Олег Верещагин - Путь в архипелаге (воспоминание о небывшем)
— Подрезать пора, — она провела пальцем по моей шее. Я невольно дёрнулся, Танька повторила жест и хихикнула. Я недовольно спросил:
— Подрезать что? Шею мне?
— Дурак, — резко сказала она, но тут же погладила меня по плечу: — Извини, я не подумала. Тебе правда надо постричься, хотя бы подкоротить… — она запустила пальцы в мои волосы, довольно безжалостно подёргала.
— Ну пусти, — пробормотал я, не пытаясь освободиться. Она вместо этого рывком притянула меня к себе…
…Губы Танюшки были солоноватыми от высохшей на них морской воды. Горячими и живыми. Глаза блестели шалой зеленью, и в них отражалось моё лицо с такими же безумными глазами. Мы оба хорошо знали, чем кончится эта игра с поцелуями — и оба не очень торопились.
В таким мгновения казалось, что они — навсегда.
Игорь ШевчукШумит река времён,И ночь идёт к концу,И дым пустых надеждСтруится по лицу.Я по цветам идуНа дальний свет звезды,Где были мы с тобой,Где только я — и ты!Ты — моя судьба!
А за стеной обрыв,И только ветра свист,И кто сказал, что мыСошлись и разошлись?!И знаю точно я,Что сбудутся мечты!Где были мы с тобой,Где только я — и ты!Ты — моя судьба!Я люблю тебя!
Я тебя никому никогда не отдам,Я тебя пронесу по горящим мостам,По снегам, небесам, по зелёным лугам!Я тебя никому не отдам!Я тебя никому никогда не отдам,Нас не сможет согнуть никакая беда,Не разнимут враги, не состарят года!Я тебя никому не отдам!
— А Саню ты зря отпустил, — сказала Танюшка.
Она сидела у меня сзади на пояснице и делала массаж. Приятно было — жуть. А вот разговор мне не слишком нравился. Я уже почти совсем собрался промолчать, но не удержался:
— Я никого не неволю, Тань, оставаться со мной. Но те, кто остаётся, должны выполнять мои приказы. Саня захотел уйти — это его дело.
— И всё-таки это неправильно, — упрямо сказала она. — Когда Север пойдёт в предварительную разведку?
— Завтра, — буркнул я, уже предвидя её просьбу.
— Олег, скажи ему, чтобы он поискал Саню. И предложи ему вернуться, а?
* * *Было ещё совсем темно, когда Север меня растолкал. Зевая и тряся головой, я поднялся, прошёл к выходу. Андрюшка Соколов, стоя уже снаружи, перетягивал ремень.
— Возьми ещё кого-нибудь, — предложил я. — Вдвоём — мало ли всё-таки…
— Быстрей обернёмся, — отмахнулся Север, одёргивая свою "вечную" кожанку. Зевнул, прилязгнул сильными челюстями, засмеялся: — Нет тут никого, Олег. Не могли же они из воздуха появиться?
— Ладно… Если встретишь Саню с его олухами — заверни их, договоримся как-нибудь, — вспомнил я. Север, помедлив, хлопнул меня по плечу:
— Это ты правильно… Постараюсь их найти.
— Ну ты всё-таки разведку веди, а не Саню ищи, — спохватился я. Игорь кивнул:
— Ладно, ладно… Скажи Кристинке… — он махнул рукой: — А, ладно. Вернусь — сам всё скажу… Андрей, готов?
— Готов, — буркнул Соколов, тоже зевая и расчёсывая пятернёй волосы.
— Ну и пошли, — Север первым зашагал вниз пружинистым шагом — и растаял в смешанной с ранним туманом предутренней тьме.
Я ещё какое-то время смотрел ему вслед, зевая и ёжась. Потом окликнул часового — Игорь Мордвинцев отозвался коротким свистком — и пошёл досыпать.
* * *К вечеру отмахали километров двадцать — вверх, вниз, с вершин холмов внимательно осматривая окрестности. В конце концов Андрей махнул рукой и объявил:
— Всё, хватит на сегодня. Нет тут никого.
— Да, пожалуй, — согласился Игорь, ослабил пояс и перевязь. — Давай вон туда, в лощинку, спустимся. Там костёр не будет видно.
— Трепещешь? — фыркнул Андрей.
— Да так, — улыбнулся Игорь, — на всякий случай.
— Вообще-то правильно, — согласился Андрей и, подфутболив носком мягкого сапога камешек, огорчённо сказал: — Я думал — чего найдём, поэтому и вызвался… Так бы я фик от Ленки ушёл, — он толкнул локтем Севера. — Знаешь, как с ней трахаться здорово?
Север хмыкнул. Он, конечно, спал с Кристиной и мысленно согласился с другом, но, будучи более сдержанным и воспитанным, тему не поддержал. Что, впрочем, не мешало Андрею её развивать:
— …а когда она первый раз мне в зад предложила, я прямо офигел, у меня даже не вставало сперва…
Мальчишки, спустившись на дно ложбины, обогнули росшие там понизу кусты — и…
…Первые негры стояли метрах в пяти от них — стояли и прислушивались, а дальше их были ещё десятки. По всему дну ложбины. Две или три секунды мальчишки смотрели на негров. Те тоже не двигались — очевидно, ожидая, что сейчас из-за кустов появятся ещё белые. Потом Север истошно вскрикнул и, молниеносным движением метнув нож, увязший точно в горле у первого негра, толкнул Андрея плечом назад:
— Бежим!
Они рванулись вверх по склону. Но верхним краем лощины уже хрустели, ломаясь, кусты — там мелькали султаны из перьев на масках, наперерез ломилась ещё одна группа!
— Беги один! — крикнул Север. — Туда беги! — он почти швырнул Андрея дальше по склону оврага. — Беги, я их задержу!
— Я тебя не брошу! — крикнул Андрей, хватаясь за меч над плечом. Север зарычал:
— Дурак! Наши же думают — тут никого! Беги же, всех погубишь!
И снова толкнул Андрея. Тот попятился. Потом — повернулся и побежал. Сразу — изо всех сил.
Так, тут — всё. Второй нож полетел в первого из бежавших поверху, и тот покатился вниз, пробил своим телом кусты, застрял там, словно какой-то манекен. Игорь прыжком выскочил на край лощины. Со всех сторон — ближе, ближе — лезли озверелые рожи или страшные маски. За Андреем не бежал никто — вот и хорошо…
Всё? Кажется — всё. Значит, вот как это… А где же страх? Где вся жизнь, промелькнувшая перед глазами?
"Прощай, Кристина," — подумал он, выхватывая шпагу и дагу — они послушно, с радостным гудением, описали в сильных руках зло свистящие "восьмёрки".
Но он, наверное, всё-таки ещё не верил в смерть, отталкивал её всей силой своего недолгого существования, всем своим крепким, живым мальчишеским телом, всей жаждой жизни — когда, не дожидаясь броска негров, сам прыгнул вперёд.
И успел подумать ещё, что Андрей теперь точно успеет, и всё будет хорошо…
…Его убили только через полчаса, брошенными в спину толлами — после того, как отчаялись свалить в рукопашной.
Игорь БасаргинКаждому хочется жить. Но бывает, поверь —Жизнь отдают, изумиться забыв дешевизне.В безднах души просыпается зверь.Тёмный убийца. И помыслов нету о жизни.Гибель стояла в бою у тебя за плечом.Ты не боялся её. И судьбу не просил ни о чём.Что нам до смерти, коль служит порукою честь —Та, что рубиться заставит и мёртвые руки!Что нам до ада и мук, если естьРади кого принимать даже адские муки?Тех, кто сражался, в бою не гадал, что почём —Боги, бывает, хранят. И своим защищают мечом.Кончится бой — и тогда только время найдёшьКаждому голосу жизни, как чуду, дивиться.Тихо баюкает дерево дождь…Звонко поёт, окликая подругу, синица…Вешнее солнце капель пробудило лучом…Павших друзей помяни — и живи.И не плачь ни о чём.
Жалобно выли раненые. Их было около десятка, и почти все уже не бойцы. Убитых было девятнадцать — их порубленные и поколотые тела лежали на краю лощины и на склоне, застряв тут и там в кустах. Землю пропитала лениво льющаяся кровь. Валялось изломанное оружие, рассечённые щиты и маски.
Убитого белого оставили там, где он упал — около большого дерева, к которому он хотел, но не успел прижаться спиной: в ней сейчас торчали пять толл. Упал он только после пятой, последней. Кто-то принёс и бросил рядом левую руку белого с зажатым в ней кинжалом — её удачно отрубили ещё в середине схватки. Выдернуть чёрную от крови шпагу из правой руки не удалось вообще.
Отталкивая друг друга, сопя и скрежеща гортанно, негры отрубили убитому голову и насадили её на грубо оструганный кол. открытыми глазами, из которых уже ушла жизнь, Игорь Северцев по прозвищу Север смотрел на то, как, то и дело схватываясь, негры делили его тело, тут же пожирая сырые куски мяса. Потом вставили шпагу, отрубив на державшей её руке пальцы, в расщелину камня и начали ломать, сгибая клинок в дугу, но он каждый раз распрямлялся с коротким злым гулом.
Навалившись втроём, его переломили, и сталь лопнула с плачущим звуком. Обломок, выскочив из расщелины, вонзился в горло одному из негров, и тот, захлёбываясь кровью, покатился на дно оврага…
