Дмитрий Емец - Глоток огня
– Ну-ну, дружище… На тебя никто не обижается! Зачем же так близко принимать все к сердцу? – крикнул Афанасий, бегая от Макса вокруг стола.
Кавалерия вытащила из правой кучки несколько счетов и начала их разглядывать.
– Макс, оставь его!.. Этого счета я еще не видела, а лежит почему-то в просмотренном! – удивилась она. – Что это за ОМСБ и почему он оплачивает нам овес для пегов? ОМСБ – Омский социальный банк? «Б» – это же банк?
– Не совсем банк. Примерно банк, но не совсем, – осторожно сказал Афанасий.
– А что?
– ОМСБ – Общество маньяков с бензопилами.
– Очень смешно! Обхохочешься!
– Да какая разница, какие буквы! – отмахнулся Афанасий. – Главное – суть. А тут суть, чтобы у пегов был овес.
– Суть-то, конечно, главное! – согласилась Кавалерия. – Но тогда почему общество маньяков с бензопилами пользуется печатью фонда по освобождению хомячков? Что это вообще за фонд?
– Ну понимаете, – издали начал Афанасий, – людям хочется сделать что-нибудь хорошее! И вот они собирают в Интернете деньги на то, чтобы выкупать хомячков из зоомагазинов и выпускать их в дикую природу… На шныров-то напрямую собирать нельзя. Лошади какие-то летающие, закладки, двушка… для психически здорового человека это звучит как бред. И…
– …и освобожденные хомячки дружным строем идут в лесостепи? – перебила Кавалерия.
– Не совсем. На эти деньги мы покупаем овес, – твердо сказал Афанасий.
Кавалерия вздохнула.
– И что мы будем делать? – спросила она. – Это все смешно, конечно, но денег-то и правда нет.
– Что-нибудь придумаем! – бойко пообещал Афанасий в надежде, что придумывать это что-то будет не он.
Кавалерия усмехнулась:
– Да уж! Придумаешь ты! Придумывать придется мне или Кузепычу! Скажу тебе по секрету, что жизнь человека старше тридцати лет – это выслушивание песенки «Денег дай, дай денег» из сорока разных источников. И постоянная необходимость думать, кому ты сам можешь спеть эту песенку.
Приподняв брови, она просмотрела еще пару счетов, нахмурилась, на минуту задумалась и, взяв все бумажки из левой кучи, переложила их в правую:
– Все, бухгалтер! Брысь отсюда! Я устала! После того как «Общество по сознательной борьбе с бессознательным имени Зигмунда Фрейда» вырыло нам двести метров дренажных канав, меня уже ничем не удивишь. Я иногда, знаешь, хожу мимо этих канав и думаю, не являются ли они причудливой игрой моего воображения?
Афанасий радостно подскочил и умчался, сопровождаемый мстительным Максом, не отказавшимся от намерения его придушить.
– Ну… чего у тебя? – спросила Кавалерия, поворачиваясь к Рине. – Погоди! Давай я сяду! А то я чувствую, сейчас будет еще одна песенка – «Все хорошо, прекрасная маркиза!».
Рина подождала, пока Кавалерия сядет, несколько раз глубоко вздохнула и выпалила все, что случилось в последние часы. Говорила она с закрытыми глазами, потому что знала, что лицо Кавалерии с его бесконечно меняющимися скептическими выражениями будет ее отвлекать. Она выпаливала слова в пустоту, точно роняла камешки в пропасть, и не слышала никакого отклика. Ни восклицаний, ни вопросов, ни скрипа стула. Полная тишина. И это было страшно.
Досказав до того места, когда Родион бросился на паукс, Рина осторожно приоткрыла один глаз. Кавалерия сидела неподвижно и, опустив голову, смотрела на блики солнца на полировке письменного стола.
– Он жив! – торопливо добавила Рина. – Я слышала, как Гай говорил об этом Белдо. Паукс взорвался не так сильно, потому что для взрыва ему нужен объем. Это же хорошо?
– Просто великолепно! – мрачно отрезала Кавалерия.
– Великолепно? – растерялась Рина.
– Ну да. И Гай, и Белдо будут ему очень благодарны. А про благодарность Тилля я вообще не упоминаю. Он всегда был мясником… И Тилль, конечно, не забудет, что, не попадись ты на глаза Родиону, от половины его форта не осталось бы и зубных пломб.
– Надо его освободить! – вскакивая с места, горячо крикнула Рина.
– Надо, – сразу согласилась Кавалерия. – Соберемся сейчас впятером – ты, я, Меркурий, Макс, Штопочка – и сразу всех освободим… А перед тем как освобождать, посмотрим какой-нибудь жизнеутверждающий американский боевик, где один человек разрывает в клочья целую дивизию и отделывается царапиной на подбородке.
– Но ведь делать же что-то надо… – беспомощно начала Рина.
– Надо. Но что именно и когда, я решу сама… Больше ты ни в чем не хочешь признаться?
– Нет… То есть еще про пчел они говорили, но это уже не я натворила, – поспешно добавила Рина, заметив, как Кавалерия нахмурилась.
– Что про пчел? – быстро спросила Кавалерия.
– Белдо и Гай откуда-то знают, что из ШНыра вылетели две пчелы. И вроде как с одной из пчел что-то не так… Они ужасно рады. Оба.
– Новость сквернее некуда, – сказала Кавалерия. – О пчелах Гай мог узнать только от эльбов. Но раз эльбы смогли почувствовать пчел, то это неправильные пчелы! Иначе их бы никак не отследили! Пчелы с примесью болота. Понимаешь?
Рина мотнула головой, поскольку понимала не до конца.
– Теперь эти пчелы позовут двух новых шныров, – продолжала Кавалерия. – Оба они будут, мягко скажем, странноватыми, а один может оказаться предателем. Шныром с трещиной в душе, от которого можно ожидать чего угодно. По сути, это будет ведьмарь со свободным пропуском в ШНыр! Вот почему Гай был так рад!
– Так давайте не принимать их в ШНыр! – сказала Рина. Ей все казалось очень просто. Почти элементарно.
– Да не можем мы! Никак не можем! Во-первых, человек может все же выстоять! Во-вторых, его же позовет пчела! – с досадой воскликнула Кавалерия.
Это был первый случай, когда она с силой хлопнула открытой ладонью по столу. Ушибла ее – и жалобно, как-то даже по-детски принялась дуть на пальцы. Рине почудилось даже, что грозная директриса ШНыра готова заплакать.
– Но почему? – жалобно спросила Рина. – Ведь это же золотая пчела!
– Правильно! Золотая! Но что такое золотая пчела при всех своих невероятных качествах? Всего лишь пропуск! Она не дает дара, не меняет характера! Лишь ищет подходящего человека и приводит его в ШНыр! А тут она доверит проход в ШНыр человеку, который постепенно может стать орудием эльбов! Причем их орудием здесь! По эту сторону забора!
Кавалерия вскочила, схватила с одной из верхних полок банку и, заранее морщась, сдернула тугую крышку. Над банкой поднялся едкий белый дымок. Рина, случайно вдохнув его, закашлялась:
– Что это?
– Вытяжка мертвого эльба! – сказала Кавалерия. – Как думаешь, пить можно?
– Ну не знаю! Может, и можно, – из упрямства ляпнула Рина.
Кавалерия молча сунула банку ей под нос. Рина поспешно отпрянула.
– А теперь немного изменим вводные! – Кавалерия подошла к крану и, набрав в стакан чистой воды, плеснула в него немного жидкости из банки.
Вода приобрела приятный, чуть зеленоватый оттенок. Вонь мгновенно исчезла. Рина почувствовала, что ей хочется протянуть руку, взять стакан и жадно выпить. Она даже невольно потянулась к стакану, но Кавалерия, заметив это, выплеснула жидкость в раковину. Там что-то зашипело, забулькало.
– Эльбы знают, что чистый яд пить будут не многие. А вот разбавленный – дело другое. Ему же главное примешаться – хотя бы в малой мере. В самое благое дело, в самую хорошую мысль, в самое доброе чувство. Капля за каплей он будет накапливать свое присутствие, пока доза яда не окажется критической. Добровольно прыгнете в болото, потому что оно уже будет в вас!
Последнюю фразу Кавалерия договорила уже совсем тихо. Провела ладонью по лицу, снимая с него паутину усталости.
– Ладно! – сказала она. – Еще новости у тебя есть?
Вместо ответа Рина закатала правый рукав и показала Кавалерии нерпь. Потом закатала рукав на левой руке и показала Кавалерии другую нерпь, на сей раз укороченную. Кавалерия цокнула языком:
– Надо же! А на ноге у тебя, случайно, нет нерпи? А то знаешь, разные бывают формы шныровской увлеченности.
– Это нерпь с уникумом! Гай заставил Белдо вернуть ее мне. Тот чуть от жадности не умер, но вернул, – сказала Рина.
Кавалерия слегка нахмурилась, поманила ее к себе и, придерживая рукав, долго смотрела на потертую кожу нерпи и тусклые, изредка слабо мерцавшие фигурки.
– Заряди ее! Сходи в Зеленый Лабиринт! – сказала она наконец. – Терпеть не могу незаряженные нерпи и сдыхающие телефоны. В них есть что-то неполноценное.
– Но ее же дал мне Гай! Вернул мне уникум! – воскликнула Рина.
Кавалерия не отвечала, продолжая разглядывать нерпь. Потом осторожно сказала:
