Станислав Рассадин - Новые приключения в Стране Литературных Героев
Ноздрев Первый. В самом деле? Так, стало быть, мы тут понапрасну задрались?
Профессор. Совершенно понапрасну!
Ноздрев Первый. А? Ты слышишь, брат? Все – мое! Всюду – я! То-то! А ты, брат, рожу воротишь! Нехорошо! Давеча я в тебя плюнул, а уж теперь, как хочешь, позволь, душа, я влеплю тебе безе! Одну-то безешку ты мне позволь напечатлеть...
Снова шум, снова что-то похожее на назревающую драку, снова, как пишут комментаторы литературных текстов, «нрзбр». – неразборчиво.
Профессор. Видишь, дружок? Даже Ноздрева – и того мне удалось убедить, что Щедрин не зря сделал его персонажем своей сатиры. А если говорить совсем серьезно, то ведь в этом немалый смысл, вернее, развитие того смысла, который и заложил в своего героя Гоголь. Его Ноздрев, каким бы он ни был шумным буяном, тоже, как и Плюшкин, и Собакевич, и Коробочка, из числа мертвых душ, он – воплощение пустоты и бессмыслицы. И что же такого странного, если в другие, в щедринские времена эта пустая душа, не наполненная ничем таким, о чем тосковал и чего желал русскому человеку Гоголь, заполнится тем, чем и как захочет новое время? Заполнится без всякого сопротивления, послушно, «повадливо», как выражался Салтыков-Щедрин; потому и повадливо, что пустая... Нет, Гена, Щедрин не нарушил авторского права Гоголя. Он использовал свое право, а может быть, даже и свою обязанность. Обязанность литератора ощущать себя продолжением того, что сделано до него.
КОГДА БЕССИЛЬНА ШПАГА СИРАНО
Вновь квартира профессора Архипа Архиповича. Но ни его самого, ни, что, конечно, менее удивительно, Гены в помине нет. Зато мы слышим голос человека и стук колес экипажа, которых, то есть и экипаж и человека, не так-то легко вообразить на улице нашего современного города. Тем не менее...
Сэм Уэллер (его голос звучит пока вдалеке, постепенно приближаясь). Тпрру! Стой, мои хорошие! Приехали, куда велено. Теперь вам и отдохнуть не грех... А ну, коренной, не балуй! Вот я тебя! Ладно, ладно, не обижайся, на сахарку – для тебя, озорника, припас!.. Эй! Господа хорошие! Мы с моими лошадками прибыли – и секунда в секунду, тютелька в тютельку! Кто из вас нынче с нами в дорогу? А? (Никто ему не отвечает.) Вот тебе раз! А я-то спешил, чтобы письма вовремя доставить... Мда! Точность – вежливость королей, как сказал король Людовик Пятнадцатый, подстрелив на охоте вместо оленя своего придворного...
Гена (вбегает запыхавшись). Ой! Здрасте, мистер Уэллер! Чуть-чуть не опоздал!
Сэм. Не опоздали? Вы это так называете, молодой человек? А кто в прошлый раз... (Наверное, хотел напомнить, как Гена тогда важничал перед ним и ругал за опоздание, но смягчился.) Чего там, с кем не бывает! «Что за счеты между своими», – сказал старший брат, отбирая у младшего его порцию пудинга... А где же остальные? Они когда прийти соизволят?
Гена. Какие остальные?
Сэм. Те понимающие люди, которые способны и в письмах разобраться и решить, куда на сей раз Дилижансу ехать.
Гена. Понимающие?.. Ну, как вам сказать... В общем, сегодня это я!
Сэм (присвистнув). Вот оно что! (Неопределенно.) Ну, что ж, говорят, было однажды, что и йоркширский поросенок девонширского волка загрыз!
Гена. Что-что? Это вы о чем?
Сэм. Так, пустяки. Вспомнил одну английскую пословицу.
Гена. А, пословицу? Понятно! Это, наверное, то же самое, что по-русски: дай бог нашему теляти волка задрати... Здорово сказано, правда? (Смеется, но внезапно понимает что-то и обижается.) Постойте, постойте! Это вы что хотите сказать? Значит, по-вашему, я поросенок? Телятя? А-а, это вы мне все прошлый раз забыть не можете?
Сэм. Что вы, дорогой Гена, разве я позволил бы себе...
Гена. Нечего, нечего! Знаю, что вы подумали: что я один не справлюсь, да?.. Ну, может, и не справился бы, врать не буду, но только Архип Архипыч мне все заранее объяснил – про того человека, о котором мы у слушателей спрашивали. Часа три со мной провозился. Не бойся, говорит, Гена, это будет вроде как твоя стажировка!
Сэм. Ну, так бы и сказали! Итак, едем вдвоем? Эй, любе...
Гена. Почему вдвоем? Необязательно. Архип Архипыч мне так и сказал: действуй, говорит, Гена, глядя по обстановке! А чтобы вам с Сэмом Уэллером веселее было, подберите себе по дороге попутчика.
Сэм. «Что ж, два хорошо, а три еще лучше», – сказал ученик, получив единицу... Эй, любезные! Нно! В дорогу!
Едут.
Гена (устраивается поудобнее). Та-ак... Теперь посмотрим, какие у нас тут письма... «Здравствуйте, Архип Архипович и Гена! Отвечаю на ваш вопрос. Он нетрудный. Вы говорили о Вильгельме Кюхельбекере и о книге Юрия Николаевича Тынянова «Кюхля». Кюхля – это прозвище, которое Кюхельбекер получил от своих товарищей в Царскосельском лицее. Он был другом А.С. Пушкина. Сережа Одинец, десять лет, город Минск».
Сэм. Какой юный и уже какой осведомленный джентльмен!
Гена. Думаете, он один такой? Вот, пожалуйста, Денис Лопатин из Москвы – ему-то вообще девять. Он тоже правильно ответил. А Оля Боканча – она в Молдавии, в Каушанах, живет – добавляет, что у Кюхельбекера были еще разные клички и вообще над ним даже в лицее многие смеялись: над тем, что он глуховатый был, вспыльчивый, с манерами странными и, как пишет Оля, «с изогнутой фигурой».
Сэм. Бедняга! Мало того, что над ним потешались еще в детстве, так, извольте видеть, и до сих пор ваши юные слушатели ему это поминают. (Философически.) Нет, неудачник, доложу я вам, он всегда и во всем неудачник. Никогда из них ничего путного не выходило.
Гена. Что вы! Наоборот! Например, Сева Бодров из Волгограда говорит, что ему и книга про Кюхлю очень нравится и он сам, недаром же... Вот, слушайте: «Недаром в повести Тынянова Александр Сергеевич Грибоедов, который тоже, как и Пушкин, дружил с Кюхлей, сравнивает его с Дон Кихотом...» А Миша Степанченко из Великих Лук пишет: «Кюхля, то есть Вильгельм Карлович Кюхельбекер, был известным поэтом, а кроме того, он участвовал в восстании декабристов на Сенатской площади, и за это его потом сослали в Сибирь...» Видите? А вы говорите!.. (Продолжает чтение письма.) «Но скажу честно, что когда я читал книгу Тынянова, то мне не все было понятно. Ведь Кюхля был такой нелепый чудак, неудачник, над ним и над его стихами многие смеялись, и вдруг он стал героем, революционером. Как же это могло быть?»
Сэм. «Что и требовалось доказать», – сказал воришка, когда его уличили в краже... Или вы еще полагаете, что и это письмо лестно для вашего Кюхли?
Гена. Да нет. Не очень... А знаете что, мистер Уэллер? Зато я теперь точно понял, куда и зачем нам ехать надо. Давайте как раз и выясним, как получилось, что такой... в общем, действительно странный человек и вдруг настоящим героем стал. Вот только хорошо бы кого-нибудь с собой взять... Кого же это? Идея! Что, если нам Дон Кихота пригласить? Вон и Грибоедов Кюхельбекера с ним сравнил!
Сэм (скептически). Оно, конечно, отчего бы и нет? Но боюсь, что тогда мы ни до чего не доедем. Сами знаете, каков этот рыцарь. То ему с мельницей приспичит сразиться, а то...
Гена. Ясно. Тогда кого?.. Стоп! Вот это действительно мысль! Мистер Уэллер! Знаете, как в Королевство Плаща и Шпаги проехать?
Сэм. Обижаете! Небось не первый день на козлах... Но позвольте полюбопытствовать: почему именно туда? Там ведь одни драчуны!
Гена. Да вот тут мне одно письмо попалось... Потом объясню!
Сэм (покладисто). Потом, так потом. Будь по-вашему... Эй, любезные!
Едут в молчании, пока вдруг, разом их не обступает шум разноголосой толпы.
А ну, лошадки, поживей! Ножками, ножками! А ну!.. И народу же в этом самом королевстве! Эй, господа, дорогу, дорогу! Люди по делу едут, понимать надо! Чего под колеса лезешь? Тебе, тебе говорю, шляпа! Ну да, с пером, какая же еще? Дорогу!
Сирано де Бержерак.
Покуда не треснул наш мир пополам,Не мы уступаем дорогу, а нам!..Дорогу, дорогу гасконцам!Мы юга родного сыны!Мы все под полуденным солнцемИ с солнцем в крови рождены!
Сэм. Эка невидаль, гасконцы! То-то и беда: столько вас развелось, что бедной лошадке ступить некуда!
Гена. Да погодите вы! Это же он! Тот, кто нам нужен! Вот здорово!.. Простите, пожалуйста, но мне так приятно, что я вас встретил!
