Филип Пулман - Чудесный нож
Тяжело дыша, Ли и Грамман вскарабкались на крутую каменистую осыпь. Половина неба была затянута дымом и дрожащим от жары воздухом, но высоко над ними парило плотное пятнышко цеппелина — слишком далеко, понадеялся Ли, чтобы разглядеть их даже сквозь бинокли.
Перед ними возвышался крутой и неприступный горный склон. Из ловушки, в которой они оказались, вёл только один путь — узкое дефиле впереди, где высохшее русло реки выходило из складки между скалами.
Ли указал, и Грамман сказал: «Полностью согласен, мистер Скорсби.»
Его деймон, паря и кружась наверху, сложила крылья и устремилась к расщелине. Они не задерживались, карабкаясь так быстро, как только могли, но Ли сказал: «Простите, если это невежливо, но я никогда не знал никого, чей деймон мог бы улетать так далеко, кроме ведьм. Но вы не ведьма. Вы этому научились или это пришло само?»
— К человеку ничто не приходит само, — ответил Грамман. — Нам приходится учиться всему, что мы знаем. Сайан Котор говорит мне, что расщелина выходит на перевал.
Если доберёмся туда, прежде чем они нас заметят, мы сможем спастись.
Орлица вернулась, а оба человека продолжили подъём. Хестер предпочитала отыскивать собственный путь среди камней, так что Ли просто следовал за ней, избегая неустойчивых камней и передвигаясь так быстро, как только мог, по крупным, всё время приближаясь к маленькому ущелью.
Ли беспокоился за Граммана, потому что тот был бледен, натянут и тяжело дышал.
Его работа этой ночью стоила ему дорого. Как долго они могли продолжать идти, было тем самым вопросом, который Ли боялся задать, но, когда они были уже почти у входа в ущелье, практически, на берегу высохшей реки, он услышал, как изменился звук мотора цеппелина.
— Они увидели нас, — сказал он.
Это было подобно тому, как если бы они получили смертный приговор. Хестер споткнулась, даже легконогая, хладнокровная Хестер споткнулась и вздрогнула.
Грамман опёрся на палку, с которой шёл и заслонился от солнца, глядя назад, и Ли тоже повернулся посмотреть.
Цеппелин быстро опускался, нацеливаясь на склон точно под ними. Было ясно, что преследователи собираются захватить их, а не убить, ибо прямо сейчас их можно было скосить одной очередью. Вместо этого, пилот аккуратно замедлился около земли, над самой высокой точкой склона, где он мог это сделать, не подвергая опасности цеппелин. Из двери гондолы вниз посыпались люди в синей униформе, вместе со своими деймонами-волчицами, и начали карабкаться вверх.
Ли и Грамман были на шестьсот метров выше их, и недалеко от входа в ущелье. Как только они доберутся, они смогут сдерживать солдат до тех пор, пока не закончатся патроны. Но у них была только одна винтовка.
— Они гонятся за мной, мистер Скорсби, — сказал Грамман, — не за вами. Если отдадите мне винтовку и сдадитесь, вы останетесь в живых. Это дисциплинированные войска. Вы будете военнопленным.
Ли пропустил это мимо ушей и ответил:
— Пошли вперёд. Доберёмся до ущелья и я удержу их у входа, пока вы будете пробираться насквозь. Я вас сюда притащил не для того, чтобы сдать с рук на руки этим ребятам.
Люди внизу двигались быстро, они были обучены и отдохнули. Грамман кивнул.
— Не хватило сил уничтожить четвёртый, — сказал он, и они быстро укрылись в ущелье.
— Только скажите мне, прежде чем уйдёте, — сказал Ли, — потому что я не успокоюсь, пока не узнаю. На какой стороне я сражаюсь, я не могу сказать, да и не особо беспокоюсь. Просто скажите мне: то, что я делаю, это поможет Лире или навредит ей?
— Это поможет ей, — ответил Грамман.
— И ваша клятва. Вы не забудете, о чём поклялись мне?
— Я не забуду.
— Потому что, доктор Грамман, или Джон Парри, или как бы вы себя ни называли в каком бы то ни было мире, вам следует знать: я люблю эту девочку, как родную дочь. Если бы у меня был собственный ребёнок, я бы не мог любить его больше. И если вы нарушите клятву, то, что останется от меня, будет преследовать то, что останется от вас, и вы проведёте остаток вечности, сожалея о том, что явились на свет. Такова моя клятва.
— Я понимаю. И я дал вам своё слово.
— Это всё, что я хотел знать. Идите. И удачи вам.
Шаман протянул свою руку, и Ли пожал её. Затем Грамман повернулся и направился вверх по ущелью, а Ли огляделся в поисках лучшей позиции.
— Только не за большим валуном, Ли, — сказала Хестер. — Ничего не увидишь справа, и они смогут обойти нас. Прячься здесь.
В ушах Ли звучали звуки, которые не имели ничего общего с полыханием леса внизу, или с надрывным рёвом цеппелина, пытающегося подняться в воздух. Эти звуки пришли из его детства, и из Аламо. Сколько раз он со своими друзьями играл в эту героическую битву на развалинах форта, играя по очереди за шведов и французов!
Теперь его детство возвращалось, чтобы отомстить ему. Он вынул кольцо Навахо, принадлежавшее его матери, и положил его рядом на камень. В тех детских играх Хестер часто бывала кугуаром или волчицей, и пару раз гремучей змеёй, но чаще всего птицей-пересмешником Теперь…
— Хватит спать, лучше осмотрись, — сказала она. — Это не игра, Ли.
Люди, карабкавшиеся вверх по склону, рассыпались и двигались уже не так быстро, потому что они видели ситуацию так же ясно, как и он. Им придётся захватить ущелье, и они понимали, что один человек с винтовкой способен задержать их надолго. За ними, к удивлению Ли, цеппелин всё ещё пытался подняться. Возможно, он потерял часть плавучести, а может, у него заканчивалось топливо, но, так или иначе, он ещё не поднялся, и это натолкнуло Ли на идею.
Он улёгся поудобнее, прицелился из своего старого винчестера, пока в прицеле не показалась опора левого двигателя, и выстрелил. Солдаты, карабкавшиеся к нему, подняли головы, и секунду спустя мотор неожиданно взревел, после чего так же неожиданно завыл и затих. Цеппелин стало сносить набок. Ли слышал, как завывает второй двигатель, но теперь аппарат был беспомощен.
Солдаты остановились и укрылись, как только могли. Ли мог пересчитать их, что он и сделал: двадцать пять. У него было тридцать пуль.
Хестер подползла к его левому плечу.
— Я буду присматривать за этой стороной, — сказала она.
Распластавшись на сером камне, с ушами, лежащими вдоль спины, она и сама выглядела, как маленький камень, серо-коричневая и ничем не выделяющаяся, если не считать глаз. Хестер вовсе не была красивой: она была настолько обыкновенной и непритязательной, какой только могла быть зайчиха, но её глаза были изумительного золотисто-орехового цвета, с прожилками нежно-коричневого и мягко-зелёного.
А теперь эти глаза смотрели на последний ландшафт, который им предстояло увидеть: пустынный грубый каменистый склон, а за ним — пылающий лес. Ни единой травинки, ни единого зелёного пятнышка, на котором мог бы отдохнуть глаз.
Её уши шевельнулись.
— Они разговаривают, — сказала она. — Я слышу, но не могу понять.
— Русский, — ответил он. — Они собираются напасть все вместе и бегом. Это для нас хуже всего, так что это они и сделают.
— Целься получше, — сказала она.
— Обязательно. Но, чёрт побери, Хестер, я не люблю убивать.
— Мы или они.
— Нет, всё иначе, — сказал он. — Они или Лира. Я не понимаю как, но мы связаны с этой девочкой, и оттого счастлив.
— Тот солдат слева собирается стрелять, — сказала Хестер, и, пока она говорила, снизу раздался треск, и кусочки камня отлетели от валуна, лежавшего в шаге от неё. Пуля просвистела дальше в ущелье, но она не шевельнула и мускулом.
— Что ж, это облегчает задачу, — сказал Ли, и тщательно прицелился.
Он выстрелил. Видно было только маленькое синее пятнышко, но он попал. С воплем солдат отлетел назад и умер.
А затем начался бой. В течение минуты треск винтовок, свист рикошетирующих пуль, удары пуль о разлетающиеся камни заполнили долину, отражаясь от скал и от стен ущелья. Запах кордита, а затем и горячий запах от разбитых в порошок камней смешались с запахом дыма от горящего леса, пока не начало казаться, что весь мир вокруг пылает.
Валун, за которым укрылся ли, вскоре был иссечен царапинами и вмятинами, и каждый раз, когда в него попадали пули, он ощущал этот удар. Однажды он заметил, как ветер от пролетевшей пули расшевелил шерсть на спине у Хестер, но она не шевельнулась. И он не прекратил стрелять.
Первая минута была яростной. А после неё, когда наступило затишье, Ли обнаружил, что ранен: на камне под его щекой была кровь, и его рука, и затвор винтовки были красными.
Хестер проползла вокруг осмотреть.
— Ничего страшного, — сказала она. — Пуля поцарапала скальп.
— Ты считала, сколько упало, Хестер?
— Нет. Слишком хорошо пряталась. Заряжай, пока есть возможность, малыш.
Он откатился за камень и заработал затвором. Было жарко, и кровь, что свободно стекала с его головы, засыхала на механизме. Он аккуратно поплевал на него, и тот стал ходить плавнее.
