Борис Батыршин - Египетский манускрипт
Стоило отцу упомянуть об Эль-Фаллудже, как Ваня немедленно оживился. Он повторял — любой из сколько-нибудь заметных населенных пунктов, которые приходилось миновать путешественникам, так или иначе связан с кровавыми событиями либо Иракской войны, либо гражданской войны в Сирии. Маалюля? Захват монахинь сирийскими повстанцами в 2013-м году. Эль-Фаллуджа? Резня, которую в 2004-м году устроили американским морпехам повстанцы-шииты. Багдад? Басра? Комментарии, как говорится, излишни. А когда кто-то из лодочников упомянул городишко Тикрит, на Ваню напал смех пополам с икотой — старый араб понятия не имел, что всего через полвека там предстоит появиться на свет такой легендарной личности, как Саддам Хуссейн[39]. Вот и теперь, озирая низкие берега Евфрата, Иван возвращался к излюбленной теме:
— Знаешь, пап, порой мне кажется, что арабам лучше всего жилось, когда их кто-нибудь угнетал. Нет, это не касается нефтяных шейхов с их «Феррари» и футбольными командами. Я говорю об обычных арабах, рядовых, так сказать. Вот сам посмотри — который день плывем, а вокруг все спокойно-благолепно. Ни тебе разбойников, ни вооруженных шаек, никого не режут…
Олег Иванович усмехнулся:
— А как же те бедуины, что напали на нас?
— Так я об этом и говорю! — немедленно ответил Иван. Похоже, он ждал именно таких слов. — Только эта шайка принялась палить — тут же прискакала федеральная кавалерия и объяснила им, как Османскую Империю любить. Порядок! А стоит арабам начать жить своим умом — как тут же начинается кровавое безобразие, вроде гражданской войны или сектора Газа.
— Не могу не согласиться. — кивнул отец. Вон, даже султан их великий, Саладин[40], — он, кстати, тоже родом из Тикрита, как и Саддам, — так он вовсе не араб, а курд. Да и Асад — что Башар, что папаша его, Хафиз — хоть и происходят из какого-то арабского племени, но по вере они оба алавиты[41], а значит — неправильные мусульмане и арабы.
— А я о чем? — закивал Ваня. — Арабы — они, как поляки: у тех тоже, если король толковый, полководец или государственный деятель — так непременно либо литовец, либо вообще из Саксонии или, прости Господи, из Франции. А сами они могут только гонором меряться и саблями махать.
Олег Иванович улыбнулся. Где-то с полгода назад сын увлекся политикой — перечитал в интернете все, что смог найти по русско-польскому и русско-украинскому вопросам, стал завсегдатаем многих интернет— форумов, ставя порой в тупик или доводя до приступов бешенства собеседников — студентов Львовского университета или наших, российских либералов. К Польше мальчик относился с особой «нежностью», не упуская случая пройтись по адресу «пшеков». Олег Иванович, испытывавший по отношению к этой стране непростые, но скорее теплые чувства, не пытался давить на сына, лишь подкидывал ему время от времени книги Станислава Лема и великолепные польские фильмы, вроде «Кингсайза» или «Четырех танкистов и собаки».
Во время путешествия «польская» тема была напрочь вытеснена темой арабской — но все же Иван нет— нет да и обращался к привычным аналогам.
— Ну ладно, аллах с ними, с арабами, — продолжал тем временем мальчик. При слове «аллах» старик-лодочник, ворочавший длиннющим веслом на корме плоскодонки встрепенулся, одобрительно глянул на Ваню и что-то пробормотал.
— Я вот о чем думаю: мы ведь раздобыли этот самый манускрипт, за которым сюда явились, так? Вот, сидим тут, в лодке, как дураки, а что там написано — не знаем. Неужели так и придется ждать, до Москвы?
— А ты как хотел? — усмехнулся нетерпению мальчика отец. — Мы с тобой, знаешь ли, в коптском не сильны, а авто-переводчик с распознаванием текстов на этом языке яблочные умники, увы, не придумали. Так что — придется ждать.
— А может, поискать переводчика сейчас? — предложил Ваня. — Уж где-где, а тут этот язык точно знают.
— Ну да, а заодно — чтоб он и русский знал. Что-то мне сомнительно… — покачал головой Олег Иванович. — Да и боязно. Мало ли что в этом манускрипте? Покажем кому ни попади — потом неприятностей не оберемся. И так уже за нами гонятся…
Ваня кивнул. Отец был, конечно, прав; но вся натура мальчика протестовала против необходимости ждать еще месяц — когда ключ от тайны, не дававшей им покоя, возможно лежит в кармане!
— Ну, а если там что-то такое, что можно отыскать только здесь? — мальчик не собирался сдаваться. — Что ж нам, опять в Сирию придется ехать?
— Может и придется, — согласился отец. — Но сейчас нам рисковать нельзя — вот если будем уверены, что за нами никто не идет — тогда, может и подумаем. Ладно, хватит болтать, бери-ка лучше весло. А то что-то мы еле-еле тащимся.
* * *Колеса ритмично хлопали по воде. Если встать у борта сразу за огромным, красно-синим кожухом, прорезанным радиальными щелями — то из распахнутого люка, ведущего куда-то в низы «Царевны Багдада» (Ваня упрямо называл пароход «Царевной Будур») отчетливо донесется мерное пыхтенье паровой машины. Эти шумы, смешиваясь, создавали звуковой фон плавания — порой в нее вплетались крики птичьей мелочи, мельтешившей в воздухе за кормой пароходика.
Олег Иванович лениво оглянулся. Все хотелось делать только так — лениво, не торопясь, и прежде хорошенько подумать — а нужно ли ему именно сейчас и именно это движение? А, подумав — остаться на месте.
Полдень… жара… река…
Колесная посудина английской пароходной компании второй день шлепала по волнам Тигра. «Надо же, как вышло» — думал Олег Иванович, — «В один заход удалось побывать на двух древнейших водных артериях мира, и не просто побывать — совместить в этих «круизах» две разные эпохи. Одна — плаванье на длинных дощатых, лодках, какие бороздили эти воды что при Салах ад-Дунийе (он же Саладин), что при Александре Македонском, что при Навуходоносоре… или кто там у них был в совсем уж седой древности? Какая, впрочем, разница… эти скорлупки были тут во все времена.
А вторая — классика колониальных путешествий: пароход британской компании, азиатские берега в камышах, аборигены в своих жалких скорлупках, предлагающие на редких стоянках рыбу и мелкие поделки местных мастеров… дамы, на пассажирской галере, прикрывающиеся кружевными зонтиками; угольный дым над рекой… Подумалось — вот так же, наверное, смотрели на эти берега лощеные английские офицеры с речных канонерок, действовавших во время Великой войны на Евфрате и Тигре… то есть только еще будут действовать, конечно. Тьфу ты, — с этими путешествиями во времени даже расслабиться толком не получается
— Пап! — раздался с кормы крик Вани. — А можно я в машинное схожу?
«Похоже, придется все-таки оборачиваться», — мелькнула ленивая мысль. — «А ведь так хорошо стоялось…»
Иван не стал дожидаться разрешения — да и вопрос был риторическим. Раздался дробот подошв по трапу — мальчик бодро скатился в машинное отделение. Олег Иванович удовлетворенно вздохнул и вернулся к прежнему блаженному состоянию. Он второй день предавался полнейшему безделью — что было особенно приятно после стремительного конного марша от Маалюли на восток, к Евфрату, после долгого плаванья вниз по реке на лодках, высадки в Эль-Фалудже и оглушительного гомона Багдада…
По тиковым доскам палубе заухали сапоги. Антип… А вот что значит выучка! Хоть бравый улан уверял, он никогда не ходил в денщиках, однако же, он ухитрился где-то набраться манер — нет, не лакея, это было бы слишком пОшло, — скорее уж слуги джентльмена, коротающего время между манежем, клубом и полковым собранием. Вот и сейчас, Антип выскочил, можно сказать, ниоткуда — и с пустыми руками, а с запотевшей бутылкой пива, завернутой в полотенце. Олег Иванович потеплел сердцем.
— Ну-ка, голубчик, давай сюда… Эк ты вовремя, любезный…
Антип ловко сковырнул пробку и подставил барину стеклянную кружку. Пиво полилось в нее пенной струей, стекло тут же запотело. Олег Иванович невольно сглотнул, предвкушая наслаждение. Все же есть своя прелесть в такой вот колониальной манере путешествовать! Можно плыть себе и плыть, наслаждаясь неизменным викторианским комфортом, не отказывая себе ни в ледяном пиве, ни в бифштексах, ни в партии в карты в вечернем полумраке бархатного салона…
Антип подхватил пустую бутылку и растворился в окружающем пространстве. Но побыть в одиночестве не удалось — по лесенке поднялся герр Вентцель, инженер, сотрудник немецкой компании «Крафтмейстер и сыновья» — человек умный, безупречно воспитанный и к тому же тонко понимающий Восток. Они познакомились с герром Вентцелем сразу, как только поднялись на борт «Царевны Будур». Подкупило то, что немец знал русский — впрочем, этим его достоинства не исчерпывались. Инженер ездил в Багдад на отдыхе; служащие немецкой строительной компании, оказывается, нередко позволяли себе подобные турпоездки — благо, посмотреть в столице багдадского вилайета было на что. Скоро Олег Иванович узнал, что герр Вентцель — российский подданный, хотя и родился не в России; 42 года назад он появился на свет в городе Кёнигсберге. Его профессиональная карьера началась в Польше, на строительстве Лодзинской фабричной железной дороги; в дальнейшем Курт Вентцель прокладывал железнодорожные магистрали по всему Востоку — и в Турции, и в Египте, сумев поработать даже на прокладке вспомогательной железнодорожной ветки Суэцкого канала.
