Дмитрий Емец - Муравьиный лабиринт
Он оглядывался на поле. Горшени видно не было, только торчала сквозь снег какая-то высокая трава, название которой Макар не знал. Из-за этой травы снег казался Макару небритым, и он глупо хихикал.
Мороз – штука полезная. Мозги смерзаются, и человек может долго трястись от хохота, даже если просто показать ему язык. Еще приятнее потом оттаивать – тогда и языка не нужно, человек радуется процессу оттаивания и тихо улыбается сам себе, шевеля пальцами на ногах.
В небе то появлялись, то исчезали в тучах две гиелы. Это были обычные патрульные, стерегущие возвращающихся из нырка шныров. Макар знал, что они следят только за небом. Землю они, разделившись, чесали бы по квадратам навстречу друг другу, да и на другой высоте.
Эти же гиелы держались вместе, причем держались напряженно и явно кого-то высматривали. Скорее всего, получили весть из болота, что кто-то из шныров возвращается, причем не пустой. Иначе в болоте не суетились бы.
Пока Макар прокручивал все это в голове, над полем кто-то вышел из нырка. Он увидел яркую вспышку, и сразу же раскинувший крылья пег заскользил к ШНыру. Берсерки, метнувшиеся было наперехват, притормозили гиел и, отказавшись от преследования, перевели их в горизонтальный полет. А пег на малой высоте уже пронесся над оградой и скользнул в ШНыр.
– Смело вышел… почти у земли… Кто-то из старших, – оценил Макар.
Маневр был опасный. Размазаться о землю, не угадав высоты, едва ли приятнее, чем быть подстреленным из шнеппера. Все равно берсерки не поленятся спуститься и, брезгливо перевернув тело, обшарить карманы. Причем некоторые, говорят, выворачивают их палочкой, отвернув голову в сторону.
Так Макар бродил до двенадцати часов, думая о Юле, которую ему давно хотелось найти. Интересно, увидятся они когда-нибудь? В Копытово въехало сорок две машины, выехало – пятьдесят одна. Некоторые возвращались по нескольку раз. Итого (не считая одних и тех же) около восьмидесяти пяти автомобилей. Из них подозрительными были… хм… все восемьдесят пять, потому что берсерки могли оказаться везде, даже в «Запорожце», на крыше которого везли примотанный проволокой холодильник. Ну за вычетом трактора и мусорной машины. Хотя мусорная машина подозрительна вдвойне. Никто никогда не заглядывает ей в кузов, а кто поручится, что там нет двух четверок топорников или огромного арбалета на треноге?
В сторону ШНыра проехало двенадцать машин, правда, там дальше шло ответвление к жэ-дэ переезду – знаменитая «пьяная дорога».
Все эти двенадцать машин Макар попытался запомнить, правда, оказалось, что запомнить способен не больше шести. С каждой следующей обязательно забывалась одна предыдущая.
Неожиданно за спиной у него кто-то чихнул – громко и с большим чувством. Макар подпрыгнул и обернулся. Там стоял длинный тощий человек, одетый во все льняное. Тонкая длинная борода была заплетена в одну косу с волосами. На правой руке у человека находилась кукла, утрированно похожая на него самого.
– Смотрите-ка! Гололед! На таком гололеде вероятность поскользнуться один к ста! – обеспокоенно сказал человек кукле.
Та от ужаса обхватила голову руками. Макар начал было открывать рот, но в ту же секунду кто-то словно выдернул землю у него из-под ног.
– Один к ста умножаем на сто! Получается сто из ста! Он ужасный гад, этот Триш! Я его просто ненавижу! – пояснила кукла.
Она явно была на стороне Макара. Даже кинулась помогать ему подняться, но почему-то в последний момент так и не помогла, и Макар снова упал. Лед вообще его не держал, хотя до этого он преспокойно ходил по нему два часа и ни разу не поскользнулся.
– Прекрасный морозный день! В такой что может быть прекраснее, чем лизнуть языком что-нибудь железное! Например, эту стойку для мачты! – продолжал Триш. – Вероятность этого… м-м-м… ну, скажем, один к трем тысячам! Умножаем на сто и…
Макар не сдвинулся с места. Лизать в мороз металл ему совершенно не хотелось.
– Приписываем два нолика! Сто к трем тысячам – это один к тридцати! – злорадно сказала кукла. – Не сработало! Так моему хозяину и надо. Сейчас небось скажет, что у тебя кровь пойдет из носа! Он это любит! Вероятность один к ста пятидесяти. Умножаем на сто и…
В носу у Макара лопнул сосуд. Круглый шарик упал в снег.
– Нет, все-таки гад этот Триш! Натуральный! Вот тебе, вот! – возмутилась кукла, не замечая, что первой о крови из носа заговорила она же.
Когда Макар, зажимая ноздри пальцами, вскинул голову, длиннобородый был больше не один. С ним рядом стояли еще двое: один громадный и расплывшийся, другой – тощенький, обкрученный какими-то веревочками, леской и тесьмой, десятками торчавшими из многочисленных карманов, креплений и прорезей его жилета, надетого поверх теплой куртки.
– Их еще нет! Обещали быть к полудню, а машины не видно! Может, отменили? – негромко спросил расплывшийся, обращаясь к длиннобородому.
– Нас бы предупредили, – отозвался Триш.
– Может, уточнишь? – предложил толстяк. – Место уж больно неудачное. Открытое, простреливается. Кто его вообще выбирал?
– Не я, – сказал Триш.
– Знаю. Но ты мог бы отказаться. В поселке толпы ребят Тилля.
– Берсерки ищут гиелу. Им не до нас, – отказался Триш. – Подождем еще четверть часа, и, если машины не будет, я позвоню.
Толстяк неохотно кивнул, соглашаясь.
– А кто с Дионисием? Кого он с собой тащит?
– Скоро узнаем, – сказала кукла Триша. – Но он боялся. Просто весь трясся.
Пока они переговаривались, незнакомец с веревочками пристально разглядывал Макара. Потом громко произнес:
– Люблю шныров. Они очень потешно падают с высоты. Мантухайчик, тебе нравится, как они падают?
Великан наклонил голову направо, потом налево. Макар увидел, что толстые рукавицы на его пальцах чуть приспущены, как если бы он готов был сразу их отбросить.
– Думаешь: шныр? – спросил он, обращаясь к Тришу.
– Конечно! Я их уже нюхом чую… – отозвалась кукла и снова начала ругать всех подряд.
Лишь теперь, когда его назвали шныром, Макар окончательно осознал, кто перед ним. Последние иллюзии рассеялись. Вся воинственность исчезла, и он испытывал лишь ужас. Откуда эти трое взялись здесь? Он внезапно понял, что они легко могли подъехать на машине с противоположной стороны пожарки. А он даже ни разу не обошел здание, а ведь там тоже есть дорога!
Желтый пакет со шнеппером лежал на земле в паре метров. Отлетел, когда Макар падал. Бросаться к нему было бесполезно: пакет валялся под ногами у того, кого хозяин веревочек называл Мантухайчиком.
– Я не шныр, – зачем-то ляпнул Макар. Обычно он врал изобретательно, а тут оказался не готов ко лжи. Не было того градуса убежденности, который превращает сомнительную ложь в альтернативный вариант правды.
– А кто? – спросил Паук.
– Человек. Гуляю, – ощущая тупость ответа, сказал он.
Паук недоверчиво скривился, зато кукла Триша отнеслась к словам Макара с неожиданным сочувствием. Закивала, замахала ручками.
– Гуляет человек! Что, погулять нельзя? Нельзя? Чего ты молчишь? Скажи! – завопила она на Триша.
– Он гуляет, – озвучил Триш Пауку, несколько отстраняясь от куклы, чтобы снова не получить от нее в нос. – Воздухом дышит!
– А нерпь где взял? – спросил Паук.
Макар оглянулся на рукав. Как он мог забыть про нерпь? У него же лев! Заряженный!
– А нерпь нашел. Шел сдавать в полицию, но заблудился! Что, заблудиться нельзя? Скажи, скажи ему! – снова завопила неугомонная кукла. Она была настолько на стороне Макара, что тот даже рта не мог открыть.
– Воздухом – это хорошо. Только перед смертью разве надышишься? – ласково удивился Паук и цокнул языком.
Толстый капроновый шнур, оторвавшийся от его жилета, удавкой взметнулся по левой руке Макара и так плотно притянул ее к телу, что шевелить получалось только пальцами. Но и этого было мало. Шнур продолжал скользить из кармана жилета и ровными петлями обвивал Макара. Спустя минуту его левая рука и тело составляли единый кокон. Нерпь была скрыта под плотными витками капронового шнура.
Макар скреб по шнуру ногтями, пытаясь добраться до льва, – Паук только ухмылялся. Он выпустил из другого кармана тонкую веревочку, которая стремительной змейкой пробежала между пальцами правой руки Макара и внезапно сильно стянула большой палец с мизинцем. Рука сразу стала бесполезной – ничего не схватишь, ничего не сделаешь. И, разумеется, Пауку это было прекрасно известно. Издеваясь над Макаром, ногой он легонько подтолкнул к нему пакет со шнеппером. Мол, на! Что же ты не стреляешь? Но Макару достаточно было пошевелить оставшимися на свободе пальцами, чтобы понять, что шнеппера ему не взять.
Он незаметно скосил глаза в поле. Теперь надежда была только на Горшеню. Где он? Почему не несется сюда со всей алебардой? Потом сообразил, и надежда погасла как свеча. Вдоль пожарки шел низкий, по пояс, каменный заборчик. Ерунда, ничего особенного. Но с внутренней его стороны снег был расчищен, а с наружной – нет. Значит, для Горшени Макар сейчас в низине. Да и кучи выброшенного при сгребании снега мешают что-либо рассмотреть.
