Олег Верещагин - Путь в архипелаге (воспоминание о небывшем)
Я волокся куда-то сквозь эту боль, как сквозь густой, горячий, приторный кисель. И ненавидел себя за то, что я ещё жив, когда все мертвы, что у меня не хватает духу вонзить дагу себе в сердце, так легко и просто — ещё чуточку боли, а потом — покой и тишина…
— Сергей, убей меня, — попросил я его. Он выругался и покосился на меня дико.
Потом я увидел Танюшку. Она вышла навстречу из-за кустов, а следом ещё кто-то, и ещё — и ещё несли носилки, на которых лежала Кристина, я узнал её сразу.
— Ты весь в крови, — Танюшка уронила залитую кровью корду, и та вонзилась в землю.
— Это не моя кровь, это Игоря, — я забыл о том, что и сам ранен, поискал глазами Ирку Сухоручкину и сказал: — Ир, Игорь убит, — потом мой взгляд наткнулся на Вальку Северцеву, и я добавил: — И Колька убит тоже…
Ирка заплакала, спрятав лицо в ладонях. Валька рассеянно посмотрела вокруг, покусала губу.
— Значит, и брат, и парень… — она медленно улыбнулась.
А потом вогнала стилет, который держала в левой руке, себе под левую грудь.
"Ну и правильно," — подумал я. И снова потерял сознание.
* * *В последующие несколько часов на вынужденном привале я ещё несколько раз приходил в себя и отрубался. То ли от потери крови, то ли от нервного перенапряжения… В бездонном безверменье ко мне приходили Олька, Игорь, Колька — живые, и тоскливый ужас выталкивал меня "на поверхность".
Кто-то принёс трупы — сходили, не побоялись. Это было правильно. Похоронить их по-человечески — мы были обязаны сделать это… Вроде бы плакал Андрюшка Соколов — а потом оказалось, что это правда. И ещё оказалось — его Ленка Черникова погибла буквально в шаге от него, ей разрубили голову топором…
Не было Вадима. Не было Джека, не было Ленки Власенковой с Олегом Крыгиным. И Серёжки Лукьяненко с Вильмой не было тоже, и Богуша, и Наташки Бубнёнковой…
Была ночь. Глухая, полная барабанов где-то неподалёку… или, может, вдалеке, по здешним ущельям звуки разносятся странно… Чёрная, полная вязкого ужаса — ночь… Клинок выскальзывал из моих ножен снова и снова, падал передо мною, словно шлагбаум… Это было хуже смерти, это было нечестно — такая мука от мысли, что я привёл своих друзей сюда на смерть. Я не хотел, я не мог хотеть их гибели — я всего лишь пытался остаться собой… или стать кем-то лучшим, чем раньше…
Я заплатил. И, наверное, ещё не всё.
Бездна мучения… Интересно, каков был конец всех вождей, князей, конунгов, королей этого "мира низачем"?.. Чарльз, принц Великобритании и король Срединного Королевства, погиб раньше, чем его настигло это отчаянье…
Как же ему повезло.
— Олег, вставай.
Я безучастно поднял глаза. Танюшка стояла передо мной, тоненькая, сильная и прямая, как выкованный из стали восклицательный знак, держа руку на поясе. Левая рука (рукав куртки оборван у плеча) была замотана повязкой от локтя и выше. Повязка намокла от крови…
И её ранили.
— Зачем? — спросил я.
— Надо хоронить наших и идти дальше.
— Зачем? — повторил я. — Всё кончено, Тань.
— Не смей так говорить, — тихо, но упрямо сказала она. — Мы же погибнем без тебя, Олег…
— Пусть ведёт Саня… — я поморщился. — Андрюшка вон Альхимович… А меня оставьте. Я кончился.
— А я? — так же тихо и упрямо спросила она. — Что прикажешь делать мне?
— Что хочешь, — равнодушно отозвался я. — У нас больше ничего не будет, Тань, пойми же ты это. Мы будем идти и идти по этому проклятому миру, убивать, убивать, убивать — и умирать сами… в этом смысл жизни? Потом — придут другие, будут убивать и умрут… Вон Валька решила правильно. Я бы тоже так сделал, но я боюсь…
— Не смей так говорить! — она топнула ногой. — Я же знаю!.. Мы же люди!..
— Мы не люди, — я вздохнул. — Мы копии. Картинки на экране. Пешки на доске… Настоящие Олег и Танька там. Там. Они там и живут по-настоящему. А мы — мы какая-то еба…ая игра. Просто чья-то игра в войну, Тань… Оставь меня в покое. Всё.
Группа Hi-FiЯ один — я как ветер!Я пью земную благодать.Гаснет день — и под вечерсветило тоже хочет спать.Снова ночь летит раненой птицей,И дрожит огонь усталой свечи…Проплывают знакомые лица,Но им не понятьбеспризорной тоски…
Где ты,Мой ангел-хранитель?Возьми, если можешь,Меня к небесам!УбежалЯ из дома,Бродил по сказочным мирам!
Я прошу — забери меня, мама,С улиц городскихОбратно домой…Я послушным и правильным стану,Я хочу домой —А здесь я чужой…
День прошёлнезаметно,А я на улице опять…Где же он?Спит мой ангел…Я не желаю погибать!!!
Танюшка стояла на том же месте… но словно бы отодвинулась.
— Помнишь. — задумчиво спросила она, — мы говорили о рыцарях? справедливости. О борьбе?
— А… — я усмехнулся. — Да. Говорили. Чушь…
— Так вот, — она покусала уголок губы острым белым зубом. — Ради той чуши… Нет, погоди. Я тебя люблю. Просто так люблю. Но ради той чуши, Олег, я ещё и уважала тебя. Ради той чуши стоило жить, — она вдруг по-мальчишески сплюнула и без насмешки сказала: — Жалко смотреть, когда кто-то оказывается недостойным своей же мечты… — она повернулась, чтобы уйти. Но, наверное, ей тоже было больно и тошно, потому что она добавила мне — уже через плечо: — Ну — кто прыгнет выше радуги? Эх, ты!..
Какие-то несколько секунд я смотрел в её удаляющуюся прямую спину. Но за эти секунды перед моим мысленным взором пролетел калейдоскоп картинок. Странно — просто-напросто фрагментов из недавно вышедшего фильма "Выше радуги не прыгнешь", который очень нравился мне… и Танюшке. Словно кто-то продёрнул перед глазами склейку из отдельных ярких кадров. Весёлый такой и немного грустный фильм о… ни о чём… и обо всём… и о нас, и о том, что…
— Тань, что ты сказала? — спросил я в спину. Наверное, что-то такое… ну, такое было в моём голосе. Потому что она обернулась. — Повтори, что ты сказала.
— Кто прыгнет выше радуги? — с вызовом повторила она.
— Да сам же Радуга и прыгнет, — ответил я. Вздохнул. И поднялся. — Ладно. Пошли. Попробуем… прыгнуть выше радуги.
* * *Убитых мы похоронили в расщелине под скалой недалеко от места последнего бивака. Им не досталось даже коротких надписей — мы боялись, что негры разроют могилу.
Но, пока мы живы, мы их не забудем. Это тоже — памятник.
Никто и не думал жаловаться, когда я объявил, что надо идти дальше. Мне почему-то казалось, что все видели мою слабость, но то ли никто внимания не обратил, то ли не хотели вспоминать.
Кристина была тяжело ранена — не считая мелких "царапин" (которые там уложили бы любого в койку). Ассегай пробил её насквозь в районе солнечного. Ольги с нами больше не было, но и так все понимали — доставать его нельзя. Мне почему-то лезли в голову строчки из "Книги будущих командиров" — как фиванский полководец Эпаминонт был ранен при Мантинее: дротик попал ему в грудь, и он приказал обрезать древко, чтобы оно не качалось и не причиняло лишней боли. Потом, после боя, отдав последние распоряжения, велел вынуть дротик — и после этого умер.
Кристина была без сознания. Иззубренную ландскетту с искорёженной гардой из её пальцев вытащить просто не удалось, так её и несли на импровизированных носилках. Носильщики менялись, но я не мог — плечо… Мы шли через глумливо перекликающуюся барабанами ночь, словно раздвигая её собой. Шли в тишине, чутко вслушиваясь и сжимая в руках оружие. Шли, стараясь не думать, что где-то лежат, наверное, тела других наших друзей — и их даже похоронить некому…
Что же — может быть, и мы будем скоро лежать так же. Это не причина для скулёжа.
У меня снова начала промокать повязка на бедре. Кровь текла в сапог, и он захлюпал. Вот мерзость…
— Люди впереди, — неслышно подошёл Арнис.
— Люди или негры? — быстро спросил я.
— Я же сказал — люди… Вроде бы наши.
…Вадим шёл первым. Он нёс меч на плече и покачивался, припадая на левую ногу. Следом шёл Джек; потом — Ленка, Сергей, Вильма, Олег…
Мы обнялись — я, Вадим, Сергей… Надолго обнялись. Потом, отстранившись, я хрипло сказал:
— Всех вывел. Молодчина…
— Не всех, — он посмотрел на Саню, который подошёл к нам и остановился чуть в стороне. — Саш, Наташку убили… Игорь, — окликнул он Сморча, — слышишь?
— Слышу, — деревянно откликнулся вместо него Саня.
— Мы на тропинке столкнулись… — Вадим прикрыл глаза, перевёл дух. — Её — ассегаем в горло, она сразу упала… Мы её вытащили, но… — он махнул рукой.
— А где Богуш?! — отчаянно крикнула Наташка Мигачёва.
— Богуш… — Вадим снова прикрыл глаза. — Если бы не он, мы бы все там остались… Они навалились, Джек упал… — я заметил, что у англичанина рассечён висок, волосы слиплись в кровавую сосульку. — А он встал там… с кистенём, и не подпускал… Ему… — Вадим скрежетнул зубами, качнулся, — ему голову с маху… Но он пять или шесть штук успел свалить, и нас прикрыл…
