Филип Пулман - Чудесный нож
Призрак наклонился над пилотом, и присосался к его лицу. Деймон пилота, зяблик, вспорхнула, крикнула, и попыталась отскочить, но лишь упала на пульт, едва в сознании. Пилот повернулся к Ли и протянул вперёд руку, но Ли не мог двигаться.
Страдание в глазах пилота было ужасающим. Что-то настоящее, живое вытягивалось из него, а его деймон лишь слабо вздрагивала и пищала высоким голосом, но она умирала.
Затем она исчезла. Но пилот всё ещё был жив. Глаза его подёрнулись пеленой, а его протянутая рука мягко опустилась обратно на рычаг скорости. Он был жив и мёртв одновременно, он был безразличен ко всему.
Так что Ли сидел и беспомощно наблюдал, как цеппелин летит вперёд, прямо в склон горы, что находилась перед ним.
Пилот смотрел на склон в окно, но ничто на свете не могло его заинтересовать. Ли в страхе отодвинулся назад, но ничего, что могло бы предотвратить столкновение, не случилось, и в момент столкновения он крикнул: «Хестер!»
И проснулся.
Он был в палатке, в безопасности, а Хестер покусывала его за подбородок. Он был весь в поту. Шаман сидел со скрещенными ногами, но холодок прошёл по спине Ли, когда он заметил, что деймона-скопы нигде не видно. Очевидно, этот лес был плохим местом, полным жутких видений.
Затем он понял, что шаман освещён, хотя костёр давно уже угас, а ночная темнота была абсолютной. Какое-то дальнее мерцание высвечивало стволы деревьев и мокрые листья, и Ли тут же понял, что это за свет: его сон был правдой, и пилот цеппелина врезался в гору.
— Чёрт, Ли, ты дрожишь, как осиновый лист. Что с тобой? — проворчала Хестер и пошевелила длинными ушами.
— Ты разве не видела сон, Хестер? — пробормотал он.
— Ты не спишь, Ли, ты Видишь. Если б я знала, что ты ясновидящий, я бы тебя давно вылечила. А теперь просто отключи это, понял?
Он почесал голову, а она дёрнула ушами.
А затем, без малейшего перехода, он парил в воздухе рядом с деймоном шамана, Сайан Котор, скопой. Близость чужого деймона и отсутствие своего наполнили Ли мощной смесью вины и странного удовольствия. Они парили, как если бы он сам был птицей, среди турбулентных потоков воздуха над лесом, и Ли огляделся вокруг сквозь тёмный воздух, теперь сдобренный бледным сиянием луны, что изредка проглядывала сквозь редкие разрывы в облаках и окрашивала вершины деревьев серебряным цветом.
Деймон-скопа издала резкий крик, и снизу раздались тысячи разнообразных птичьих голосов: уханье сов, встревоженное чириканье воробьёв, певчая соловьиная музыка.
И в ответ явились они сами, все птицы леса, летали ли они до этого на ночной охоте или тихо спали на ветках, все они тысячами взмыли вверх, в дрожащий воздух.
И Ли почувствовал, как какая-то, родственная птицам, часть его собственной души радостно отвечает приказу королевы орлов, и всё то человеческое, что в нём было, растворилось в наистраннейшем удовольствии: радостном подчинении высшей власти, которая абсолютно права. И он кружил и разворачивался вместе с остальной огромной стаей, среди сотни разных видов, маневрирующих вместе, как единое существо, ведомых магнетической волей орлицы, а затем увидел напротив серебристого облака ненавистное чёрное пятно цеппелина.
Они все знали, что им делать. И они устремились к аппарату, быстрейшие достигали его первыми, но самой первой была Сайан Котор, маленькие крапивники и зяблики, быстрые стрижи, мягкокрылые совы — меньше, чем за минуту они облепили цеппелин, а их когти царапали промасленный шёлк или пробивали его в поисках зацепки.
Они избегали двигателей, хотя некоторых затянуло в него и изрезало пропеллерами в кровавую пыль. Большинство птиц просто устроилось на цеппелине, а те, что прилетели вторыми, уцепились за первых, пока, наконец, они не покрыли не только сам цеппелин (который теперь терял водород через тысячи маленьких дырок) но и гондолу, и окна кабины, кабели и распорки — за каждый клочок пространства цеплялась птица, две птицы, три или больше.
Пилот был беспомощен. Под весом птиц аппарат начал опускаться всё ниже и ниже, а затем вдруг возник ещё один склон, проступая из ночной тьмы и невидимый для людей в гондоле, размахивающих своим оружием и стреляющих во все стороны.
В последнюю секунду Сайан Котор вскрикнула, и грохот тысяч крыльев поглотил даже рёв мотора, так как все птицы снялись с цеппелина и разлетелись. А людям в кабине досталось несколько секунд на то, чтобы понять, что произошло, прежде чем цеппелин врезался в склон и взорвался.
Огонь, жара, пламя… Ли снова проснулся, его тело было таким горячим, как если бы он лежал в пустыне на солнце.
За стенками палатки вода по прежнему капала с листьев на палатку, но шторм прекратился. Бледный серый свет просочился сверху, и Ли поднялся, увидев Хестер, помаргивающую со сна, и шамана, завернувшегося в одеяла и так крепко спящего, что его можно было принять за мертвеца, если бы не Сайан Котор, заснувшая на ветке рядом с палаткой.
Единственным звуком, за исключением капающей воды, было птичье пение. Никаких моторов в небе, никаких голосов, так что Ли решил, что разжечь костёр будет безопасно, и после некоторых усилий умудрился сварить кофе.
— Что теперь, Хестер? — спросил он.
— Не знаю. Было четыре цеппелина, а он уничтожил только три.
— Я имею в виду, выполнили ли мы свои обязанности?
Она шевельнула ушами и сказала: «Не припомню контракта».
— Это не контрактные обязанности. А моральные.
— Ли, прежде чем волноваться о морали, надо разобраться с последним цеппелином.
Это тридцать-сорок человек, вооружённых, и они нас преследуют. Имперские солдаты, чего уж больше. Сначала выживание, затем мораль.
Разумеется, она была права, и, пока занимался день, Ли потягивал горячий напиток и курил сигару, раздумывая, что бы он делал, если бы командовал последним цеппелином. Отступил и дождался дневного света, без сомнения, а затем взлетел достаточно высоко, чтобы наблюдать за опушкой леса на большей территории, так, чтобы заметить, где Ли и Грамман выйдут из него.
Деймон-скопа Сайан Котор проснулась и размяла крылья. Хестер посмотрела вверх и повернула несколько раз голову, разглядывая могучего деймона каждым глазом по очереди, а в следующий момент сам шаман вышел из палатки.
— Тяжёлая ночка, — заметил Ли.
— День будет ещё тяжелее. Мы должны немедленно убираться из леса, мистер Скорсби.
Они собираются поджечь его.
Ли недоверчиво осмотрел вымокшую за ночь растительность и спросил: «Как?»
— У них есть устройство, разбрасывающее некую смесь нафты с поташем, которая загорается при соприкосновении с водой. Имперские Морские силы разработали это во время войны с Ниппоном. Если лес промок, он разгорится ещё быстрее.
— Вы это видели, так?
— Так же ясно, как вы видели, что случилось с цеппелинами ночью. Пакуйте, что собираетесь забрать с собой, и пойдём.
Ли потёр подбородок. Самые ценные вещи из его имущества были также и самыми лёгкими, а именно, приборы с шара. Так что он вытащил их из корзины и упаковал в рюкзак, а также удостоверился, что его винтовка заряжена и не промокла. Он оставил корзину, оснастку и шар там, где они были, сплетёнными и перемотанными среди веток. Отныне он больше не был аэронавтом, разве что каким-то чудом он бы выбрался отсюда и скопил достаточно денег, чтобы купить себе новый шар. Отныне он должен был ползти, подобно насекомому, по поверхности земли.
Они учуяли дым до того, как увидели пламя, потому что дул бриз с моря. Ещё до того, как они достигли опушки, они услышали огонь, его глубокое и жадное рычание.
— Почему они не сделали этого ночью? — спросил Ли. — Зажарили бы нас во сне.
— Думаю, они хотят взять нас живыми, — ответил Грамман, обрывая листья в палки, чтобы использовать её как трость, — и ждут, где мы выйдем из леса.
И действительно, жужжание цеппелина скоро стало хорошо различимым даже сквозь звуки огня и их собственного тяжёлого дыхания, потому что они торопились, перебираясь через валуны, корни и упавшие деревья, и останавливаясь лишь, чтобы перевести дыхание. Сайан Котор, летевшая высоко наверху, спикировала, чтобы сообщить им, насколько они продвинулись, и насколько они опережали огонь, хотя вскоре они и сами увидели дым над деревьями позади, а затем и ползущую стену огня.
Лесные животные — белки, птицы, дикий кабан — бежали вместе с ними, и хор криков, писков и воплей разрастался вокруг них. Оба путешественника продвигались вперёд к опушке леса, которая была уже недалеко, а затем они достигли её, когда волны жара уже захлёстывали их сзади, а ревущие колонны пламени вздымались на двадцать метров вверх. Деревья горели, как факелы, сок в стволах кипел и выплёскивался с шипящим звуком, сосновые верхушки вспыхивали, как нафта, а их ветки, казалось, расцветали оранжевыми цветами, и тут же исчезали.
