Борис Емельянов - История отечественной философии XI-XX веков
Идею комплексного изучения природно-духовной составляющей человека Галич мотивирует теософски: человек состоит из «первоначального», вложенного Богом, это и есть «сущность», «идея человека»; и «производного» т. е. телесного, природного. Поэтому «наука не вправе разлучать то, что Бог сочетал»445.
Итак, сущность человека, по Галичу, – «Божественная, единая, простая, невещественная, бессмертная душа»446. Но, поскольку человек природное существо, «телесное его существование, находясь в гармонии с общей природой, состоит с нею в противоположении, потому что должно в ней и по его же уставам выдерживать в борении с нею существа особенного»447. Эта особенность человека состоит в его сознательном воздействии на природу в своей практической деятельности: «Я знаю, что и живу не иначе как обнаруживая свою деятельность (хотя бы то было и по поводу внешних раздражений), не иначе как проявляя свою жизнь для себя и для других, не иначе как выводя на позорище временные, отдельные порождения внутреннего моего средобежного могущества, которое везде и остается основанием последних составляющих совокупность или сумму моего бытия исторического… в практике мы действительно и существуем и знаем про себя лишь столько, сколько удается нам высказывать свои силы, высказать то, что мы есть и чем бы могли быть»448.
Помимо «особенности» человека как существа природного у Галича есть вторая сущностная характеристика человека – его социальность. Человек может проявлять себя не иначе как в общежитии, он «то, что мы делаем из себя в истории или позволяет из себя делать влиянием общежития, к которому призваны»449. Равноправие и «однородность» людей от природы делают возможным, по Галичу, достижения некоего гармонического соответствия природного и общественного начал. Правда, такого соответствия в наличии пока нет: «Жизнь человеческая и сама по себе и в своих отношениях рассматриваемая находится в таком состоянии, которое не соразмерно его сущности, его врожденным потребностям и стремлениям, следственно, в состоянии, которому бы быть надлежало»450. Естественно, «историческая жизнь» человека, его деятельность должны быть направлены на устранение этого несоответствия.
Но, прежде чем наметить пути его устранения, философ исследует причины нарушения «гармонии» и приходит к выводу, что они коренятся в различии интересов и стремлений людей и, в конечном итоге, в «эгоизме» человека. А для того, чтобы его искоренить, человек как разумное существо должен развиваться, воспитываться так, чтобы его интересы не противоречили интересам других людей, а в обществе бы было «единодушие». Другими словами, нужно «соделывать во внутреннем своем быте все согласнее с самим собою» и тем самым содействовать «постепенному шествию к цели» общества – «соразмерному благоустройству жизни»451.
Не менее значительным был вклад в развитие диалектико-идеалистической традиции русской просветительской философии первой половины XIX в. профессора Московского университета Николая Ивановича Надеждина.
Н. И. Надеждин родился 5 октября 1804 г. в селе Нижний Белоомут Зарайского уезда Рязанской губернии. Его дед и отец были священниками белоомутской Преображенской церкви. Первые начатки знаний, «страсть к чтению» Надеждин получил в доме отца, а в 1815 г. был зачислен в высший класс Рязанского уездного духовного училища, а через год переведен в местную духовную семинарию, где серьезно занимался изучением философии. В семинарии по рекомендации рязанского архиепископа Феофилакта он поменял свою фамилию (Белоомутский), став Надеждиным (в честь Сперанского: лат. sp‘rator – надеющийся).
В 1820 г., еще до окончания семинарии, он был переведен в Московскую духовную академию. Академия в это время реформировалась; старые учебные пособия менялись на новые, в библиотеке появились произведения классиков немецкой философии. Надеждин вспоминал: «Невозможно вообразить себе, какое одушевление, какая, можно сказать, страсть к философии господствовала тогда в уединенных стенах Сергиевской Лавры; когда я поступил в студенты Академии… там уже находились целые переводы (в рукописи) Кантовой “Критики чистого разума”, “Эстетики” Бутервека, Шеллинговой “Философии религии” и т. п. – переводы, которые жадно списывались юношами, собранными из разных концов неизмеримой России»452. Интерес к философии воспитывали профессора академии В. И. Кутневич и Ф. А. Голубинский, читавшие философию. По окончании курса Надеждин защитил магистерскую диссертацию «Исследование ценности и выяснение недостатков системы Вольфа, рассмотренной как в целом, так и в отдельных частях», оцененную на «отлично». В своей «Автобиографии» он вспоминал, что в это время он «уже читал Канта других новых философов немецких и со всем юношеским жаром восстал на Вольфа и вообще на эмпиризм, главную характеристическую черту основанной им школы. В этом духе я начал заниматься философией в Академии»453. Великолепное знание еврейского, греческого, латинского, немецкого, французского и английского языков, отличные оценки по всем предметам давали Надеждину возможность остаться в Академии, но ввиду конфликта с преподавателем о. Кириллом (Богословским-Платоновым) он был вынужден уехать в Рязань, где в течение двух лет был профессором словесности, латинского и немецкого языков в духовной семинарии.
В октября 1826 г. Надеждин уволился «из духовного звания в гражданскую службу», переехал в Москву, где по рекомендации профессоров Московского университета И. Е. Дядьковского и М. Т. Каченовского получил должность домашнего учителя у Ф. В. Самарина – отца известного славянофила Ю. Ф. Самарина. В течение нескольких лет, занимаясь самообразованием, он прочел труды новейших европейских историков: Гизо, Гиббона, Сисмонди. В журнале Каченовского «Вестник Европы» появляются первые публикации Надеждина, подписанные псевдонимом «экс-студент Никодим Надоумко». Некоторые из них, особенно «Литературные опасения за будущий год», «Сонмище нигилистов», «Две повести в стихах: “Бал” и “Граф Нулин”», «“Полтава”. Поэма Александра Пушкина», вызвали сенсацию, а критика романтизма с позиций шеллингианства определила его симпатии к просветительской школе русской философии. Позже он вспоминал: «Состояние нашей литературы казалось мне очень жалким и унизительным – в сравнении с тем понятием, которое я принес об ней как о блистательнейшем цвете образования. Преимущественно поэзия, в коей научился я видеть отсвет торжественнейшего одушевления человеческой природы, представляла для меня зрелище нестерпимо болезненное»454.
В это время появилась еще одна особенность мировоззрения Надеждина – неприятие революционной идеологии. В последующие годы он резко выступал против декабризма, французской революции 1830 г., польского восстания 1830–1831 гг. и любых проявлений «революционизма».
22 апреля 1830 г. в Московском университете Надеждин защитил докторскую диссертацию, написанную и изданную на латинском языке «О происхождении, природе и судьбах поэзии, называемой романтической». Выдержав серьезный конкурс, он в конце 1831 г. стал профессором кафедры изящных искусств и археологии (так именовали историю искусств) Московского университета, а несколькими неделями ранее получил место преподавателя логики, российской словесности и мифологии в Московском театральном училище. Надеждин был членом Училищного комитета университета, участвовал в инспектировании учебных заведений Московского учебного округа. Его лекции пользовались успехом у студентов многих факультетов (слушателями Надеждина были Белинский, Станкевич, К. Аксаков, Самарин и др.). С 1831 г. Надеждин издает один из первых «толстых» журналов – «Телескоп», имевший подзаголовок «Журнал современного просвещения», с приложением газеты «Молва». В этом журнале сотрудничали К. Аксаков, М. Загоскин, Ф. Тютчев, И. Киреевский, Н. Огарев, Белинский и др. Таким образом, Надеждин получил сразу две возможности для изложения и пропаганды своих идей – университетскую кафедру и журнал, который постепенно стал самым популярным московским журналом ввиду его философской направленности.
В начале 1830-х гг. произошло событие, наложившее отпечаток на дальнейшую судьбу профессора. Он был приглашен генералом Сухово-Кобылиным домашним учителем для его шестнадцатилетней дочери. Профессор и его ученица полюбили друг друга. Их роман был бесперспективен, родители восстали против брака дочери с бывшим «поповичем». Они отослали дочь в Париж, где она позже вышла замуж за графа Салиаса де Турнемира, стала известной писательницей, печатавшейся под псевдонимом Евгении Тур. А Надеждин еще до конца учебного года, в феврале 1835 г., подает прошение об отставке с профессорской должности и уезжает в длительное путешествие по Европе, посещает Германию, Швейцарию, Австрию, Италию, Францию.
