Владислав Крапивин - Бабушкин внук и его братья
Мы помолчали опять.
Ивка спросил:
– А что же тогда с принцем и принцессой? Погибнут?
– В этой сказке-то? Не знаю… Пусть улетают на воздушном шаре в дальние дали…
– В безлюдные пространства, – вдруг сказал Николка.
Настя сидела насупленная. И наконец мотнула волосами.
– Нет. Нам хочется, чтобы конец был счастливый.
– А этот… в общем-то, ведь тоже не очень несчастливый, – неуверенно сказал Арбуз.
– Все равно… не такой…
Арунас устало проговорил:
– Как хотите. Только в сказках тоже должно быть по правде.
– А королевства, значит, пускай воюют дальше? – спросил Вячик.
– Не знаю, – совсем уж тихо отозвался Арунас. – Не я ведь пишу эту сказку.
Больше мы о Сказке двух королевств не говорили. Гроза к тому времени кончилась. Солнце выкатилось. Хорошо так сделалось, когда мы вышли в свежесть и мокрую траву.
Хотя внутри у меня осталась какая-то заноза…
МЕЛОДИЯ
На следующий день мы опять оказались в старом доме. Сперва думали, что не будем заходить – пойдем до мраморных девочки и мальчика и дальше. Но Динь-Дим виновато сказал:
– Я вчера там гномика потерял. Сунул в карман, а он, наверно, вывалился.
Гномика мы нашли быстро. Он застрял в широкой щели между половиц. Динь-Дим заулыбался, зашептал ему что-то. Можно было идти дальше. Но Арунас, конечно же, опять облапил виолончель и устроился с ней на табурете. И мы знали: придется подождать минут десять. И не надо торопить. Может быть, в Арунасе в это время какая-то внутренняя музыка.
Мы тоже присели кто где…
Настя глянула на Арунаса и вдруг сказала:
– Мы с Маргаритой вчера советовались. И с Демидом, и с Алессандро. Синьор сказал, что в том конце… ну, который Нэлик придумал, есть это… рациональное зерно. И логика… Наверно, так и сделаем… А Демид говорит, что хочет, чтобы принца Женьку играл Алька…
– Этого мне еще не хватало!
Вячик изогнул в улыбке губы.
– А принцессой будешь, конечно, ты?
– А может, ты знаешь другую девочку?.. Ну, если хочешь, играй принцессу сам.
Вальдштейн фыркнул так, что с губ полетели брызги.
– А мне-то за что такое наказание? – спросил я страдальчески. – Не буду я принцем. И никем…
– Будешь, никуда не денешься, – позлорадствовал Вячик. – Демид умеет убеждать.
Но я решил, что не поддамся никаким убеждениям. И слегка успокоился. И повернул разговор на другое:
– Надо еще про ремонт думать. Почти полсцены обгорело…
– А когда отремонтируем, тут же кто-нибудь подожжет снова, – вставил Арбуз. Он здраво смотрел на вещи.
Тогда меня осенило!
– Знаете что?! Давайте предложим Демиду устроить театр здесь! Не такой уж большой ремонт нужен! В главной комнате сделаем зрительный зал. И для мастерских есть помещение, и для костюмерной…
– И даже для буфета, – сказал Арбуз.
– Я же серьезно!
– Кто сюда будет ходить? – хмыкнул Вячик. – В такую даль.
– Кто захочет, пойдет!
– Ну, и поджигатели найдут сюда путь, – хмуро сообщил Арбуз. – Дело нехитрое.
– Нет, они не пойдут. – Я сказал это уверенно. Чувствовал: Дорога злых людей сюда не пустит. Она за пределами Озма. Но как объяснить это ребятам?
Динь-Дим потискал в кулаке гномика и проговорил с непривычной хмуростью:
– Нельзя, чтобы сюда ходило много людей. Тайны не будет, и все затопчут.
Да, он был прав. Я про это не подумал…
– Ну… давайте тогда, чтобы здесь проводить репетиции. Будет как бы тайный театр. А спектакли – в городе, в разных школах и клубах… Демиду-то и всем, кто в театре, сюда можно приходить, они же не чужие…
Арунас оторвал щеку от грифа виолончели и покачал головой:
– Не-а, не получится… То есть здесь-то все получится, а там все будет по-другому. В сто раз хуже…
– Почему? – сперва не понял я.
– Разные же места… здесь и там. Здесь-то все получается. Даже у меня…
Мы мигали от непонимания.
– Не верите? – насупленно сказал Арунас. – Вот, смотрите тогда… Раньше я никогда не умел играть, а тут…
Арунас слез с табурета, осторожно положил виолончель. Сходил в угол, где пылились мандолины и домры. Вытащил из-под них длинный смычок.
– Я его нашел, когда ходил тут один… – Арунас опять сел в обнимку с виолончелью. И опять получилось, будто виолончель и он – одно коричневое существо. Арунас провел смычком по струнам, прошелся по ним пальцами левой руки…
Сперва были отдельные непонятные звуки. Потом они соединились. Скрип и жужжание исчезли, и словно человеческий голос проступил в струнном гудении. И голос этот… Господи, да это же песня про аистенка!
Я не знаю, хорошо ли играл Арунас. С точки зрения музыкальной техники, наверно, неумело. Но мелодия была чистая, родная такая.
Я поймал себя на том, что губами повторяю слова песни. И произнес их все до последнего – только тогда Арунас опустил смычок.
Мы с минуту молчали. Потом Ивка неуверенно произнес:
– Не может быть, чтобы ты не учился раньше…
– Не учился. Только здесь попробовал. Но это и получается потому, что здесь. А больше я нигде не сумею…
Он сумел. Но это случилось позже. В те дни, когда была закончена пьеса и Демид старательно мучил нас на репетициях.
Больше всех мучился я. Конечно же, Демид уговорил меня стать принцем Женькой. Когда я убеждал его, что во мне ни капли актерского дарования, он отвечал:
– Ерунда! Все дети талантливы от рождения. Надо только не бояться раскрыть в себе этот дар.
И я сдался. Потому что в глубине души мне и самому хотелось сыграть эту роль. В самой-самой глубине. Потому что принцесса Настя (то есть, как и я, Женька) во время репетиций становилась другой, немного сказочной. И я вспоминал, как смотрел на нее в первые дни знакомства, прошлой осенью.
Наверно, у меня кое-что получалось. В минуты вдохновения. Но такие минуты случались не всегда. И я видел, что порой Демид морщится и вздыхает. Он никогда не ругался, не кричал, если что-нибудь не ладилось. Только делался грустный.
– Жень… то есть Алик. Ты как-то вдруг посреди действия резко выходишь из образа. Словно вспоминаешь, что ты не принц, а семиклассник Иволгин и скоро пора в школу…
– Ну, так оно и есть…
– Нельзя так. Оставайся в сказке до конца.
Ага, нельзя! А что делать, если вдруг в неподходящий момент вспоминается всякое…
Что давно от мамы и отца не было ни звонков, ни писем. Что Галина Антоновна опять не расстается с меховой шапкой, гладит ее, как кошку (Ивка сказал). Что недавно разбился самолет с семилетней американской девочкой (такой же, как Соня). Она, кроха, решила перелететь океан, установить рекорд (вместе с отцом, конечно), и они грохнулись в начале полета. Озм… Что диктор с экрана вчера опять называл цифры – сколько человек погибло в «горящих точках». «А сейчас рекламная пауза… начинка из поджаренных орешков и то-олстый слой шоколада… и столько коровьего молока, что мы сейчас замычим… му-у-у…»
– Алик…
– Ага… Демид! Ты видел, как на прошлой репетиции смотрел на меня Арунас? Он, бедный, вместе со мной мучился. И с тобой… Он будто все знает, но боится сказать. Попробуй, пусть принцем будет он!
– Арунас?
– Ну и что же, что он поменьше меня? Не так уж и меньше. А разве обязательно, чтобы принц был одного роста с принцессой?
– Дело не в росте!
– Вот именно! Дело… в душе, да? Вот он душой-то все и чувствует! Недаром же это он придумал конец сказки!
– Придумать – это одно. А вот выразить себя…
– Он выразит! Он может…
И я рассказал Демиду про виолончель.
А дальше случилось неожиданное. На следующий день виолончель появилась в театре. Конечно, не та, что в старом доме, но очень похожая. Демид попросил ее у знакомого музыканта.
Арунасу Демид сказал очень ласково, но и очень настойчиво:
– Давай попробуем, Нэлик. Не бойся… Представь, что ты в том самом доме…
И… Арунас представил.
Может, он играл не так хорошо, как там, но все-таки… все-таки эта песня опять взяла нас за живое. Всех, кто слушал.
Демид помолчал, повздыхал. Погладил плоскую лысину.
– Друг мой Арунас. Давай попробуем ту встречу с девочкой в парке. Будто ты мальчик Женька.
Арунас испуганно глянул на меня.
– Попробуй! – почти простонал я. – У меня гора с плеч…
Я правильно предчувствовал. У Арунаса все получалось как надо. И все были просто счастливы. Может быть, только кроме Вячика, который очень тайно тоже мечтал быть принцем. Мечтал, но даже под пыткой не признался бы в этом, потому что способностей к сцене у него не было вот ни настолечко. Несмотря на все заявления Демида про общую детскую талантливость.
Неделя прошла в полной радости, в ощущении, что осенняя премьера будет замечательной.
Я выбрал себе второстепенную роль трусливого пограничного стражника. Ивку назначили пажем принцессы. Вячика – помощником часового у городских ворот. Стой столбом, козыряй – и никаких проблем…
