Филип Пулман - Чудесный нож
Рыдания раздирали его горло и грудь, слёзы ослепили его, ведь он должен был плакать за неё, за несчастную, бедную, напуганную, одинокую, дорогую, любимую — он оставил её, он бросил её…
Он был совершенно пуст. Но затем он почувствовал что-то очень странное, вытер глаза правой рукой, и увидел голову Пантелеймона на своём колене. Деймон, в форме волкодава, смотрел вверх на него своими влажными, грустными глазами, а затем он нежно лизнул раненую руку Уилла, и ещё раз, и снова положил свою голову ему на колено.
Уилл не имел ни малейшего представления о запрете на прикосновение к чужому деймону, и до сих пор от прикосновения к Пантелеймону его удерживало не понимание, но вежливость. Лира, в свою очередь, была в совершеннейшем шоке. Её деймон сделал это по своей собственной инициативе, после чего отступил и взлетел к ней на плечо в форме самого маленького мотылька. Старик наблюдал с интересом, но без удивления. Он видел деймонов раньше — он тоже путешествовал по другим мирам.
Жест Пантелеймона сработал. Уилл сглотнул комок и снова встал на ноги, вытирая слёзы с лица.
— Хорошо, — сказал он. — Я попытаюсь ещё раз. Говорите, что делать.
В этот раз он попытался заставить свой разум сделать то, что требовал Жакомо Парадизи, сжимая зубы, дрожа от напряжения, потея. Лире не терпелось вмешаться, потому что она знала этот процесс. И доктор Малон его знала, и ещё его знал поэт Китс, кем бы он ни был — все они знали, что ты не мог ничего сделать, пытаясь добраться прямо к цели. Но она держала язык за зубами и сцепила ладони.
— Остановись, — мягко произнёс старик. — Расслабься. Не напрягайся. Это скрытный нож, а не тяжёлый меч. Ты сжимаешь его слишком крепко. Расслабь свои пальцы.
Позволь своему разуму спуститься вниз по руке в ладонь, затем в рукоятку, и далее вдоль лезвия. Не спеши, делай это медленно, не пытайся сделать это силой.
Просто прогуляй свой разум. Затем дальше, к самому кончику, туда, где нож острее всего. Ты становишься остриём ножа. Сейчас просто сделай это. Пройди туда, ощути это, и вернись.
Уилл снова попытался. Лира видела, как напряжено его тело, как шевелится его челюсть, а затем увидела, как понимание опускается на него, успокаивающее, расслабляющее и очищающее. Понимание целиком принадлежало Уиллу — или, может быть, его деймону. Как он, должно быть, скучает без деймона! Подобное одиночество…
Ничего удивительного, что он заплакал, и Пантелеймон был совершенно прав, сделав то, что он сделал, хотя для неё самой это было так странно. Она протянула руки к своему деймону, и тот, в форме горностая, скользнул ей на руки.
Они вместе наблюдали за тем, как тело Уилла перестало дрожать. Не менее сконцентрировавшийся, он был теперь сфокусирован по иному, и нож тоже выглядел иначе. Может, в этом были виноваты завихрения под поверхностью лезвия, или то, как естественно нож сидел в ладони Уилла, но небольшие движения острия теперь выглядели осмысленными, вовсе не случайными. Он шевельнул ножом в одном направлении, затем немного повернул его и попробовал в другом, всё время продвигая нож серебристым лезвием вперёд, а затем он нашёл какую-то маленькую выемку в воздухе.
— Что это? Это оно? — спросил он хрипловатым голосом.
— Да. Не режь её. Возвращайся обратно, вернись в себя.
Лира вообразила, что она видит, как душа Уилла скользит вдоль лезвия обратно в ладонь, а оттуда по руке к нему в сердце. Он сделал шаг назад, опустил руку и моргнул.
— Я что-то там почувствовал, — сказал он Жакомо Парадизи. — Нож сначала просто проскальзывал через воздух, а затем я почувствовал это…
— Хорошо. Теперь проделай это снова. В этот раз, когда почувствуешь брешь, просунь в неё нож и разрежь. Сделай надрез. Не раздумывай. Не удивляйся. Не урони нож.
Уиллу пришлось согнуться и сделать два или три глубоких вдоха, прижав к себе левую руку, прежде, чем он смог продолжить. Но он был упорен, и через несколько секунд он снова выпрямился, уже вытянув нож вперёд.
В этот раз было проще. Однажды ощутив это, он знал, что искать, и нащупал маленькую брешь меньше, чем за минуту. Это было похоже на поиски промежутка между двумя стежками с помощью скальпеля. Он прикоснулся, отступил, снова прикоснулся, чтобы удостовериться, а затем сделал так, как сказал ему старик, и сделал горизонтальный разрез серебристым лезвием.
Жакомо Парадизи не зря предупреждал его, чтобы он не удивлялся. Он аккуратно удержал нож и положил его на стол, прежде, чем позволить себе удивиться. Лира уже была на ногах, не в силах вымолвить ни слова, потому что там, посреди маленькой пыльной комнаты в воздухе висело окно, в точности такое же, как и то, под грабовыми деревьями: проход в воздухе, через который был виден другой мир.
И, так как они были на верху башни, они были высоко над Оксфордом. Фактически, над кладбищем, глядя в сторону города. Немного впереди были те самые грабы, там же были дома, и дороги, а на расстоянии виднелись городские башни и шпили.
Если бы они не видели уже первое окно, они бы подумали, что это какой-то оптический обман. Вот только он не был оптическим: через окно проходил воздух, и они чувствовали запах автомобильных выхлопов, который не существовал в мире Цитагейзы. Пантелеймон превратился в ласточку и пролетел через окно, наслаждаясь открытым пространством, а затем схватил какое-то насекомое и молнией вернулся обратно на плечо к Лире.
Жакомо Парадизи наблюдал за ними с любопытной, грустной улыбкой. Затем он сказал, — С открытием мы закончили. Теперь ты должен научиться закрывать.
Лира отошла назад, чтобы освободить Уиллу пространство, и старик подошёл и стал сзади от него.
— Для этого тебе понадобятся твои пальцы, — сказал он. — Одной руки достаточно.
Для начала, нащупай грань, как ты это делал с ножом. Ты не найдёшь грани, пока твой разум не окажется в кончиках пальцев. Прикасайся очень осторожно, ищи снова и снова, пока ты не найдёшь грани. Затем сожми её. Это всё. Попробуй.
Но Уилл дрожал. Он никак не мог вернуть свой разум с тому состоянию неустойчивого равновесия, которое, он знал, было ему необходимо, и он всё больше и больше отчаивался. Лира поняла, что происходит.
Она шагнула вперёд, взяла его за правую руку и сказала, — Послушай, Уилл, сядь.
Я объясню тебе, что делать. Просто сядь на минутку, потому что твоя рука болит и отвлекает тебя. Наверняка отвлекает. Это скоро пройдёт.
Старик поднял обе ладони, но затем передумал, пожал плечами, и сел обратно.
Уилл присел в посмотрел на Лиру. — Что я делаю не так? — спросил он.
Он был окровавленный, дрожащий, с широко раскрытыми глазами. Он был на грани нервного срыва: сжимая челюсти, притопывая ногой, тяжело дыша.
— Это всё твоя рана, — сказала она. — Ты нигде не ошибаешься. Ты всё делаешь правильно, но твоя рука не даёт тебе сконцентрироваться. Я не знаю простого способа это обойти, но, может быть, тебе не стоит пытаться игнорировать боль.
— Что ты имеешь в виду?
— Ну, ты пытаешься делать две вещи одновременно. Ты пытаешься игнорировать боль и закрыть это окно. Я помню, однажды я читала алетиометр, когда мне было страшно, и, может быть, я к этому уже тогда просто привыкла, я не знаю, но мне всё время было страшно, даже когда я читала его. Просто попытайся расслабить свой разум и скажи себе: да, она болит, я знаю. Не пытайся блокировать её.
Его глаза на мгновение закрылись, и дыхание немного замедлилось.
— Хорошо, — сказал он, — Я попробую.
В этот раз всё было гораздо проще. Он нащупал край меньше, чем за минуту, а затем сделал то, что сказал ему Жакомо Парадизи: сжал края вместе, и в тот же момент окно исчезло. Другой мир был отрезан.
Старик вручил Уиллу кожаные ножны, с подкладкой из крепкой кости, с застёжками, чтобы удерживать нож на месте, потому что иначе малейшее движение ножа прорезало бы насквозь даже самую толстую кожу. Уилл засунул нож в ножны и застегнул их так крепко, как только смог.
— Это должна была быть торжественная церемония, — сказал Жакомо Парадизи. — Если бы у нас были дни и недели, я бы рассказал тебе историю скрытного ножа, Гильдии Торре дегли Ангели, да и всю грустную историю этого испорченного и беззаботного мира. Появление Призраков — наша вина, и только наша. Они появились, потому что мои предки, алхимики, философы, учёные люди, исследовали глубочайшие законы природы. И они заинтересовались связями, что удерживали вместе мельчайшие частицы материи. Ты знаешь, что я имею в виду под связями? То, что связывает.
— Что же, это был торговый город. Город торговцев и банкиров. Мы думали, мы знаем про связи всё. Мы думали, что связь — это что-то договорное, что они могут быть куплены, проданы, обменены… Но с этими связями мы просчитались. Мы разорвали их, и впустили Призраков.
Уилл спросил, — Откуда появились Призраки? Почему под теми деревьями было открытое окно, то, через которое мы прошли? Есть ли другие окна в этом мире?
