Эдуард Веркин - Большая книга ужасов. 1
– …гуляли вдоль дороги, – говорил Па. – Их грузовиком сбило. Обоих. Даже в закрытых гробах хоронили. Очень сильно были…
Снова рявкнул катер.
– …так и не нашли. А тут и мы отыскались, единственные родственники.
– Бедная девочка, – прошептала Ма.
– Да уж, – согласился Па.
– Лизе только не говори! – напомнила Ма.
– Понимаю. – Па вздохнул. – С утра вот оформлял опекунство. Теперь мы – ее семья.
– Я всегда хотела троих детей, – сказала Ма. – Как раз будет.
– Точно. Сейчас поеду забирать.
Я услышал стук выбиваемой трубки и с невозмутимым видом вышел из-за угла.
– Ну что, Бакс, поедешь со мной на машине кататься? – спросил Па.
Бакс был готов ехать куда угодно, но Ма воспротивилась.
– Нечего его брать, – сказала она. – И так девочка натерпелась, а ты еще ее испугать хочешь. Вон у него морда какая хищная.
– А ты не хочешь со мной съездить? – спросил у меня Па.
– Не, – ответил я. – Меня в машинах укачивает.
Бакс разочарованно вздохнул.
– Ну, тогда один поеду.
И Па отправился в гараж. Ма достала свои сигареты и закурила тайком от Па.
– А вы чего смотрите? – прикрикнула она на нас. – А ну, быстро в сад!
Мы с Баксом отправились в сад. Бакс сразу же завалился под свою яблоню и захрапел, сегодня мы хорошо погуляли, и он устал. Он все-таки не очень выносливая собака, сильная, но не выносливая.
Впрочем, я решил последовать его примеру и лег под яблоню с другой стороны, только не на землю, а на надувной матрас. Сначала я никак не мог уснуть, потом меня разморило, к тому же храп Бакса звучал весьма усыпляющее, совсем как шум дождя. Я уснул и увидел мир сквозь закрытые веки, мир был золотист и прекрасен.
Проснулся оттого, что у ворот сигналил Па. Бакс тоже проснулся, и мы побежали посмотреть, что случилось.
Машина Па стояла на улице, он сам мялся перед воротами и пытался открыть их вручную. Автоматика ворот почему-то не сработала, и Па никак не мог сдвинуть решетку в сторону. И вдруг ворота сдвинулись и пребольно ударили Па по лбу. Он ойкнул и упал на асфальт. Ворота остановились, а потом стали двигаться снова. Прямо на Па. А он сидел на асфальте, смотрел на решетку и пытался закрыться от нее руками.
Я растерялся, просто стоял и смотрел.
Тут к Па вдруг прыгнул Бакс, он схватил Па за шиворот и оттащил в сторону. Ворота захлопнулись.
– Молодец, Бакс. – Па потрепал пса по загривку. – Выручил. Сегодня все пирожные тебе…
Бакс лучился от счастья и радости служения.
Я вышел через калитку на улицу, подошел к машине Па и заглянул внутрь.
На заднем сиденье автомобиля сидела девочка лет десяти. Она была худая и бледная до синевы. Волосы белые. Девочка не обратила на меня никакого внимания, посмотрела сквозь. И тут же я почувствовал, как ноги мои задрожали, а спине стало холодно и неуютно. Потому что я увидел…
На лице девочки, пустом и невыразительном, ясно читался знак.
Глава VI
Ночь на яблоне
Зима. Уже поздно. За стенами кочегарки пурга, мы сидим на длинной скамейке, греемся у бойлера, дуем чай из берестяных кружек и слушаем. Сухой ворочает в топке длинной кочергой, щурится от жара. Захлопывает дверцу, устраивается в самодельном, из большого пня кресле, смотрит на нас, потом запускает свою очередную историю:
– Когда я был маленький, пацаненок совсем, даже еще меньше вас, к нам в деревню пришел человек. Худой такой, бледный, еле живой. Его накормили, в бане попарили. А это давно было, сразу после войны, мужиков поубивало, а кто еще не успел вернуться, в деревне одни бабы да ребятишки. Ну, бабы обрадовались, руки рабочие всегда нужны, поселили его в избе председателя, одежду кое-какую собрали, поесть тоже. В деревне одна старуха жила, совсем из старых, богомольных старушек, она бабам и говорит, вы что, не видите, кого приютили? У него же на лице печать. Бабы смеются, какая еще печать – райповская или сельповская? А старуха опять: вы гоните его, пока не поздно, это не человек совсем. Поздно будет, кровушки попробует – не выгоните. Бабы не послушали, человек этот и остался. И в ту же ночь в одной избе женщина умерла. Никаких признаков, просто умерла, и все. Дочку ее стали спрашивать, что с мамкой случилось, не приходил ли кто? Дочка и отвечает, да, приходил и сказал, что, если кому скажешь, завтра и за тобой приду. Пытали ее, пытали, да она так ничего и не сказала. Молчала. В следующую ночь все заперлись на все замки, топоры с собой взяли, вилы. И стали ждать. Не дождались. А поутру еще одна женщина умерла. Все испугались. Я пошел гулять, иду по улице, а навстречу как раз этот человек идет. Румяный такой стал, круглый, красивый. И мне улыбается. И что-то в этой улыбке мне так не понравилось, не знаю просто… Я сам не свой стал, иду, не вижу куда. И прямо к дому старушки этой пришел, что всех предупреждала. А она меня будто ждала. И говорит, видел, мол, на лице у человека печать? Знак то есть? Я отвечаю, нет, не видел. Старуха говорит, запоминай и, если сможешь, расскажи другим. Если нос, глаза, брови и скулы образуют фигуру…
Сухой подбрасывает в топку дрова, шурует кочергой и, когда становится светлее, показывает на своем лице, какую фигуру должны образовывать нос, глаза, брови и скулы. Затем говорит:
– Это знак. У этих тварей челюсти не как у людей, кто знает, почти сразу может их опознать. Я спросил у старушки, что же это за человек-то такой, а она ответила, что это не человек вовсе. Тогда я сказал, что встретил его, а он мне улыбнулся. Старушка испугалась и стала надо мной что-то шептать, а потом достала бумажку и давай на этой бумажке писать закорючечки. Написала и сунула мне. И спросила, есть ли дома оружие какое. Я ответил, что есть. Бабка меня тогда научила, что надо делать. Это лесной человек, сказала она. Он живет в лесу и охотится на лесных животных, а когда их становится мало, он выходит к людям. И они умирают. А тот год как раз был бедным, и голодным, и жарким. И страшным.
Сухой снова добавляет в печку полено, мы сидим и слушаем.
– Я сделал все, как нужно. Я полез в погреб и достал обрез, еще дедовский обрез был, хороший. Патроны достал. И на каждой пуле иголкой выцарапал те самые закорючки, что старуха на бумажке записала. Один в один выцарапал, затем зарядил в магазин все пять патронов. Спрятал обрез под кроватью и стал ждать. А потом я уснул. Проснулся от такого тихого поскребывания. На улице скребут, слышу, смотрю, а мать сидит за столом в темноте и тоже ногтями по столу водит. И в сторону двери смотрит. Тогда я взял обрез и выстрелил прямо через дверь.
Нам страшно. Кажется, что там, за стенами, бредет сквозь снег ужасный лесной человек, что он стучится в чьи-то двери, и люди, не знающие, кто он, впускают его в дом и наливают горячего чая.
– Как только рассвело, мы с матерью утащили его к омуту. От самого нашего дома до омута по траве тянулась черная полоса – у этой твари была черная кровь. Мы кинули его в воду, но он не тонул, плавал, как поплавок. Пришлось бежать за багром и доставать его обратно. Я привязал к ногам его жернов и скатил в воду. Даже жернов не помог, эта тварь продолжала держаться на поверхности. Тогда мы достали его, обложили смолистым лапником и сожгли. Он горел долго, мне приходилось бегать к опушке и срубать новые елки. Пуля с закорючками торчала у него прямо из черепа, я не стал ее вынимать. А теперь запомните, все, кто сидит здесь и слушает меня, если вы увидите человека с лицом…
Я вспомнил рассказ Сухого, мгновенно вспомнил, едва только разглядел через голубоватое стекло автомобиля Па лицо Риммы.
На следующий день Ли и Римма отправились гулять в город. Па уехал на работу, Ма с соседкой отправились в спортклуб. Дома остались я, Бакс и Селедка. Селедка возилась на кухне, Бакс общался с кроликами. Я вошел в гостиную, постоял несколько секунд, послушал. Наши комнаты располагались на втором этаже. Я быстро взбежал по лестнице. Бежал я правильно – по самому краю ступенек, чтобы не скрипели, и Селедка меня не услышала.
Комната Ли была первой. Я нажал на ручку, дверь открылась, я проскользнул внутрь.
В комнате Ли как всегда беспорядок. На стенах плакаты каких-то бессмысленных певцов, на подоконнике фикус, который Ли упорно переделывает в бонсай.[8] Все, как обычно.
Следующая комната Риммы. Толкаю дверь, вхожу. Полный порядок.
Я осмотрел комнату повнимательнее. Порядок. Даже постель вроде бы не помята. Она что, стоя спала? Или не спала вовсе? Обошел комнату несколько раз и ничего не обнаружил. Комната имела абсолютно нежилой вид. Меня несколько заинтересовало окно. Я специально подошел и изучил подоконник. Окно недавно открывали. Под рамой была зажата ночная бабочка, она даже не успела высохнуть. Римма приехала вчера. До нее комната была заперта. Значит, окно открывали сегодня ночью. Вполне могло быть, что Римма просто дышала ночным воздухом, слушала ветер с озера…
Я вышел в коридор и спустился вниз.
В гостиной меня поджидала Селедка. Селедка сметала пыль, а на самом деле следила за мной.
