Анна Кальма - Черная Салли
Наполеон вышел на минуту в сени и вернулся с ружьем, Он принес с собой тряпку и, устроившись у стола, принялся протирать ложе и щелкать затвором.
– Что-то он уж больно готовится. – Гоу пристально поглядел на глухого. – Не сказал ли чего ему Джон Браун насчет выступления? Хорошо бы… А то мы тут совсем закисли. Попробую его расспросить…
Гоу направился к глухому. Но тут в сенях раздался громкий говор и топот многих ног. Дверь распахнулась, и в кухню вошли несколько человек.
ДЖОН БРАУН И ЕГО ТОВАРИЩИ
Вошедших было четверо. Почти на всех были дождевые плащи с капюшонами и теплые шарфы. Когда они сняли верхнее платье, оказалось, что двое из них – люди средних лет, один – совсем зеленый юноша, почти мальчик, и один – старик.
Пока молодые шумно вытирали ноги о циновку, разматывали шарфы и кашляли, как люди, попавшие в тепло после долгого пребывания на холоде, старик проворно скинул плащ и подошел к очагу.
Это был высокий человек с красным, обветренным лицом и волнистыми волосами свинцового цвета – так странно отливала его проседь. У него был крючковатый нос и большой тонкий рот, прятавшийся в седой неровной бороде.
Разговаривая, он потрагивал бороду. Всю жизнь Джон Браун ходил чисто выбритым, но после событий в Канзасе за его голову была назначена большая награда, и ему пришлось изменить свою внешность. Лицо его выражало спокойную энергию и невольно внушало каждому доверие и расположение к этому человеку.
Браун протянул к огню большие жилистые руки. Его спутники, раздевшись, придвинули скамейки поближе к очагу и уселись рядом с Гоу.
– С гор никто не приходил? – спросил Браун, устремив на Гоу светлые холодные глаза. По тому, как был задан вопрос, чувствовалось, что человек этот привык приказывать.
– Нет, сэр. – Гоу почтительно привстал. – Еще слишком рано, сэр.
Браун вынул из бокового кармана массивные серебряные часы-луковицу.
– Шесть часов, – пробормотал он, нам остается шесть часов. А я велел людям приходить, когда стемнеет…
Он сунул луковицу в карман и наглухо застегнул свой черный длинный сюртук.
Костюм его представлял странную смесь городского и деревенского, светского и духовного. Из-под пасторского сюртука виднелись брюки циста соли с перцем, вправленные в короткие и удобные сапоги. Шею его подпирал туго накрахмаленный стоячий воротник, завязанный черной шелковой косынкой. Шляпы на нем не было, и полосы, растрепанные ветром, свисали свободными прядями на широкий морщинистый лоб.
– Могу вас обрадовать, – сказал он громко: – сегодня ночью мы выступаем…
Гоу вскочил с места:
– Наконец-то!… Неужто правда, сэр!… Вот обрадуются ребята! Слышишь, Иосия, мы выступаем…
Огромный негр заметался по кухне с радостным и взволнованным лицом:
– Масса Браун! Масса Браун! За вами мы хоть в огонь…
– Сколько раз я просил тебя не звать меня масса»! – нахмурился Браун. – Здесь мы оба солдаты свободы… Я получил сведения, что в Харперс-Ферри идут федеральные войска. – продолжал он, обращаясь к Гоу, – они собираются снабдить армию оружием из харперсского арсенала. Нам нельзя медлить больше ни одного часа, иначе мы останемся ни с чем…
– Верно, отец, довольно мы сидели в этой лачуге! – сказал кудрявый рыжеватый юноша, вошедший вместе с Брауном. – У меня руки чешутся всыпать хорошенько здешним боровам…
– Ты рассуждаешь, как маленький, Оливер! Старший сын Брауна, Оуэн, резко отодвинул скамейку. Он был удивительно похож на отца: те же нависшие брови и холодные глаза. Только у него были усы и густые темные бакенбарды. Темно-серая шинель военного покроя ловко сидела на его широких плечах.
– Отец, неужели ты серьезно решил выступать? – обратился он к Брауну. – Ведь это безумие, отец: у нас слишком мало людей. Если придут солдаты, нам не уйти.
– Ты забываешь Канзас, – отвечал Браун: – там нас тоже было немного, но мы справились с тремя сотнями негодяев. Поверь, как только мы возьмем Ферри, к нам придут негры со всех плантаций, сотни рабов, которые мечтают о свободе.
Оуэн покачал головой:
– Боюсь, что, пока негры не узнают, кто мы такие, что мы делаем и зачем, они не придут. Мы все это время учились стрелять и не заботились о том, чтобы сообщить им о наших планах. Негры не знают нас.
– Чепуха все это! Я не для того приехал из Индианы, чтобы торчать перед котлом овсянки, – сказал третий спутник Брауна, которого звали Куком. – Действуйте, капитан, не слушайте его.
Он ощупал револьвер, висевший на поясе. Кук был верным товарищем капитана еще по канзасской войне. Одет он был в коричневую замшевую куртку и такие же штаны. У себя на родине, в Индиане, Кук считался искусным садовником, но теперь, глядя на его военную выправку, никто бы по подумал, что он некогда подрезал розы и прививал яблони.
Иосия бросил в очаг целое бревно, искры взлетели вверх огненным фонтаном, сухая кора затрещала, и стало слышно, как ветер гудит в трубе.
– Где Мэри и Джен? – спросил вдруг капитан, ни к кому не обращаясь.
– Они у соседей, мас… то есть капитан Браун, – отвечал Иосия. – Матушка Браун велела сказать, что скоро вернется.
– А девочку они тоже взяли с собой? – Глаза Брауна потеплели. – В такой холод таскать ребенка – это безумие.
Он снова заходил по комнате, бормоча:
– Хоть бы поскорее пришел кто-нибудь с гор! Остаются считанные часы…
ПРИШЕЛЕЦ С ГОР
Как бы в ответ на его слова, в дверь кухни постучали, и на пороге появился большой мулат, без шапки, с красным шарфом на шее. Он запыхался и тяжело дышал.
– Бэнбоу! Наконец-то! – воскликнул Браун, протягивая к вошедшему обе руки. – Ну, какие новости? – нетерпеливо спросил он.
– Капитан, к нам явился свободный негр из Вашингтона, – задыхаясь, начал Бэнбоу, – он видел солдат; в сорока, милях отсюда…
– Вот как! – Браун выпрямился. – Бэнбоу, люди готовы?
– Давно готовы, капитан. Мы так пристрелялись, что попадаем в цель не глядя.
Браун жестом подозвал к себе всех находящихся в комнате.
– Вот мой план, – сказал он твердо. – Харперс-Ферри соединяет два штата: Виргинию и Мэриленд. В Харперс-Ферри находится арсенал, в котором столько оружия, что его хватит на целую армию. Сегодня ночью мы должны захватить арсенал и увезти оружие и боевые припасы в Мэрилендские горы. – Он быстро оглядел всех. – За эти полгода мы с Бэнбоу облазили все скалы, все ущелья. Я знаю одно надежное местечко, где может спрятаться хоть целый полк. Туда я провожу весь наш отряд. Временно мы укрепимся в горах и там учредим первую свободную республику негров и белых. Там будет центр восстания. Из всех штатов к нам будут стекаться негры. Мы будем сильны, мы сможем захватывать плантацию за плантацией. И лет через пять наша республика объединит всех черных и белых сторонников свободы. И рабство в Америке будет уничтожено навсегда.
Последние слова Джон Браун произнес срывающимся голосом: свободная горная республика была его заветной мечтой.
– Капитан, весь мой черный народ пойдет за вами! – с жаром воскликнул Джим Бэнбоу. – Вы наша надежда, капитан!
Глухой Наполеон восторженно смотрел на Брауна. Он схватил ружье и сделал вид, что прицеливается в невидимого врага.
Теперь за окном было уже совсем черно. Зажгли свечи в медных подсвечниках.
– Мы выступаем сегодня, – продолжал Джон Браун, – сегодня в полночь. Бэнбоу, вы отправитесь к нашим людям в горы и приведете их к Потомакскому мосту. Там мы соединимся и направимся к арсеналу. Арсенал охраняют всего двое часовых, с ними мы легко справимся. Чтобы обеспечить себе беспрепятственный уход в горы, мы возьмем заложниками самых крупных плантаторов. Бэнбоу займется этим.
– Слушаю, капитан! – радостно ответил Джим Бэнбоу. – Будет сделано!
– Ура! – Оливер подбросил вверх свою круглую шляпу. – И всыплем же мы этим негодяям!
Среди общего оживления один только Оуэн оставался сосредоточенным и молчаливым. Он раскрыл на столе карту штатов и водил по ней пальцем. Ему было плохо видно, он придвинул свечу поближе.
– В случае неудачи нам придется туго, – сказал он, поднимая голову от карты. – Харперс-Ферри– настоящая ловушка. Город стоит на слиянии двух рек: Потомака и Шенандоа. Есть только один мост – через Потомак. Если этот мост будет от нас отрезан, мы не сможем уйти в горы и окажемся в западне.
– Опять каркаешь, Оуэн! – запротестовал Оливер. – Ты всегда, как ворон, предрекаешь несчастья.
– Оуэн, бог поможет нашему правому делу, – Джон Браун торжественно указал на потолок, – его десницей мы покорим полчища врагов.
Опять бог! Гоу про себя усмехнулся. Он прощал Брауну эту слабость, как прощали ему ее все, кто ближе узнавал этого замечательного человека.
Но Оуэн вздохнул и покачал головой: – Нельзя полагаться на бога в таких делах. Бог тут ничем не поможет.
– Я буду делать то, во что я верю, – твердо сказал Браун. – Тебе меня не переубедить. Я бросил свой очаг и стал солдатом, потому что не хочу терпеть рабства в своей стране. Короче, Оуэн, – идешь ты или остаешься?
