Станислав Рассадин - Новые приключения в Стране Литературных Героев
Второй. Наполеон! Как есть Наполеон!
Архип Архипович вместе с Геной у себя дома.
Профессор. Ну? Теперь твоя душенька довольна? Вот тебе и долгожданная головоломка! Теперь остается только воскликнуть, как в самом настоящем детективе: «Ваша карта бита, господин Чичиков!»
Гена. Смейтесь, смейтесь! Конечно, так любую идею можно высмеять, но только...
Профессор. Постой! Ты утверждаешь, что это я смеюсь?
Гена. А кто ж еще?
Профессор. Гоголь! Это именно он в своей поэме будто нарочно посмеялся над тем, чего ему, по-твоему, не хватает, – над ненужной ему таинственностью, над ненужными загадками. И вот полицеймейстер, почтмейстер и другие чиновники вовсю ломают свои бедные головы, какая же загадка кроется за мертвыми крестьянскими душами, которые скупает Чичиков. А ее нет! В том-то и дело, что нет, – ведь даже сама по себе афера с мертвыми душами, за которые гоголевский герой хочет выручить деньги как за живые, не Гоголем придумана. К ней прибегали многие жулики, так что и она не была таинственной... Так-то, брат. Знаешь, есть такая забавная история. У кинотеатра, где идет детективный фильм, стоит некий вредный мальчик и...
Гена (хмуро, потому что справедливо предчувствует подвох). Знаю. И говорит: «Дяденька, дай рубль, а то скажу, кто убил».
Профессор (лукаво). Вот именно! А ты, насколько мне известно, все-таки перечитываешь «Мертвые души», хотя давно знаешь, кто там, так сказать, убил. Знаешь, в отличие от почтмейстера и полицеймейстера, все разгадки!
Часть вторая. ЖИВЫЕ ГЕРОИ
КАК КРАСНАЯ НИТЬ СТАЛА БЕЛЫМ ПЯТНОМ
Гена (вбегает, запыхавшись). Здрасте, Архип Архипыч!
Профессор (недовольно). А, явился наконец! Соизволил!
Гена. Так я же успел! Минута в минуту!
Профессор. То-то и оно, что ни минутой раньше. Пора отправляться в путешествие, а куда – спрашивается? Мы с тобой даже не успели договориться, потому что ваша милость где-то разгуливает.
Гена. Да вы послушайте сначала! Виноват я, что ли? Я как раз очень спешил, только иду мимо газетного киоска, гляжу – свежую почту привезли. Журналы всякие, и в том числе «Знание – сила». Стал вместе со всеми ждать, пока продавец журналы разложит, вот и... Зато видите – достал!
Профессор (терпеливо). Ну? Это все? Ты кончил?
Гена. А чего ж еще? Хотя, правда, там еще смешная история произошла. Понимаете, подхожу я к очереди и спрашиваю: «Кто последний?» А дяденька – пожилой такой, вроде вас, – который в самом конце стоит, молчит и не отвечает. Я опять спрашиваю, вежливо так: «Извините, пожалуйста, вы последний?» Тогда он поворачивается ко мне и очень как-то ядовито говорит: «Тут, между прочим, молодой человек...»
Профессор (уже нетерпеливо). Да знаю я, что он тебе сказал!
Гена. Знаете? Откуда?
Профессор. Оттуда, что и сам это не раз слышал. Да не только слышал, но... Стоп, Гена! Я, кажется, понял, с чего мы можем начать путешествие – сразу, без подготовки, с разгона!
И мы действительно сразу слышим два мужских голоса. Один лениво-снисходительный, купечески-важный, а другой – типичный голос зависимого, «маленького человека».
Купец. Так ты взаправду в газеты пишешь?
Корреспондент (будем так называть этого «маленького»). Пишу ли? Как не писать, ваше степенство? Не зарою таланта своего до самой могилы! Пишу-с! Разве не читали?
Купец. Пиши, пиши! Почему не писать, коли можешь? А в какую газету бишь?
Корреспондент. В газету «Голос», ваше степенство!
Купец. Прочесть дашь?
Корреспондент. Всенепременно-с!
Купец. Увидим, увидим, каких делов ты мастер. Ну а что же ты писать станешь?
Корреспондент. А вот если вы, ваше степенство, что-нибудь на городскую прогимназию пожалуете, то и про вас напишу.
Купец. Что ж, напиши. Я пожертвую. Отчего не пожертвовать? Тысячу рублев могу...
Корреспондент. Нуте?
Купец. Разумеется, могу. Две тысячи серебра – хошь? Да что две тысячи! Я еще не то обещать могу!
Корреспондент. Вы не шутите? Ваше степенство!
Купец. Могу... Только вот что... Ммм... А если я пожертвую, да ты не напишешь? Я, братец мой, только с тем условием, чтоб ты взаправду написал.
Корреспондент. Как это можно-с? Да я хоть сейчас! Сию минуту!
Купец. Как это? Прямо... тут?
Корреспондент. А что ж дело тянуть, ваше степенство? Сяду вот... возьму лист бумаги... перышко вот... И начну, благословясь!
Пауза, во время которой слышно только, как «корреспондент» скрипит пером, изредка бормоча себе под нос: «У нас... богоспасаемом... воздвигаются... архитекторы... капиталы... меркантильными...»
Гена (тихонько, но настойчиво). Архип Архипыч! Это что же, он так целый час будет строчить, а мне, значит, молчать и на него любоваться?
Профессор. Верно. Можно его и поторопить...
Гена (громко). Эй, господин! Вы не мог...
Профессор. Что ты, что ты? Кто ж так делает? Это невежливо, дружок. Тем более можно просто повернуть рычаг сюжетного ускорения – и...
Корреспондент (победно). Все-с, ваше степенство! Готово-с!
Купец (недоверчиво). Уж и написал?
Корреспондент. Написал-с! Так что можете, ваше степенство, жертвовать! И мне, ежели будет ваша милость... за труды-с!
Купец. За труды-с... Гм! Чего так скоро? Ты... ты не так. Ты бы подольше пописал. Зачем спешить? Поди, братец, еще попиши.
Корреспондент. Ваше степенство! Ни место, ни время стеснить таланта не могут! Хоть целый год дайте мне – и то, ей-богу, лучше не напишу!
Купец (с большой неохотой). Ишь ты... Ну, ладно, давай сюда... Посмотрим, чего ты там насочинял... (Читает с трудом.) «У нас... в на-шем... бого-спаса-емом городе, еже-годно воз-дви... воз-дви-га...». Что-то вижу плохо. Да и очки забыл взять. Ну-ка, прочти сам!
Корреспондент. Извольте-с! (Читает бойко и с пафосом.) «...Ежегодно воздвигается по нескольку зданий, для чего выписываются столичные архитекторы, получаются из-за границы строительные материалы, затрачиваются громадные капиталы – и все это, надо признаться, с целями меркантильными. Жалко! Жителей у нас 20 000 с лишком, город существует уже несколько столетий, здания воздвигаются, а нет даже и хижины, в которой могла бы приютиться сила, отрезывающая корни, глубоко пускаемые невежеством. Но наконец-таки и на нас повеяло воздухом, которым дышит вся образованная Россия. Месяц тому назад мы получили от господина министра разрешение открыть в нашем городе прогимназию. Более того! Нашлись люди, которые не ограничились одним изъявлением восторга, а пожелали еще так же выказать свою любовь и на деле...».
Купец. Нничего... Ловко!
Корреспондент (сыплет частым горохом). «Наше купечество, никогда не отвечающее отказом на приглашения поддержать денежно какое-либо доброе начинание...».
Купец. Во-во!
Корреспондент. «...И теперь также не кивнуло отрицательно головою».
Купец. Черрт! Скоро написал, а как важно! Ай да ты!
Корреспондент (у него и голос словно бы расцвел от похвалы и надежды получить воздаяние). «Считаю нужным назвать здесь имена главных жертвователей...».
Купец. Ну? Ну?
Корреспондент. Вот их имена: Гурий Петрович Грыжев – 2000. Петр Семенович Алебастров – 1500. Авив Иннокентиевич Потрошилов – 1000».
Купец. Грыжев... Потрошилов... А я? Я-то где же?
Корреспондент. Успокойтесь, ваше степенство. Вы на самом на главном месте-с. Можно сказать, наверху-с. Вот извольте глянуть сами-с!
Купец. Давай! Про себя-то и я, глядишь, разберу... (Читает.) «И Иван Степанович Трамбонов...». А, то-то! «Последний обещал...». Постой, постой! Как это у тебя? «Последний обещал...». Кто это – последний?
Корреспондент. Последний-с? Это вы-с!
Купец. Так я, по-твоему, значит, последний?
Корреспондент. Последний-с... То есть... эк... эк... в смысле...
Купец. Кто последний?! Говори!! Я?!!!
Корреспондент. Вы-с, только в каком смысле?
