Владислав Крапивин - Бабочка на штанге
Я не люблю писать письма, но сейчас решила написать, потому что не хочется, чтобы всё быстро забывалось. Мы дружили недолго, но хорошо, правда?
Я не знаю, как у тебя дела, но думаю, что всё хорошо. У меня тоже. Мне обещают роль Красной Шапочки в пьесе «Книга сказок». Роль небольшая, но интересная. Говорят, что у меня получится.
Плечо иногда болит, но не сильно. Помнишь мальчика, который играл со мной второго пажа, в зелёном берете? Он дал мне совет, чтобы я тренировалась со скакалкой. То есть с прыгалкой. Я стала заниматься, и это существенно помогло. Теперь прыгаю каждое утро. Шестой класс я закончила хорошо, в основном на 10–11. А ты свой, наверно, на пятёрки…
Скоро мы поедем на гастроли по разным городам Штатов. Жаль что ближе к Северу, а не к морю, там всё время конфликты. Но я надеюсь, что у вас в Фонарях спокойно.
Марко, я желаю тебе хорошего лета.
Юнка Коринец».
«Вот и всё», — подумал Марко с ощущением пустоты. Горечи не было, а была… именно пустота. И даже какое-то облегчение.
«Мы дружили недолго, но хорошо, правда?»
Правда…
«Мне обещают роль Красной Шапочки…»
Дай Бог тебе удачи… Наверно, мальчик в зелёном берете тоже будет кого-то играть. Рядом… Этого мальчика-пажа Марко не помнил. Нисколечко. Но всё равно — пусть и ему повезёт…
«Он дал мне совет, чтобы я тренировалась со скакалкой…»
Молодец, правильный совет. Пусть никогда у Юнки Коринец ничего больше не болит.
А новый номер она не сообщила. Может, забыла написать? Или решила, что блокада — навсегда? Нет, едва ли…
«Ты теперь будешь терзаться целыми днями?» — сказал он себе.
«А вот и не буду!»
Она ещё написала: «Желаю тебе хорошего лета».
Ну и что же? Оно и в самом деле неплохое. По крайней мере, интересное. Вон сколько всего!..
Подскочил Икира.
— Марко, в школе звонят! Наверно, зовут узнавать отметки!..
Марко сунул конверт в карман левой штанины, а листок — в правый задний.
— Марко, можно я с тобой в классе посижу? Узнаю про тебя сразу…
— А если у меня двойка?
Икира засмеялся:
— Ты будешь плакать, а я утешать.
— Тогда пошли…
У Марко оказалась пятёрка.
Вообще-то пятёрок было шесть.
Кроме Солончука — у Пикселя и Топки, у Игоря Ковальчука, Лариски Мавриной и ещё одна — у Андрийки Козаченка, который писал «по-нюшски». Двоек не было, к счастью, ни одной. А про Марко Серафима Глебовна сказала, что отличную оценку ему «натянули». Потому что была ошибка: в слове «история» он вместо второго «и» написал «і».
Говорят, заступился директор, сказал, что это не ошибка, а описка, «влияние Лицея, где готовы писать букву «и» с одной и двумя точками даже в слове «корова». (Ну, совсем, как Марко в споре с Ингой Остаповной).
Кстати, директор присутствовал при подведении итогов (и при этом не бросил ни одного особого взгляда ни на Марко, ни на Икиру). Он объявил, что завтра — последний день занятий, собрание, а потом «гуляйте до осени». Разумеется, грянуло ура…
Икира умчался домой, сказал, что хочет снять рубашку. А Марко окликнула на школьном крыльце Славка. Мирослава Тотойко. У пятиклассников недавно кончились уроки.
— Чего тебе? — неласково сказал Марко. Несмотря на пятёрку, настроение было так себе.
Славка проехалась по нему взглядом сквозь белые пряди на лице.
— Какой ты… будто тебя коты драли.
— Ты это и хотела сказать?
— Не только это. Вот ещё… Твоя потеря? — Она протянула листик. Юнкино письмо.
Марко дёрнулся, хотел выхватить, но сдержал себя, взял спокойно.
— Похоже, что моя… Да. Где ты взяла?
— В саду у скамейки. Пошла покачаться, а бумажка белеет в траве…
«Выскользнула из кармана. Растяпа я…»
— И ты, конечно, прочитала…
— А что такого? Я же не знала, чьё это… Догадалась только в конце, где «Марко».
— Ну и… есть ещё вопросы?
— Больно надо… Хотя бы спасибо сказал.
— Ах да, спасибо… — Он затолкал письмо в тот же карман, где конверт.
У Славки всё же был ещё вопрос. Помолчала и небрежно так — мол, не очень-то мне и надо — проговорила:
— А эта, Юнка… Она кто? Или секрет?
Скорее всего, она ожидала услыхать что-нибудь знакомое с детсадовских лет: «Лезешь не в свои вопросы — потеряешь нос и косы» (хотя кос у неё не было).
Марко так и хотел ответить. Но спохватился: «А чего это я? Она же нашла, отдала…» Объяснил с зевком:
— Девочка одна. Вместе учились в Лицее.
Славка наклонила к плечу голову.
— Хорошая девочка? Артистка, да?
— Артистка… Ещё что спросишь?
— Ничего… А «Конёк» — это она тебя так называла?
— Все так называли. Потому что горбатый.
— Не горбатый, а глупый. Чего ты злишься? Я по-хорошему спрашиваю…
— А я по-хорошему отвечаю… Славка, я не злюсь, просто я голодный. Не успел позавтракать как надо, торопился на диктант.
— Ну, иди. Приятного аппетита.
Дома был траур. Женька ходила с красными глазами. Она получила по математике четвёрку, а ей хотелось большего.
— Кто меня возьмёт в институт…
— У тебя же ещё год впереди, — утешил Марко.
— Вы с мамой говорите одинаковые слова!
— Правильные слова всегда одинаковые. Ты запоминай и набирайся ума…
— Балаболка… У тебя, в твоей берлоге, недавно мобильник надрывался. Я вошла, схватила, а он уже замолчал…
— Как надрывался? Ведь нет же связи!
Марко давно уже не носил мобильник с собой: толку от него, как от мыльницы.
— Откуда я знаю! — Евгения вскинула лицо и пошла в свою комнату, горевать дальше.
Марко кинулся в «хижину». Мобильник лежал на постели. «Хоть бы сохранился номер!»
Номер в шкале «Непринятые вызовы» сохранился.
Незнакомый. Ну, понятно! Она же написала, что сменила!
Марко нажал кнопку ответной связи. И, конечно же, вместо неё — каменное молчание. Секунда, пять, десять… И вдруг! Загудело, запищало и — ответ!
Но не её голос. Мужской:
— Это кто?
— Это… Марко…
— А! Я тебе звонил!
— Кто это?
— Как кто! Доцент и бакалавр Никанор Кротов-Забуданский, член Европейского археологического сообщества и редколлегии журнала «Всемирная информация», в здешних кругах известный под именем Пекарь или Пек…
Ну, понятно! С его-то телефоном, завязанным на независимую Космическую сеть, Пек мог дозвониться куда угодно.
Марко не сдержался:
— Тьфу…
— Как понимать это междометие?
— Это я не тебе… Это… Ты как разнюхал мой номер?
— Доцент и бакалавр Никанор… и так далее… знает всё. А ты что досадуешь? Думал, что это она?
— Тьфу! На этот раз на тебя… Чего тебе от меня надо?
— Чтобы ты предстал предо мной. Нужна консультация насчёт девочки. Той, раскопанной…
Марко сообразил, что за полминуты успел напрасно нахамить Пекарю.
— Ладно, Пек, извини. Сейчас предстану, только что-нибудь пожую…
Перед тем, как бежать к Пеку, Марко решил снова посмотреть на девочку. Статуэтка была спрятана в углу за тумбочкой, под старой газетой. Марко не хотел, чтобы на девочку пялились кому не лень… Теперь он достал её и поставил у изголовья. Девочка покачалась.
— Не скучай, — сказал Марко.
ПРЫГАЛКА
Пек был не один. На дворе у Тарасенковых «паслись» Топка, Пиксель и Матвейка Кудряш. Пек, устроившись на крыльце, что-то показывал ребятам на экране ноутбука. Оглянулся.
— Марко, посмотри, что у меня получилось…
Марко шагнул, но посмотреть не успел. От калитки донеслись неласковые голоса и бряканье. Брякало оружие и амуниция. Голоса принадлежали трём парням в морской форме НЮШа (ясное дело — патруль):
— Всем быть на мисте, не ховаться, бо лягете и не встанете живые! Отвечать: хто такие?
Бабка Тарасенкова, что хлопотала неподалёку, у курятника, засуетилась:
— Да то ж дитки соседские та квартирант наш, учёный человек…
Растрёпанный небритый Пек в обрезанных джинсах, шлёпанцах и рубахе навыпуск не похож был на учёного человека.
Старший из трёх — широкий, как игральный автомат, с шевронами марин-сержанта и унтер-офицерским малиновым шариком на берете, сплюнул:
— Бачили таких учёных… Документ!
— Не понял вас, мини-офицер, — сказал Пек. Он стоял очень прямо. Несмотря на обтрёпанный вид, он вдруг сделался такой… изящный даже.
— Ча не понял? — тонко и обиженно возмутился патрульный, похожий на ловца пиявок из фильма «Буратино» (только помоложе). — Мамка в дитстве с пидокошка уронила?
— Не понял, потому что изъясняетесь на каком-то опереточном жаргоне. Он не имеет ничего общего ни с южным, ни с северным нормальными языками. Это нынче державная мова «НЮШа»? Что такое «ча» и «документ»?
«Он издевается над ними!» — с весёлым испугом подумал Марко.