Клайв Баркер - Абарат: Первая книга часов
Кэнди не сомневалась, что вопль этот был отчетливо слышен во всех классах, двери которых выходили в коридор. Сколько же идиотских шуточек в свой адрес ей предстоит услышать завтра!
Кэнди оглянулась через плечо. Мисс Шварц приближалась к ней со скрещенными на груди руками, крепко прижимая к себе ценные улики, что указывали на вину Кэнди, — учебник и работу о Генри Мракитте. Бедняга Генри Мракитт, сидевший в одиночестве в тесном, холодном гостиничном номере с секстантом в руках и ожидавший, когда наконец за ним придет корабль... В нетерпении он окидывал взглядом звездное небо, посматривал на часы. Все ждал и ждал. А потом у него не осталось больше сил ждать.
Кэнди перевела взгляд с мисс Шварц на прямоугольник света в конце коридора.
Воображаемые волны все еще продолжали мелькать у нее перед глазами. Они вздымались и перехлестывали одна через другую. Вздымались и обрушивались вниз.
— Куда это ты, с позволения сказать, направляешься? — раздался сзади грозный оклик мисс Шварц.
Ноги Кэнди хорошо знали, куда они ее несут, пусть даже разум получил представление об этом с некоторой задержкой. Они несли ее прочь. Прочь отсюда.
— Немедленно вернись и ступай в кабинет директора! — не унималась мисс Шварц.
Кэнди не вполне ясно расслышала ее слова: голос мисс Шварц потонул в других звуках — шуме волн, танцующих в ее голове. Это было похоже на звук телевизора, на экране которого мелькают помехи.
— Кэнди Квокенбуш! Вернись сейчас же!
Вопль мисс Шварц наверняка слышали все, кто в этот момент находился в школе. Кроме той, кому он был адресован. Одна только Кэнди осталась к нему глуха.
И она вышла наружу, преследуемая учительницей, которая грозила ей в случае дальнейшего неповиновения все новыми и новыми карами, да только Кэнди уже не было до нее никакого дела.
Она перешагнула порог и очутилась во дворе, залитом утренним солнцем.
Наиболее благоразумная часть сознания робко пыталась урезонить ее: «Кэнди, вернись, а? Ну сама подумай, чем все это может кончиться. Ведь они за милую душу тебя исключат». Но шепот разума был слишком тих и невнятен, чтобы ноги Кэнди, которые несли ее прочь, подчинились ему.
Едва оказавшись во дворе, она бросилась бежать. Через полминуты Кэнди была уже у ворот, еще через пару секунд — на улице.
В этот самый момент несколько школьников как раз выглянули из окон, и те из них, кто немножко знал ее, рассказывали потом, что никогда прежде не видели Кэнди Квокенбуш такой счастливой.
«УЛИЦА ЗАКАНЧИВАЕТСЯ»
Разноцветные волны продолжали мелькать перед внутренним взором Кэнди даже после того, как ее ноги послушались приказаний этого странного рисунка, нанесенного на обложку и страницы учебника в минуты рассеянных мечтаний, и вынесли ее прочь из школы, за ворота школьного двора, на шумную улицу. Сперва она подумала было, а не пойти ли домой, но мысль эта, с самого начала какая-то смутная, неясная, появилась и тут же исчезла. По здравом размышлении Кэнди не обнаружила в себе ни малейшего желания возвращаться на Последовательную улицу. Мама, конечно же, на работе, думала она, но отец-то дома! И наверняка пожелает узнать, с какой это стати дочь так рано вернулась из школы.
Поэтому Кэнди побрела в противоположном направлении — по Сполдинг-стрит до перекрестка, потом по Леннокс, перешла на другую сторону, свернула на Стиллман-стрит и вышла к гостинице «Древо отдохновения». У нее даже мелькнула мысль зайти в гостиницу, разыскать Норму Липник и рассказать обо всем, что случилось в классе после того, как она изложила в домашней работе печальную историю Генри Мракитта. Может быть, ей удалось бы выпросить у Нормы ключ от номера девятнадцатого, чтобы вернуться туда одной и снова посмотреть на секстант. Подержать его в руках, как следует разглядеть, чтобы яснее представить себе, как протекали последние часы и минуты жизни бедняги Генри.
Но, поравнявшись со зданием «Древа отдохновения», Кэнди почувствовала, что желание разглядеть секстант вдруг оказалось вытеснено из ее души другим, более властным, хотя и не поддающимся определению зовом, который заставил ее пройти мимо гостиницы и направиться к перекрестку улиц Стиллман и Линкольн.
Только там Кэнди остановилась. На обеих улицах было большое движение. Разумеется, по меркам Цыптауна. Когда на светофоре зажегся красный свет, у перекрестка притормозили целых пять машин. За рулем одного из автомобилей сидел Фрэнк Райтсон, бывший собутыльник ее отца. Месяцев шесть тому назад приятели разругались в пух и прах, они орали друг на друга как сумасшедшие во дворе дома Квокенбушей, обменялись даже парой-другой тумаков и с тех пор не разговаривали.
— Приветик, Кэнди! — крикнул Фрэнк и помахал ей рукой.
Она махнула ему в ответ, стараясь согнать с лица виноватое выражение, ведь она в такую пору — утром в четверг — находилась на улице, вместо того чтобы быть в школе.
— Уроков сегодня нет?
Кэнди стала лихорадочно придумывать, как бы половчее ответить, чтобы не сказать правды и вместе с тем не запутаться во вранье, но тут женщина, сидевшая за рулем машины позади автомобиля Фрэнка, сердито нажала на клаксон. Раздался гудок, и Фрэнк, еще раз помахав Кэнди на прощание, быстро уехал.
«Ну и куда теперь?» — подумала она. Нельзя же вечно торчать на перекрестке...
Решение возникло тотчас же, словно в ответ на ее мысли. По Стиллман-стрит со стороны птицефабрики потянуло ветром, который принес с собой запах куриного помета и чего-то еще более мерзкого. «Не пойду по Стиллман-стрит», — решила Кэнди. Значит, остается Линкольн. Не дав себе времени на дальнейшие размышления, она свернула за угол и сразу поняла, что не ошиблась.
Мало того что отвратительная вонь в ту же секунду исчезла без следа, вдобавок далеко впереди, там, где за последними домами улицы город заканчивался и начиналась прерия, клубилось облако, громадное, удивительно похожее на огромный цветок. Ветер нес его к югу, прочь от Цыптауна.
И стоило только Кэнди увидеть его — огромное, нарядное, золотисто-розовое, — как она тут же позабыла и о мисс Шварц с ее глупыми придирками, и о Деборе Хакбарт со товарищи, и даже об отвратительной вони на Стиллман-стрит.
Со счастливой улыбкой на лице она устремилась вперед — по Линкольн-стрит, к прекрасному облаку.
Только теперь волнистые линии перед ее глазами начали тускнеть, словно они выполнили свою задачу, заставив ее прийти сюда и отправиться вслед за облаком. Оно явилось им на смену, чтобы вести ее неведомо куда.
Последние дома на Линкольн-стрит стояли довольно далеко один от другого. Кэнди только однажды случилось забрести на эту окраину, она здесь побывала три года назад вдвоем с Пэгги Гибсон, тогдашней своей лучшей подругой. Та уговорила ее прийти полюбоваться на одну из немногих необычных лужаек Цыптауна, принадлежавшую, как и дом позади нее, старушке по имени Лавиния Уайт, которую все в городке называли не иначе как Вдовушка Уайт. Вместо цветов Лавиния «посадила» среди травы яркие пластиковые вертушки на палочках, которые крутились и тихонько жужжали, когда ветер приводил в движение их лопасти. У Вдовушки Уайт наверняка было неладно с головой, ведь она украсила свою лужайку не тремя-четырьмя этими нелепыми штуковинами, а несколькими сотнями, взамен обычных цветов. Вертушки были ярко-красные, желтые, ядовито-зеленые, белые, синие, полосатые, в горошек, с узорами из спиральных линий. Та еще картинка, припоминала Кэнди, приближаясь к домику вдовы.
Как ни странно, диковинные «цветы» оказались на месте. Сначала Кэнди услышала их потрескивание и жужжание и только потом их увидела. Приглядевшись, она заметила, что количество вертушек значительно уменьшилось. Одни из них повалило ветром, другие лишились своих разноцветных лопастей, и из земли сиротливо торчали голые деревянные стержни. Уцелело лишь около трети былого воинства, но даже то, что осталось, производило сильное впечатление.
Кэнди рассеянно скользнула взглядом и по домику вдовы. Там, у окна второго этажа, в кресле-качалке восседала Вдовушка Уайт собственной персоной и наблюдала за текущей мимо жизнью (вернее, за той ничтожнейшей ее частью, каковой случалось течь мимо последнего дома на окраине городка). Старуха не мигая уставилась на Кэнди, и Кэнди улыбнулась ей, приветливо махнув рукой. Вдова не ответила на приветствие. Никак.
На границе городка не было ни забора, ни бетонной тумбы — ничего. Только абсурдная, нелепая надпись на табличке у края асфальтового покрытия:
«УЛИЦА ЗАКАНЧИВАЕТСЯ»
— Да неужто? — усмехнулась Кэнди, глядя на табличку, за которой начиналась прерия.
По высокой траве от ветра ходили волны, а еще дальше, в вышине, сияло золотистое облако, заслонившее собой полнеба. Оно заметно увеличилось с тех пор, как Кэнди впервые его увидела, свернув на Линкольн-стрит, и уже не плыло к югу, прочь от города. Ветер поменял направление, теперь он, похоже, дул с севера. Кроме того, он стал свежее и принес с собой какой-то странный запах, незнакомый, приятный, едва уловимый. Как не походил он на отвратительную вонь птицефабрики и городской канализации!
