Джоанн Роулинг - Гарри Поттер и Принц-полукровка ( перевод Народный)
— Хагрид говорил не про пение, — тихо пояснил Гарри, — а про смерть моих родителей.
— А… — Хорохорн чуть не рыгнул. — Ох, лихо… Да, это было… правда ужасно. Ужасно… ужасно…
Не найдя больше что сказать, он занялся наполнением кружек.
— Гарри, ты ведь вряд ли… вряд ли что помнишь? — неуклюже поинтересовался он.
— Нет, — мне ведь был всего год, когда они погибли, — сказал Гарри, глядя на пламя свечи, трепетавшее в моменты громких хагридовых всхрапов. — Но мне удалось довольно много узнать, что тогда произошло. Мой папа погиб первым. Вы знали об этом?
— Н-нет, не знал, — приглушённо ответил Хорохорн.
— Да… Волдеморт убил его, а потом перешагнул через тело и направился к маме, — сказал Гарри.
Хорохорн заметно вздрогнул, но не смог отвести полный ужаса взгляд от лица Гарри.
— Он приказал ей отойти, — безжалостно продолжал тот. — Он сам сказал мне, что она могла бы и не умирать. Ему нужен был только я. Она могла спастись.
— Ой, лихо-лихо, — выдохнул Хорохорн. — Она могла… ей не надо… Это ужасно…
— Да, лихо, — голос Гарри был едва слышен. — Но она осталась. Папа уже был мёртв, но она не хотела, чтобы я тоже умер. Она пыталась остановить Волдеморта… но он только смеялся…
— Хватит! — прервал Хорохорн, поднимая дрожащую руку. — В самом деле, мой дорогой мальчик, хватит… Я пожилой человек… Нельзя мне такого слышать… Я не хочу слушать…
— Я забыл, — солгал Гарри, ведомый Зельем удачи, — вам ведь она нравилась, да?
— Нравилась? — переспросил Хорохорн; его глаза снова наполнились слезами. — Не могу представить себе человека, которому она бы не нравилась… Такая смелая… Такая весёлая… Это было самым ужасным…
— Но вы не хотите помочь её сыну! — нажал Гарри. — Она отдала за меня жизнь, а вы не хотите отдать мне даже воспоминание.
Громоподобный храп Хагрида заполнил всю хижину. Гарри решительно посмотрел в глаза Хорохорна, полные слёз. А профессор алхимии, казалось, мог смотреть только на Гарри.
— Не говори так, — прошептал он. — Дело не в этом… Если бы это могло помочь тебе, то конечно… но оно же ведь бесполезно…
— Нет, — чётко произнёс Гарри. — Дамблдору нужны сведения. Мне нужны сведения.
Он знал, что может не беспокоиться: Феликс говорил ему, что наутро Хорохорн ничего не вспомнит. Глядя профессору прямо в глаза, Гарри наклонился немного вперёд.
— Я — Избранный. Я должен его убить. Мне необходимо это воспоминание.
Хорохорн побледнел ещё сильнее, его лоб блестел от пота.
— Ты — Избранный? Я…
— Конечно, — спокойно подтвердил Гарри.
— Но в таком случае… мой дорогой мальчик… ты просишь об огромной услуге… ты фактически просишь меня помочь тебе уничтожить…
— Вы ведь хотите избавиться от волшебника, убившего Лили Эванс?
— Гарри, Гарри, конечно, хочу, но…
— Вы боитесь, он узнает, что вы мне помогли?
Хорохорн ничего не ответил. Он выглядел перепуганным до смерти.
— Будьте смелым, как моя мама, профессор…
Хорохорн поднял пухлую руку и прижал дрожащие пальцы ко рту; на мгновение он стал похож на огромного ребёнка.
— Мне нечем хвастаться… — прошептал он, не отнимая пальцев. — Я стыжусь того… того, что показывает это воспоминание… Наверное, я совершил огромную ошибку в тот день…
— Вы можете всё исправить, отдав мне воспоминание, — сказал Гарри. — Это было бы очень смелым и благородным поступком.
Хагрид вздрогнул во сне и снова захрапел. Хорохорн и Гарри глядели друг на друга поверх оплывшей свечи. Повисла долгая-предолгая тишина, но Феликс Фелицис подсказал Гарри не нарушать её, а ждать. Потом, очень медленно, Хорохорн опустил руку в карман и достал волшебную палочку. Порывшись другой рукой в складках мантии, он вытащил маленькую пустую бутылочку. По-прежнему не сводя с Гарри глаз, Хорохорн прикоснулся кончиком палочки к виску и отвёл её, так что за ней, как приклеенная, потянулась серебристая ниточка воспоминания. Она тянулась и тянулась, пока не оторвалась и не повисла, покачиваясь, на палочке, яркая и серебристая. Хорохорн опустил нить в бутылочку, где она свернулась спиралью, а затем расширилась, завихряясь словно газ. Дрожащей рукой он закупорил бутылочку и передал её через стол Гарри.
— Большое спасибо, профессор.
— Ты хороший мальчик, — сказал Хорохорн, по толстым щекам которого в моржовые усы текли слёзы. — И у тебя её глаза… Только не думай обо мне слишком уж плохо, когда увидишь…
Затем он тоже опустил голову на руки, глубоко вздохнул — и заснул.
Глава двадцать третья. Хоркруксы
Пробираясь обратно в замок, Гарри чувствовал, как улетучивается Феликс Фелицис. Входные двери по счастливой случайности оставались незаперты, но на третьем этаже он чуть не попался Пивзу и едва успел юркнуть в боковой коридор. А добравшись до Толстушки и стянув плащ—невидимку, ничуть не удивился суровому виду женщины.
— Как по—твоему, какой час ночи, а?
— Мне очень жаль, честное слово… но мне необходимо было достать кое—что важное…
— В полночь сменился пароль, и, похоже, ночевать тебе придётся в коридоре.
— Вы шутите! — возмутился Гарри. — С каких это пор пароли стали менять в полночь?
— С тех самых! — отрезала Толстушка. — И если тебя что—то не устраивает, с претензиями обращайся к директору: именно он усилил защиту.
— Блестяще, — с горечью процедил Гарри, уставившись на каменный пол. — Просто фантастика! Я бы и обратился к директору, будь он школе… в конце концов, именно Дамблдор просил меня…
— Он в школе, — донеслось сзади. — Профессор Дамблдор вернулся в Хогвартс час назад, — к Гарри плыл Почти Безголовый Ник, чья голова по обыкновению клонилась набок. — Если верить Кровавому барону, директор вернулся в хорошем настроении, хотя и несколько утомлённый.
— Где он? — у Гарри заколотилось сердце.
— А, стенает и грохочет где—то в Астрономической башне. Любимое развлечение…
— Да не Кровавый барон — Дамблдор!
— О… у себя в кабинете, — отозвался Ник. — И, судя по словам барона, у директора ещё оставались какие—то дела, до того как…
— Точно, у него ещё есть дела, — Гарри просто распирало от восторга: сейчас он расскажет Дамблдору о добытом воспоминании!
Он резко развернулся и помчался к директорскому кабинету, не обращая внимания на вопли Толстушки:
— Вернись! Ладно, я пошутила! Ты меня разбудил, и я просто рассердилась! Пароль прежний — «ленточный червь»!
Но Гарри уже нёсся по коридору, и через минуту горгулья в ответ на положенное «глазированные эклеры», отпрыгнула в сторону, пропуская к винтовой лестнице.
Гарри постучал и, услышав усталое «войдите», распахнул дверь. Кабинет директора выглядел вполне привычно, только небо за окнами было тёмным, усыпанным яркими звёздами.
— Боже правый, Гарри! — удивился Дамблдор. — Чем обязан удовольствию лицезреть тебя в столь поздний час?
— Сэр… я достал его! Достал воспоминание Хорохорна!
Увидев крошечный флакончик, директор несколько мгновений изумлённо молчал. Затем его лицо озарила широкая улыбка.
— Потрясающая новость, Гарри! Отличная работа! Я был уверен, что у тебя получится!
И, похоже, отбросив мысли о позднем часе, Дамблдор энергично обошёл стол, взял неповреждённой рукой пузырёк с воспоминанием Хорохорна и направился к застеклённому шкафу за думоотводом.
— Итак, — он поставил каменную чашу на стол и вылил в неё содержимое флакона. — Наконец мы увидим всё. Быстрей сюда, Гарри…
И Гарри послушно склонился над думоотводом, чувствуя, как ноги отрываются от пола… Он снова провалился в темноту и приземлился в кабинете Горация Хорохорна, много лет назад.
Куда более молодой Хорохорн, с пышной шевелюрой соломенного цвета и пшеничными усами, всё так же сидел в удобном кресле, водрузив ноги на обитый бархатом пуфик; пальцами одной руки учитель сжимал небольшой бокал вина, другой — копался в коробке с ананасными цукатами. Полдюжины подростков расселись вокруг Хорохорна на стульях — и Том Ребус среди них. На его пальце сверкал золотой с чёрным перстень Дволлодера.
Дамблдор присоединился к Гарри как раз в тот момент, когда Ребус спросил:
— Сэр, правда ли, что профессор Мерисот увольняется?
— Том, Том! Даже если бы знал, я не в праве был бы тебе сказать, — ответил Хорохорн, порицающе погрозив Ребусу облепленным крупинками ананаса пальцем, и, вопреки произнесённому вслух, легонько подмигнул. — Хотел бы я понять, мальчик, где ты добываешь информацию, если осведомлён лучше, чем половина преподавателей.
Ребус улыбнулся; остальные подростки засмеялись, бросая на него восхищённые взгляды.
— При всей твоей необъяснимой способности узнавать то, что тебе знать не положено, и умении ненавязчиво льстить нужным людям… благодарю, между прочим, за цукаты — ты абсолютно прав, я их обожаю…
