? — с недоумением спросила Женина мать. — Что-то ты, малый, запутался! — рассмеялась она.
В это время открылась дверь, и, ничего не подозревая, в комнату вошел Женя Шестиперов. Он взглянул на гостей, и булки чуть не вывалились у него из рук. Филя заерзал на стуле. Он явно испугался, что Женя их выдаст.
Но мать его ничего не заметила.
— Вот видишь, Женя, — сказала она, — опять к тебе товарищи из школы пришли… Перестал на Кайдаловку ходить, с уличными ребятами знаться — и учиться лучше стал, и грубостей от тебя не слышим. И чтобы с кем подрался — тоже не замечаем…
Женя покраснел, и ребята покраснели, не зная, что делать. А мать продолжала:
— Пожалуйста, можешь теперь с товарищами и на лыжах покататься. А потом приходите все чай пить.
