С. Гроув - Стеклянная карта
Вересса рассыпалась в извинениях. Принцесса вскинула подбородок, сделала шаг – и вся процессия двинулась дальше и скоро скрылась за ближайшим углом.
Все пятеро поднялись на ноги.
– Простите, Вересса! – принялась извиняться София. – Я… я просто не подумала…
– Деточка, – сказал Мартин, – ты ничего плохого не сделала.
– А я ее и не виню, – заявила Вересса. – Сущая бессмыслица это все! Королевская семья просто погрязла в нетерпимости и фанатизме. Пара серебряных сережек – а уж шуму из-за них!
– Как хорошо, что я припрятала наши сабли и револьверы! – жизнерадостно сказала Каликста.
Вересса и Мартин так и замерли прямо на середине очередного шага.
– Что?.. – страшным шепотом спросила Вересса.
Мартин начал оглядываться по сторонам, словно у стен могли быть уши.
– Мы никогда с ними не расстаемся, – твердо проговорил Барр. – Ну а запрятаны они так, что нипочем не дознаешься.
– Стоит страже их обнаружить, вас немедленно посадят за решетку! И мы с отцом не сможем за вас заступиться! Хуже того, нас самих тоже могут схватить и бросить к тем бедолагам в темницу…
– Прости, Вересса, – сказала Каликста. – Но мы и раньше их всегда с собой привозили, когда останавливались у тебя. Нам это всегда сходило с рук, сойдет и сейчас.
– А я и не догадывалась, – тихо проговорила Вересса. – Вы хоть представляете, на какой риск идете? Из-за близости затмения дворец так и кишит стражей. До начала празднеств осталось всего два дня. Да еще этот шквал, надвигающийся с юга…
Пираты переглянулись.
– Тогда нам лучше уехать, – сказал Барр. – Прими наши извинения за то, что подвергли тебя опасности.
Вересса вздохнула.
– Нет, это мне следует извиниться, – с сожалением произнесла она. – Ситуация была бы смешной, не будь она такой грустной и страшной. Мне неловко перед вами за поведение принцессы… за то, что мы поневоле кажемся недостаточно гостеприимными. Прошу вас, задержитесь хотя бы до завтра. Ради вашего же блага я не приглашаю вас остаться на время затмения, но сегодня час слишком поздний, чтобы пускаться в дорогу.
– И вовсе незачем им уезжать! – досадливо покачал головой Мартин. – Разве что… ради собственной безопасности…
Вернувшись в резиденцию королевского ботаника, София молча вытащила из ушей сережки. Подозрительность Юсты оказалась сродни яду, подействовавшему на всех пятерых. Они никак не могли договориться о том, что делать дальше. Все вроде были согласны, что поиск Шадрака был задачей первостепенной важности, и прикидывали, как одолеть големов Монтеня. Какой, однако, вменяемый план можно разработать, не зная, кто его увез и куда?
Они чувствовали себя в тупике.
София слушала разговоры взрослых, но мыслями без конца обращалась к четырем картам. Было в них что-то до крайности беспокоящее, взывающее к полному сосредоточению, к поискам возможных путей… и в то же время неуловимое. По присущим картам памяти свойствам, воспоминания были до того реальными и подробными, что казались ее собственными, – пожалуй, она бы в том поклялась. Пока четверо взрослых обсуждали положение дел и, как говорится, ходили кругами, София привычно попыталась разрешить дразнящую загадку, рисуя в альбоме. Но успеха так и не достигла.
Она продолжала размышлять и за ужином, состоявшим из кукурузных лепешек с тыквенными цветами. А когда легла в постель, вытащила дядин атлас и стала рыться в нем, ища хоть какую-нибудь подсказку. Однако чем больше она читала, тем туманнее представлялось решение. Разве догадаешься, отчего воспоминания с четырех карт кажутся так странно знакомыми? Отчаявшись, София стала просматривать обнаруженную в спальне книжную полку: может, удастся отвлечься?
Она сняла с полки том, озаглавленный «Жизнеописания членов Нохтландской королевской семьи».
Книга очень коротко описывала детские годы принцессы Юсты. Зато история, рассказанная Мазапаном, занимала несколько страниц. Там говорилось и о последствиях, о которых он умолчал.
С неоценимой помощью своих советников император выяснил, что двое братьев, отмеченных Знаком железа, хитроумным образом скрыли свою природу и пробрались на высокие посты при дворе. Братья Спор, Элад и Олин, ни за что не желали признаваться в преступлении, невзирая на усердные допросы. Но судьи по зрелом размышлении пришли к выводу, что это Споры подбросили орхидеи с целью отравить императрицу и затем воспользоваться ослаблением императора. Если план братьев действительно был таков, их ждало горькое разочарование. Император, отнюдь не утративший присутствия духа, приговорил обоих к смерти. После чего самым решительным образом очистил свой двор от Знака железа – и в итоге обрел успокоение в религии Креста, хотя до тех пор особой набожностью не отличался. Он сократил число придворных, оставив лишь нескольких советников, и всячески ужесточил наказания для тех, кто носил металл или им пользовался… Тем не менее по-прежнему оставалось загадкой, кто именно отравил императрицу. Спустя несколько месяцев после ее гибели император начал свой благородный поход, посвященный завоеванию отдаленнейших пределов страны…
София вздохнула. Сугубая нетерпимость, проявленная принцессой Юстой, нашла свое объяснение.
19 часов 27 минут
София проснулась в поздний час ночи. В комнате царила совершенная темнота. С соседней кровати доносилось тихое посапывание Каликсты, но не оно ее разбудило, а приснившийся сон о четырех картах. Они с друзьями дождались восхода луны и вернулись в библиотеку; рассматривание карт ничего нового не принесло, но нечто касавшееся их задержалось в памяти Софии и проникло в ее сновидения.
Резко сев, она нашарила рюкзачок, который всегда клала рядом с подушкой. Сунула в него атлас, вскинула на плечо и спустилась по недлинной лесенке вниз. Нашла тапочки и поспешила вон из спальни, тихо затворив за собой дверь.
Шагая по темному коридору, София обратила внимание на звуки ночной жизни, раздававшиеся кругом. Во внутреннем дворике стрекотали сверчки, из-за стен доносилось журчание парковых фонтанов, тихонько перекликались ветровые колокольцы – от самых легких до медлительных и басовитых. Потом София с удивлением заметила, что дверь в кабинет Мартина была приоткрыта. Изнутри струился свет.
«Может, час не такой уж и поздний?» – задалась она вопросом, вытаскивая часы.
Девятнадцать с минутами! Любопытство заставило ее заглянуть в кабинет.
Растения были повсюду. Они заполонили рабочие столы и все полки, густыми бородами свисали с потолка. Скопища стеклянных банок, наполненных образцами почв, соседствовали с бутылями голубоватой воды и крохотными зелеными бутылочками-дозаторами. Мартин сидел на табуретке, что-то рассматривая сквозь свои удивительные очки. К своему изумлению, София заметила перед ним на столе что-то вроде деревянной ноги, да еще в носке Мартина и его же ботинке. Зато левая штанина ученого ниже колена выглядела совершенно пустой.
София деликатно окликнула:
– Мартин?
Он так и подпрыгнул:
– София! Ну ты и напугала меня! – И стащил с носа очки. – А ты что не спишь?
– Кошмар приснился, – ответила она, хотя большая часть сна успела ускользнуть.
– Бывает, – отозвался ученый. – Незнакомое место, всякие тревожащие события… – Тут он заметил, что она разглядывает его ногу. – Ах да, ты ведь еще не видела мой протез!
Она смущенно покачала головой. Такое любопытство вряд ли было простительно, но, кажется, он совсем не обиделся.
– Я… я не… А он что, деревянный?
Мартин взял в руки протез и внимательно его осмотрел.
– К сожалению, да. Он вырезан из бренного дерева, лишенного жизни.
– А с вашей настоящей ногой что случилось? – ляпнула София. – То есть с прежней, я хотела сказать.
Мартин подмигнул ей:
– Вот до чего доводят поиски приключений… Видишь ли, – он положил деревянную ногу на стол, – прежде чем нажить седину, охрометь и заделаться ботаником, я был землепроходцем.
– Не может быть! – София так и ахнула от восторга.
– А вот и может. Наверное, я был не особенно хорошим исследователем. Однако на севере Пустошей мне случилось разок забрести в ужасную глушь и обнаружить там долину, где обитали удивительные животные…
– Какие, например?
– Огромные! Иные в эту оранжерею не поместились бы. Очевидные порождения отдаленной эпохи.
Я по своей глупости решил, что этих тварей мне нечего опасаться, ведь они, по моим наблюдениям, питались растительной пищей, а не животной… Мне в голову не пришло, – добавил он с покаянной улыбкой, – что я им, вполне вероятно, показался растением…
– Это как?
Мартин подтянул правую штанину. Кожа у него оказалась довольно странного цвета – зеленовато-белесая, точно кора букового дерева.
