Владислав Крапивин - В глубине Великого Кристалла - 2
Но все оказалось проще.
Проще ли?
— Юля, когда человек самое честное слово дал, а потом нарушил, он предатель?
— Опять ты про свое… — осторожно сказала Юля.
— Нет, ты ответь.
— Ну… вообще-то это нехорошо. Но как я могу сказать точно? Я же не знаю, в чем дело…
— Хоть в чем, — отрезал он. — Ты сама понимаешь, что это предательство.
— Фаддейка, — шепотом спросила она, — а как это с тобой получилось? Ты уж расскажи…
Она думала: ему надо рассказать, чтобы меньше мучиться. Но Фаддейка возмущенно фыркнул:
— Со мной? Со мной это не получилось. — И сказал тише: — Но я не знаю, как быть.
Юля молча ждала.
— Я слово дал, а теперь понимаю, что зря. А что делать? От него может кто-нибудь освободить?
— От слова? Тот, кому ты его дал.
— Да… а если сам себе? Разве сам себя могу?
«Нет, самому нельзя, — подумала Юля. — Это было бы слишком просто». И вздохнула.
— Но ведь кто-то может, — шепотом сказал Фаддейка. — Лучший друг может?
— Лучший друг… наверное, да.
Он взял ее за руку, как тогда на ночном берегу, в первый вечер знакомства. Как братишка. И сказал со спокойным вздохом:
— Тогда хорошо.
Теплея от благодарности к Фаддейке, и боясь за него, и радуясь, что есть он вот такой на свете, Юля проговорила:
— Но ведь я… но ведь друг, чтобы освободить от слова, должен знать, про что оно.
Он ковырнул ботинком нашлепку грязи на доске тротуара.
— Я дал слово, что не буду встречаться с одним человеком. Никогда в жизни. Потому что он меня бросил… когда я маленький был…
Обо всем догадавшись, Юля сказала негромко:
— Это бывает. Сперва решил что-нибудь, а потом понимаешь, что поспешил…
— Я не спешил. Я долго думал… Но сейчас опять думаю. Я ведь ничего про него не знаю. Может, он не виноват… Он теперь меня ищет. Вдруг ему плохо, а я… ну, я не знаю.
— Я понимаю, — сказала Юля.
Он глянул с сомнением: понимает ли? И проговорил насупленно:
— Назовете столько людей, которым плохо. А если еще одному… Сперва кажется, что пустяк. А потом — колокола…
«Какие колокола?» — хотела спросить Юля. Но смолчала. Ей вдруг показалось, что Фаддейка может заплакать. Она быстро сказала:
— Конечно, я освобождаю тебя от твоего честного слова.
Фаддейка глянул на нее хмуро и требовательно:
— Так быстро нельзя. Это надо серьезно. Ты должна подумать и все решить.
— Хорошо, я подумаю.
— Я тебе все расскажу, и ты решишь. Ладно? Можно ведь и не сегодня. У нас ведь еще будет время…
…Фа-Тамир устало проговорил:
— Все осталось… И мы, и пески. И колокола… Вы слышали, князь, старую сказку, что иногда они звонят сами собой? То ли в предвестии новых бед, то ли в память о ком-то…
Урата-Хал промолчал. Или не расслышал, или обдумывал ответ. Но полковник легкой конницы Дах, безмолвно слушавший беседу начальников, вдруг сказал:
— Простите меня, маршал, простите, князь, но я должен сообщить то, о чем не решался говорить раньше… Колоколов нет.
— Как — нет? — Князь тауринов недоуменно вскинул голову. — Их сняли? Где и сколько? Кто?
— Неужели кто-то решился нарушить обычай? — сумрачно спросил Фа-Тамир. Тогда и другие запреты будут развеяны, как песок…
— Их не сняли. Их нет вместе с башнями и арками…
— Говори яснее, Дах, — нахмурился Фа-Тамир. И ощутил, как сбилось с ритма сердце. Будто конь оступился.
— Мы хотели похоронить Хоту Змейку у подножия двойной башни, прозванной «Брат и сестра». Ее колокол на рассвете всегда блестел, как звезда… Мы не увидели башни. Место, где она стояла раньше, нашли по трем высохшим деревьям, но от башни не было и следа.
— Вы ошиблись местом, полковник, — сказал Фа-Тамир.
— Когда возвращались к Стану, я приказал держать на холм, где висели три колокола. Их тоже нет… Я бросил в пески полсотни всадников, они к середине дня вернулись в смущении. На всем пространстве, что успели они обскакать, не жалея коней, нет ни одного колокола. И словно не было никогда… То же говорят кормчие двух лодок. Не видя привычных знаков, они заплутали в песках.
Урата-Хал покачал головой, бросил повод и скрестил на груди руки.
Фа-Тамир сказал:
— Еще одна загадка нашего мира. Это смутит умы.
Вождь тауринов усмехнулся:
— Только не их… — Он показал на гребень стены, где четверо мальчишек весело спорили и смеялись, готовясь отпустить еще один шар. Они отпустили его.
Шар — большой, ярко-оранжевый — проплыл над всадниками. На нем было нарисовано смеющееся лицо с прищуренным глазом и крупными темными веснушками.
Кони стали. Всадники, запрокинув лица, смотрели, как шар уходит в непривычно просветлевшее небо…
— У нас ведь еще будет время, — сказал Фаддейка.
«А правда, у нас еще будет время!» — радостно подумала Юля. Фаддейка держал ее за левую руку, правой она сдернула с него вязаный колпачок и растрепала его апельсиново-морковные кудри. Тогда он заулыбался и сказал:
— А про песню не забудь. Сегодня же споешь.
— Ох, ну какая я певица?.. Да ладно, ладно, попробую.
Они зашагали к калитке, и почти сразу Юля услышала, что кто-то идет по пустой улице следом — большой и осторожный. Оглянулась.
Золотисто-оранжевый конь шел за ними в пяти шагах. Мягко ставил копыта на гибкие доски тротуара.
1985 г.