Станислав Рассадин - Новые приключения в Стране Литературных Героев

Гена (с этой его дипломатической оговоркой мы уже знакомы). Да нет, я ничего плохого сказать не хочу. Здорово написано. Но только... Вот вы сами подумайте: а что если бы Гоголь не открывал нам с самого начала, что Хлестаков вовсе никакой не ревизор? Пусть бы это только в конце выяснилось. Ведь тогда же не только для всех этих чиновников, но и для нас бы загадка была. Тайна. Вот уж мы бы голову поломали – прямо как в настоящем детективе!

Профессор (понемногу приходя в себя). Ах, вот чего тебе захотелось – детектива!

Гена. А что?.. Да, между прочим, Архип Архипыч: а он, детектив то есть, уже был в те времена?

Профессор. Мм... Да нет, в таком виде, в каком он существует сейчас, не было.

Гена. Так я и знал, что его потом изобрели! Ну, тогда все ясно. Если бы детектив был, уж конечно, Гоголь бы им воспользовался. Тем более и в «Мертвых душах» тоже...

Профессор. Как? Неужели, Гена, и они тебе не угодили?

Гена. Почему это не угодили? Наоборот! И вообще, что это вы из меня какого-то дурачка делаете? По-вашему, я не пони­маю, что Гоголь все равно в тысячу раз лучше всякого Конан Дойла? Просто и тут ведь здорово можно было завернуть! Пред­ставляете, если б мы и про Чичикова тоже все время думали: а вдруг он эти самые мертвые души у помещиков только для виду скупает, а сам...

Профессор. А сам шпион! Или пуще того – рези­дент!

Гена (обиженно). Зря смеетесь! Если хотите знать, это даже несовременно с вашей стороны.

А теперь вдруг обиделся Архип Архипович: ничто не спо­собно так задеть пожилого человека, как упрек в том, что он несовременен.

Профессор. Даже так?

Гена. А вы как думали? (Дальнейший его нравоучитель­ный тон заставляет предположить, что говорит он не совсем свои слова.) Потому что детектив – это самое современное искусство. Конечно, может, по сложности это не Гоголь или Достоевский – ну и что? В наше время, когда на нас на всех столько всякой информации обрушивается, надо уметь всякие эти лишние слож­ности отбрасывать, а в детективе главное – логика мысли. (До­говорил и словно скинул с плеч чужой груз.) Вот!

Профессор. Ого, как ты заговорил! И кто же тебе все это внушил?

Гена (к чести его, врать он не научился). Ну, вообще-то, мне об этом часто Стасик Квочкин говорит – он у нас в классе самый сильный по математике. Ух, и сечет!.. (Спохватившись.) А почему вы решили, что я до этого сам додуматься не мог? Детектив, он же и в самом деле помогает... это... логически мыслить. Он... интеллект развивает. Он...

Профессор. Успокойся, на этот счет я с тобой спорить не собираюсь. И помогает и развивает – все верно. Но вот от­носительно того, что ты говорил чуть раньше, то... В общем, мне наш разговор напомнил одну пьесу.

Гена. Какую? Тоже Гоголя?

Профессор. Нет, современную. Написанную Алексан­дром Володиным. В ней, видишь ли, мальчик – ну, вот вроде тебя – приходит в библиотеку и... Однако вместо того, чтобы заниматься скучным пересказом, давай и мы отправимся туда же. И знаешь что, Гена? Проведем-ка эксперимент!

Гена. Это всегда пожалуйста. А какой?

Профессор. Вместо этого мальчика в пьесе будешь действовать ты... То есть, нет, не совсем ты. Я настрою нашу машину таким образом, что ты будешь вести себя в точности так, как прикажет автор пьесы. Во всяком случае, сперва.

Гена. А зачем?

Профессор. Затем, чтобы побывать в шкуре... или, вы­ражаясь деликатнее, в коже персонажа. Ну, как говорится, с бо­гом! Поехали!

Библиотека – самая обыкновенная, районная. И библиоте­карша тоже обыкновенная. Появляется Гена. Здороваются.

Гена. Записаться можно?

Библиотекарша. Почему же нет? Заполните форму­ляр, только аккуратно. Ваш номер 1616. Запомните?

Гена (снисходительно). Попытаюсь.

Библиотекарша. Что вас интересует?

Гена. «Жизнь Эйнштейна».

Библиотекарша. Пожалуйста.

Гена. Тьюринг, «Может ли машина мыслить».

Библиотекарша. Выдана.

Гена. Лавров, «Электроника и современность».

Библиотекарша. Увы...

Гена. Тогда все.

Библиотекарша. Вы можете взять что-нибудь из художественной литературы.

Гена. Ну дайте там что-нибудь про шпионов.

Библиотекарша. Вас интересует литература такого рода?

Гена. Какого же это рода?

Библиотекарша. Скажем, примитивная в художе­ственном отношении.

Гена. Ну и что? Там хотя бы с первой страницы не ста­новится ясно, чем все кончится.

Библиотекарша. Вы предпочитаете такую литературу потому, что просто не умеете читать. Есть люди, которые не умеют слушать музыку.

Гена. Виноват, вы читали книгу Норберта Винера «Кибер­нетика и общество»?

Библиотекарша. Нет.

Гена. Видите – нет. Это пробел. Но я вас не обвиняю. В условиях громадного количества впечатлений, которые обруши­вает на нас современная жизнь, интеллект стремится ограничить круг своих интересов. Понятно? Пока!

Они с Архипом Архиповичем опять одни. Гена страшно собой доволен.

Ну? Как я ее срезал? То есть не совсем я, а... Но все равно ни­чего, верно?

Профессор. Ты так полагаешь?

Гена. А что? Ну, правда, насчет художественной литера­туры я... то есть он... в общем, это мы зря. А вот про интеллект и про все такое здорово вышло! Видали, она даже растерялась!

Профессор. Ну а если бы не растерялась?.. Короче говоря, давай переиграем эту сцену, а? Сейчас я введу в машину новую программу и... Все! Готово.

Переигрывают. Но нам-то необязательно вместе с ними по­вторять все сначала. Мы застаем момент, когда Гена закан­чивает свой самоуверенный монолог.

Гена. ...Интеллект стремится ограничить круг своих инте­ресов. Вы читали Винера «Кибернетика и общество»?

Библиотекарша. Разумеется, читала.

Гена (он, что называется, сбит в полете). Как?.. Прав­да – читали?

Библиотекарша. Естественно. И, по-видимому, гораз­до более внимательно, чем вы.

Гена. Это почему же, интересно, вы так решили?

Библиотекарша. Да потому, молодой человек, что иначе вы не заявляли бы так победоносно о том, что, дескать, нам необходимо ограничивать круг своих интересов, притом за счет художественной литературы.

Гена. Но ведь...

Библиотекарша. Да, да, я понимаю, что вы скажете, Впечатлений на нас обрушивается в самом деле много, целые водопады, но как раз Норберт Винер, которого называют отцом кибернетики, считал, что, как бы то ни было, намеренно ограни­чивать свои духовные интересы плохо и даже опасно...

Гена. Так ведь же...

Библиотекарша (теперь ее верх). Нет уж, вы свое отговорили. Настала моя очередь. Скажите, а вы читали еще одну книгу того же Винера: «Я – математик»?

Гена. Ннет...

Библиотекарша. Видите – нет. Это пробел. И в нем я вас как раз обвиняю. Ибо из этой научной автобиографии выдающегося ученого вы яснее ясного поняли бы, что сама кибернетика, эта наука двадцатого века, могла появиться на свет только потому, что Норберт Винер не ограничивался одной своей специальностью, математикой, а заключил союз с физикой и другими науками, в чем, как он сам признавался, ему подавал пример отец, предостерегавший его от узости и бывший, по­звольте вам заметить, профессором славянских языков и литера­тур.

Гена (упавшим голосом). И литератур?

Библиотекарша. Вот именно! И совершенно ес­тественно, что книга, озаглавленная «Я – математик», перепол­нена именами не только Ньютона и Эйнштейна, Лобачевского и Гаусса, Бора и Резерфорда...

Гена (хватаясь за соломинку). Так ведь это же как раз математики и физики!

Библиотекарша (она решила совсем подавить бед­ного Гену и обрушить на него, ну, если и не водопад информа­ции, то, во всяком случае, холодный душ). Оказывается, вы так же плохо умеете слушать, как и читать! Я сказала: именами не только этих, но и других людей, также сыгравших немалую роль в жизни ученого. Именами писателей, художников, фило­софов: Толстого и Гете, Шекспира и Свифта, Рабиндраната Тагора и Генриха Гейне, Леонардо да Винчи и Микеланджело, Брейгеля Старшего и Диего Риверы, Демокрита и Ибсена... Понятно?