Карри - То, что меня не убьёт...-1
— А я виноват?! — не сдавался Игхар, не забывая подтягивать поближе очередную тарелку с едой. — Мне мышечную массу надо как-то наращивать или нет? Я же не девица, чтобы иметь 90-60-90 при моём-то росте! — он манерно растопырил ладони, отставив мизинцы, и, чуть приподнявшись, повилял задом, изображая нижние 90.
Девушка вдруг быстро перегнулась через стол и достала Игхара ложкой по лбу:
— Сколь раз говорено — не крутись за столом, неслух!
Игхар, не успевший увернуться, мужественно потёр пострадавшее место и развёл руками:
— Вот так и живём… Миль, позволь представить тебе мою старшую сестру, Алку!
— Ты уж представишь… — проворчала девушка, сверкнув глазами на брата.
— Извиняюсь: Аллара-хиз-Владар-хиз-Грай. Младшая из моих старших сестёр.
Миль подняла брови: двойное родство! Кивнула, испытующе глядя на родственницу.
Та тоже поклонилась и ответила не менее внимательным взглядом.
— Я предпочитаю отзываться на Лару, если уж некоторым не удаётся выговорить моё полное имя. И не имею претензий за наложенное проклятье — если тебя это волнует. Он его заслужил. Да и родство моё с хиз-Граями почти символическое… Брат, ты сестру кормить намерен или так и будешь набивать только собственное брюхо?
Ну, это она уже напрасно: чашка перед Миль была полна и исходила ароматным паром,
а дотянуться до любого блюда не трудно и самой… Просто ей не хотелось есть. Чему в этом случае могло иметься лишь две причины: либо она была нездорова, либо крайне расстроена. Со здоровьем проблем никаких, стало быть…
— Хорошо, кстати, выглядишь! — это, продолевая баррикады еды во рту, Игхар адресовал уже опять ей. Миль посмотрела на него и встретила вполне серьёзный взгляд. — Только чего такая мрачная?
Видимо, она помрачнела ещё больше, потому что он перестал жевать, с усилием проглотил всё, что было во рту, и спросил тихо-тихо:
— Что, так плохо? — Миль только плечиком пожала и опустила глаза. Наверное, да, если уж и со стороны это так заметно. Взгляд её зацепил чашку с остывающим кофе… вернее, отражение на его поверхности. Что-то с ним было не так. Откуда там взяться качающимся сухим былинкам?…
Миль тут же зажмурилась, и быстро вышла из-за стола, не отвечая на вопросы, стараясь отогнать видение, и оно как будто отступило… но изобретательно рассыпалось на множество фрагментов и принялось коварно настигать свою жертву, появляясь всюду, куда ни падал её взор: на гладких изогнутых боках стаканов и плоских лезвиях ножей, в чистых оконных стёклах, в блестящих пуговицах, в глазах встречных людей, в натёртых до зеркального блеска паркетных и каменных полах, не говоря уже о самих зеркалах… недостатка в которых, как уже упоминалось, в доме не было.
И Миль, поняв, что увильнуть не получится, смирилась…
На этот раз она увидела не только пустой двор с пятнами крови — она увидела и того, кому эта кровь принадлежала. В самой большой луже крови неподвижной чёрной грудой, скорчившись в комок, на грязном бетоне лежал её дядька, обожжёный, обезображенный, почти спёкшийся. Он был трудноузнаваем, но ей ли не узнать своё, родное, драгоценное… На этот раз видение было озвучено: кто-то, с трудом выталкивая из груди воздух, мучительно, жутко выл…
И, вынырнув из видения, прежде чем вырубиться, Миль поняла, что это воет она сама…
В себя она пришла почти сразу — её даже поднять не успели. Решительно высвободившись из рук целителей, она потребовала встречи с дедом, но вспомнила, что ни дед, ни дядя сейчас недоступны, и повернулась вокруг себя, разыскивая зеркало.
Чем бы важным Ксанд ни был занят, ему придётся принять послание. Но в игровую зону нет доступа и ему. Судя по состоянию тела, парня сожгли не простым файером, не двумя и даже не тремя… Тем более, что сначала он потерял столько крови, что был не в состоянии ни нападать, ни защищаться. Значит, его не просто вывели из Игры — его долго и старательно убивали, а потом подожгли. И никакой артефакт тут ни при чём — он на такой расклад, насколько известно Миль, не настроен. Так что это не один из игроков.
Это может быть только кто-то из судей. Лишь они могут вмешиваться в ход Игры. Но судью же за такое убьёт на месте Присяга! Значит, всё-таки сумасшедший игрок? А каким образом? В сговоре с судьёй? Зачем?!
Миль окончательно запуталась. Там, в сновидении, солнце стояло высоко над двором, значит, какое-то время у неё ещё есть, но совсем не так много, чтобы поспеть на место самой, проникнуть за периметр Игры, найти Юрку, убедить и вывести из игровой зоны.
Тем более, что никто не знает, где эта зона расположена. Нет. Работать придётся отсюда.
Как работать и что она вообще может сделать — об этом Миль думать себе запретила.
Раз видение послано ей — значит, касается не только Юрки, и что-то изменить она может. Первым делом — найти и предупредить Ксанда. Вот только сначала выпровожу отсюда всех родственничков…
Зеркало долго не желало леденеть, но всё же уступило настойчивости и явило взору Ксанда. Очень усталого и недовольного. Молча кивнув в приветствии, он прочёл послание, изменился в лице, подозвал кого-то со стороны. Незнакомец представился как главный судья, пробежал глазами надпись, спросил, сколько раз юная госпожа имела видения, случалось ли с ней раньше что-нибудь подобное и задумался.
Миль ждала, чувствуя сердцем, как утекает время. Наконец собеседник кивнул:
— Примем априори, что видение истинное, и кто-то угрожает смертью одному из игроков. Судя по мощности атаки, это не игрок. Допустим, кто-то из судей, сейчас неважно, как, сумел обойти Присягу. Или ему на неё наплевать. Кто это может быть? Вы, случаем, не догадываетесь? — обратился он к Владару.
Ксанд страдальчески заломил бровь и закрыл глаза. Он не догадывался, он знал.
Миль тоже.
— Уже хорошо, — правильно понял их Главный судья. — Теперь нам остаётся только определить его на местности и удалить из игровой зоны. Времени у нас, — он взглянул на Миль, — примерно до полудня?
Та кивнула.
— Надо полагать, будущий преступник держится неподалёку от предполагаемой жертвы, — в лёгкой задумчивости произнёс он, разворачивая к себе одно из зеркал на подставке и начиная поиск. Как Миль была ему благодарна за это маленькое уточнение!
— Ага, это ваш сын, Ксанд?
Ксанд впился взглядом в изображение и подтвердил. Юрка шёл по какому-то тёмному коридору, подсвечивая себе с ладони маленьким файером. Миль, чувствуя, что вспотела, всмотрелась в его спокойно-сосредоточенное лицо… Но тут рядом с первым засияло ещё одно, точно такое же, зеркало, и на его ясной поверхности Миль увидела закутанную в чёрный судейский балахон неподвижную фигуру Горигора.
— А вот и второй персонаж. Ну что ж, начнём? — переглянулся он с Владаром. — Но прежде… Госпожа хиз-Владар, каким бы ни был исход, поверьте, мы сделаем всё, что в наших силах. Но не советую вам наблюдать сейчас за Игрой… Учитывая ваш прогноз.
— Миль, он прав. Если у нас не получится… Не смотри на это, девочка моя.
Миль прижала к бледному лицу ладошки лодочкой, глядя в зеркало поверх пальцев. Оба — главный судья и Ксанд — поднесли к губам маленькие карманные зеркальца, дохнули на гладкие стёклышки, активируя, и что-то тихо в них забормотали. Картинки в тех зеркалах, что стояли на подставках перед ними, начали стремительно смещаться, уследить за ними было невозможно, и Миль предпочла активировать собственное и следить за Проклятым Граем.
Он стоял, как статуя, избегая любых движений, каждое из которых, судя по всему — причиняло страдания. Хотя он наверняка живёт на обезболивающих контрзаклятиях. И так пять лет. Вам ведь тоже приходилось переносить ожоги, пусть и небольшие? Тогда вы можете приблизительно представить себе, что значит пять лет жить в обожжённом теле, когда ожоги не заживают, а лишь увеличиваются и увеличиваются… Миль содрогнулась.
И почувствовала-таки, несмотря на ненависть, жалость к этому когда-то красивому мужчине…
А уж пять лет обезболивания… Никому, надо думать не приходилось испытать такое.
Боль-то они гасят — но что при этом происходит с психикой? Что снится, когда всё время поступает столько энергии, — если человек вообще может спать? Снова и снова применяя сонные чары? Какие мысли приходят в голову, можно ли строить планы, мечтать — и о чём? А каково видеть своё отражение? И помнить, каким оно было прежде? И что можно чувствовать, встречая в лучшем случае равнодушные взгляды молодых, красивых женщин?…
Пять лет назад Миль запретила себе об этом думать. Но теперь Проклятый Грай, затянутый под просторным балахоном в чёрную заговорённую кожу буквально с ног и до головы, живым — пока ещё — укором смотрел на неё с холодной поверхности зеркала сквозь прорези маски. И пусть не её и не дядькина вина, что Гор не сумел обуздать свою подлость — если он убьёт Юрку, мукой станет и её жизнь тоже…
