Братцы по разуму - Александр Николаевич Житинский
Он был в клетчатой рубашке с закатанными рукавами, в руках держал букетик цветов. Санька не видела папу три года - он поседел и немного располнел, точнее - он как-то оплыл, будто огарок свечи.
Папа засеменил к ней, пытаясь улыбаться, но улыбка выходила странная, похожая на плач. Санька быстрее, чтобы не видеть этого, ткнулась в папино плечо, а он обнял ее и целовал в голову, приговаривая: - Вот ты какая стала! Совсем взрослая... Господи, как я рад...
Затем папа отступил на шаг и церемонно вручил Саньке букетик. Она смутилась, не зная, куда его деть,.
- Ну что ты молчишь... Скажи что-нибудь! Ты меня не узнала?
- Узнала, - выдавила из себя Санька.
- Вот и прекрасно! Пойдем! - бодро воскликнул папа, и они отправились в глубь Каменного острова, по аллеям.
Папа говорил и говорил, смешно размахивая руками - настоящий клоун! а Санька слушала его и удивлялась. Живой папа! Можно потрогать. Где же он был так долго?
- Что с тобой? - вдруг спросил папа, останавливаясь.
- А что? - спросила Санька.
- У тебя что-то не в порядке... Я же вижу.
- Все у меня в порядке, - нехотя ответила Санька.
- Что случилось? У тебя взгляд отсутствующий...
- Долго рассказывать, - сказала она.
- Ничего, время у нас есть, - папа потянул ее на скамейку, провел вдруг пустой ладонью по воздуху, и в его руке оказалась конфета. - Фокус-покус! - сказал папа.
Санька улыбнулась и развернула конфету.
Она не знала, с чего начать. Да и стоит ли рассказывать? Вдруг он тоже испугается, не так поймет...
- В общем, пропал один человек, - сказала Санька, и голос ее дрогнул.
Папа взглянул на нее внимательно и вдруг обнял, прижимая к себе.
- Девочка моя, ты влюбилась... Боже мой! Какое счастье!.. Вас разлучили? - строго спросил он.
- Угу, - кивнула она, жуя конфету.
- Так! Чем я могу помочь?
- Ничем.
- Так не бывает. Рассказывай!
И Санька принялась рассказывать. Сначала нехотя, со скрипом, не сразу подбирая слова, но потом разволновалась, стала размахивать руками, пока не дошла до последних событий: явки Альшоля в милицию и приговора "уда.
- Сейчас он в тюрьме. В больнице. Через три дня его увезут в дом престарелых.
Папа вытащил сигарету, закурил.
- Ты мне не веришь? - спросила Санька.
- Как же я могу не верить? Глупая... Я думаю, как его оттуда извлечь, твоего Альшоля.
- Я уже думала... Вооруженное нападение на тюрьму отпадает. Оружия нет, да и некому. Подкоп - долго, а то бы я копала... Выкупить нельзя... Я хотела организовать побег со стройки, но там он уже не бывает...
- Так-так-так... - размышлял папа, пуская дым. - А трётль?
- Что трётль?
- К трётлю ты обращалась?
- Скрытники обращались. Но он же в обратном мире, папа! Как ты не понимаешь!
- Ничего это не значит. Ведь Альшоль научил скрытников проникать в прямой мир! Ты же сама говорила - этот, на митинге...
- Так то Альшоль... - вздохнула Санька.
- Где он, трётль? - спросил папа, поднимаясь со скамейки.
- Здесь недалеко.
Пока шли к Карповке, папа инструктировал Саньку:
- Просить должна ты. Только у тебя есть шанс. Не может быть, чтобы он не услышал!
Они пришли к монастырю, который возвышался над Карповкой массивной неподвижной громадой. В скверике, где они остановились, было полно мам и бабушек, гуляющих с детьми.
- Саша, давай, - шепнул папа.
- Трётль, ты меня слышишь? - пискнула Санька.
- Громче! - потребовал папа.
Санька оглянулась на мам и бабушек - крыша бы у них не поехала! Потом - была не была! - сложила ладони рупором, приставила ко рту и закричала что есть силы:
- Дорогой трётль! Это я, Санька! У меня пропал Альшоль! Я не могу без него жить! Помоги освободить его! Пожайлуста! Я тебя очень прошу!
- Мы тебя очень просим, трётль! - закричал папа. - Что тебе стоит?!
Мам и бабушек вместе с детьми будто ветром из сквера выдуло. Только монастырь не шевельнулся, не отозвался. Санька бессильно опустила руки.
- Я же люблю его, трётль... - прошептала она.
И тут они с папой почувствовали, как дрожит под ногами земля от могучего топота
Они оглянулись. Со стороны Песочной набережной, прямо по трамвайным путям, приближалось к ним что-то огромное, мохнатое и решительное. Оно шло на двух ногах, громко сопя и подныривая под тросы растяжек трамвайных проводов. От него шарахались в стороны прохожие и автомобили.
- Трётль... - прошептала Санька.
Действительно это был трётль - не такой огромный, как монастырь, но вполне внушительный. Он подошел к скверику и изрек сверху басом:
- Кто меня звал?
- Мы, - сказала Санька. - Нужно освободить Альшоля.
- Это я знаю, отец дал поручение, - трётль указал на монастырь. - Дорогу покажете?
Он усадил Саньку с папой себе на плечо и зашагал вдоль Карповки к Кировскому проспекту, а Санька подсказывала ему в ухо дорогу.
Переполох, конечно, возник изрядный. Милиционеры свистели краснея от натуги, сигналили автомобили... Мальчики бежали за трётлем. А тот шел себе крупными шагами, и мостовая под ним гудела.
Дальше начался штурм тюрьмы, завершившийся полной победой трётля.
Когда Санька увидела Альшоля в тюремном окне, она не сразу его и узнала - постриженный наголо, с клочком бороды, похудевший, с жалким беспомощным взглядом... У Саньки слезы навернулись на глаза. Она даже выстрелы не слышала.
...По Литейному проспекту, обрывая широкой грудью трамвайные и троллейбусные провода, мчался прыжками могучий трётль, похожий на гигантскую обезьяну с зелеными глазами. За ним бежали милиционеры, все более отставая. Из улицы Салтыкова-Щедрина вынырнула пожарная машина и устремилась вдогонку. К ней присоединилась милицейская машина с мигалками.
- Куда бежать? - спросила трётль.
- Дуй по Фонтанке! На Московский проспект, - скомандовал папа.
Трётль свернул на улицу Пестеля и вскоре оказался на набережной. Преследователи не