Владислав Крапивин - В глубине Великого Кристалла - 2
— Откуда они там взялись? Ученые доказали, что там одна пустыня. Красные пески и камни.
— Да, — сказал он. — А леса где-то тоже еще есть. К северу от пустынь. Тоже красные. Вот такие. — Он дернул себя за майку.
— Ох и фантазер ты…
Он снисходительно усмехнулся и не ответил.
На верхней площадке лестницы они остановились передохнуть. Шумели старые березы и клены. Острая колокольня возносилась прямо над головами. По ее шатру пролетали тени быстрых облаков. И по Фаддейкиному лицу, когда он глянул вверх, тоже летели тени и солнечные зайчики.
Глянула на колокольню и Юля.
— А хорошо мы туда слазили, да, Фаддейка?
Он серьезно кивнул. И вдруг сказал:
— Я там ночевал один раз. Год назад.
— Да? А… зачем, Фаддейка?
Он досадливо пошевелил плечами:
— Не знаю я. Чего спрашивать…
— Ну, не сердись. Ты же сам сказал.
— Я не сержусь. Просто я не знаю… Легко объяснить, если одна причина, а если они все вместе, если много их… Ну, во-первых, человек знакомый уехал…
Фаддейка с опущенной головой медленно пошел по садовой тропинке. Юля пошла следом, ни о чем не спрашивая. Оранжевые завитки волос вздрагивали над облупленными Фаддейкиными ушами и на тоненькой шее, покрытой желтым пухом.
— Жил тут мальчишка на каникулах, — сказал Фаддейка, не обернувшись. — То есть не мальчишка, большой уже, из техникума… Мы подружились тогда. Вместе в подземный ход лазили под стеной. Не тот, в который я недавно, а в другой… Потом он уехал, а я… Ну, я же не уехал, остался… У тебя так бывает: когда печально, хочется забраться куда-нибудь?
— Сколько угодно, — торопливо отозвалась Юля. Она обрадовалась, что Фаддейка так ее спрашивает, хотя незнакомый мальчишка из техникума вызвал у нее ревнивую досаду — как художник Володя.
— Вот я и полез… Но это лишь одна причина. А еще много всего было. Хотелось узнать: как это — ночь и высота?
— Поближе к звездам побыть, — понимающе сказала Юля.
— Да нет… До звезд — это разве ближе! Каких-то сорок метров. Просто интересно: что думается, когда весь город спит, а ты выше всех над землей?
— Совсем один, да?
Он опять не согласился:
— Наоборот. Будто вместе со всеми. Внизу-то всех не видать, а тут сразу целый город перед глазами. И огоньки… И поезда бегут… Везде люди. И будто я их всех охраняю, как старинный часовой на башне… А потом еще месяц в небо вылез. Будто мы с ним вдвоем всю землю сторожим…
— А не страшно там одному ночью? Я бы померла от ужаса.
Он помотал рыжими космами:
— Не-а… Я сперва тоже думал, что страшно будет. Вот поэтому еще и полез. Когда страшно, это ведь тоже интересно… Но я забрался, когда еще светло было. Темнеет-то не сразу, и я помаленьку привык.
— Я бы ни за что не привыкла, — искренне сказала Юля.
— Может, привыкла бы… А среди ночи почти все огоньки погасли, и месяц куда-то пропал. Я думал: ну вот теперь будет страшно. А все равно ничего. Потому что звезды сделались яркие-яркие… Вот тогда они в самом деле будто ближе… И тут всякие мысли полезли. Но тоже не страшные…
— А какие?
— Всякие. И тогда та самая мысль первый раз появилась: почему я — это я? Помнишь?
— Помню… Тут уж, конечно, бояться некогда…
Он быстро оглянулся на нее:
— Ага… А потом я Марс отыскал. Сперва думал, что это сигнальный огонек на трубе, на электростанции. А потом смотрю — он плывет. Красная такая звезда. Вот жалко было, что бинокль не взял с собой.
— Разве в бинокль планету можно разглядеть?
— Все-таки лучше, чем просто так. Видно, что кружок. На копейку похожий…
Юля вспомнила:
— Когда я маленькая была, у нас дома был альбом про космос. И там цветные снимки планет, и Марс тоже есть. Размером с яблоко. И на нем разные пятна видны, полярные шапки и каналы. Только сейчас ученые доказали, что это обман зрения: на самом деле никаких каналов нет.
Фаддейка сказал спокойно:
— Конечно нет. Это остатки стен.
— Каких стен? Фаддейка, что ты опять сочиняешь?
— Не сочиняю. Это защитные стены, чтобы удерживать песок, не пускать его на леса и поля. Про Великую Китайскую стену слышала? Вот на Марсе такие же, только еще больше… Но они уже разрушены, потому что люди там тыщу лет воюют и воюют, строить им некогда… Не хочешь — не верь…
Юля чуть не ответила, что она, может, и поверит, если Фаддейка объяснит, откуда он все это взял. Но поняла, что объяснять он не станет. Фаддейке уже хотелось рассказать о другом. Его лицо засветилось.
— А утром такая заря была! И солнце такое… Громадное! И свет по земле, по деревьям — как волны. И петухи во всем городе заорали. Целая петушиная симфония… — Фаддейкины глаза сияли, и золотая искра озорно дрожала рядом с янтарным зрачком. — Я тогда знаешь что сделал? Высунулся — и тоже как заору по-петушиному! Над всей землей!
Юля засмеялась, представив, как Фаддейка разносит с колокольни бесстрашное «ку-ка-ре-ку!» и волосы пламенеют, будто петушиный гребень.
Он тоже засмеялся:
— Мне даже спать расхотелось…
— А ты что, всю ночь не спал?
Фаддейка поежился:
— Уснешь там… Среди ночи такой кусачий холод сделался…
— А ты не взял ни одеяла, ничего теплого?
— Я телогрейку взял тети Кирину. Да сразу-то не подумал, что она короткая. Закутаешься — ноги торчат, ноги завернешь — спине холодно. Знаешь, как зубами стукал под утро… — Он опять зябко дернул спиной.
— Ты и сейчас зубами стукаешь, — строго сказала Юля. — Почему ты раздетый? У тебя что, кроме этой майки и штанов, надеть нечего?
— Просто мне такой цвет нравится.
— Зачем тебе обязательно этот цвет?
— Надо, — строго сказал Фаддейка.
— Надо не надо, а мерзнуть не годится.
— Да я и не мерзну. Я это… как его… холодоустойчивая порода.
— Ох уж! А сам то и дело сопишь… Вот что, возьми-ка мою ветровку. Это ничего, что длинновата, рукава подогнем.
Юля была уверена, что Фаддейка возмутится: ходить в таком балахоне! Но он только спросил:
— А как же ты?
— У меня в библиотеке куртка есть! — обрадовалась Юля. — Стройотрядовская. Ты за меня не волнуйся.
Просторная коричневая ветровка оказалась Фаддейке до колен. Он послушно ждал, пока Юля подворачивала рукава. Ветер дергал подол ветровки. Фаддейка запахнул ее на груди, покрутил головой и плечами и сказал со странным удовольствием:
— Как боевой бушлат песчаных пехотинцев Лала.
— Каких пехотинцев?
— Да так. Ты не знаешь, — чуть насупился он. Но тут же улыбнулся. То ли Юле, то ли себе.
Вместе они подошли к библиотеке. С высокого крыльца было видно все Заречье. На плоском берегу, почти у самой воды, Юля разглядела телефонную будку. Отсюда она казалась крошечной.
— Я пошел, — вздохнул Фаддейка. — Тетя Кира капусту ждет… Хочешь, я вечером зайду за тобой?
— Хочу, конечно… Фаддейка, послушай…
— Что?
Не надо было спрашивать, но у Юли как-то вырвалось:
— А с кем ты сегодня разговаривал там, в будке? Если, конечно, не секрет…
Она тут же испугалась, что Фаддейка рассердится на такую назойливость. И решит, чего доброго, что Юля требует откровенности в обмен на куртку.
Но Фаддейка не рассердился. Он только опять пнул сумку и сказал очень серьезно:
— Вот это как раз секрет.
…Узловатый высохший ствол был добела выскоблен летучим песком. Кора с него давно облезла, ветки осыпались, и лишь пара крепких сучьев торчала, напоминая скрюченные руки. На высоте плеча темнело дупло — будто разинутый рот древнего идола, каких находят иногда в песках Бурого Залесья.
Старый маршал подержал у щеки витую раковину песчаного моллюска и опустил ее в дупло. Сел на коня. Заправил под кожаный нагрудник бороду, чтобы не трепало ветром. Дах молча наблюдал за ним. Он и маршал понимали друг друга без слов. С того дня, как Фа-Тамир взял начальника патрульной сотни в помощники, они не сказали друг другу и сотни фраз. Но сейчас Дах не выдержал. В его широких, не боящихся песка глазах светилось мальчишечье любопытство.
— Вы и правда говорили с ним, Фа-Тамир?
— Да. И не первый раз…
— Сколько чудес в нашем старом мире…
— Он, оказывается, не так уж стар…
Дах молчал, но смотрел вопросительно.
Маршал сказал:
— Сет недоволен, что мы упустили бывшего командира песчаных волков. Это грозит бедами, потому что волк Уна-Тур растоптал обычаи.
— Он не уйдет далеко.
— Может уйти. Он разведчик и знает дороги.
— Мои всадники тоже знают дороги… Сет не вернется?
Маршал не ответил.
Маленькое колючее солнце уже коснулось песков. Дрожали в лиловом небе редкие звезды. В поредевшем лагере и на башнях крепости зажигались огни.
Сет
— Ты все-таки ужасно примитивно мыслишь, — заявил Фаддейка. Выдав такую неожиданно солидную фразу, он съежился на подоконнике, подтянув колени к самым ушам, и стал смотреть в окутанный сумерками двор.
