Дмитрий Емец - Глоток огня
Заметив, что Сашка заинтересовался, Гамов загорелся и показал ему еще много чего. Плоский термос с трубкой. Захочешь выпить кофе – трубку в губы, и вперед. Крепление для шнеппера на бицепсе. Ниже патронташ с шариками для перезарядки. Показывая, как они действуют, Гамов выстрелил в лежащую на обочине автомобильную покрышку. Послышался сухой звук хлопка. Из покрышки вырвало здоровенный, с ладонь, клок резины.
– Не хило? – Гамов коснулся рукава Сашкиной куртки, точно сравнивая ее с покрышкой. – Ваша драконья кожа… ну, в общем, ты понимаешь, о чем я…
Сашка в ответ похлопал Гамова по жилету. Внешне жилет выглядел как обычная армейская разгрузка, но внутри угадывалась многослойная защита.
– Из шнеппера не просадишь? – спросил Сашка.
– Конечно, нет! Можешь в меня выстрелить! – скромно разрешил Гамов.
Сашка потянулся к карману. Достал шнеппер. Натянул тетиву.
– С удовольствием! Но у меня… понимаешь, пнуфом заряжен! – сказал он.
Гамов что-то промычал и больше выстрелить не предлагал. В Арктику ему не хотелось.
На станцию они пришли за десять минут до электрички. Ноги у Сашки были мокрые почти до колен. У Гамова, разумеется, нет, потому что у него и ботинки были особенные. Пахло солидолом, которым густо намазали забор, чтобы не перелезали безбилетники. Под платформой на старых телогрейках, положенных на деревянные поддоны, разлеглись громадные дворняги, которым не мешал грохот поездов. Одна дворняга уже кормила недавно родившихся щенят.
Аль, обожавший дразнить собак, спрятался за трубой склада напротив станции. Выглядывал оттуда так, что его видели только дворняги, и скрывался. Дворняги исходили лаем. Даже собака-мать, продолжая лежать на боку и кормить щенят, порой не выдерживала, вскидывала морду и рявкала так, словно кто-то кашлял в барабан.
Солнце затянулось дряблой тучкой, и пошел дождь. Он был такой мелкий, что казалось, будто воздух плачет. Сашка мерз и мок, переступая на месте.
– Подождем. Подождем под дождем! – бормотал он и опять начинал по кругу повторять одно и то же. Эта фраза его гипнотизировала. Он никак не мог из нее выбраться.
Гамов некоторое время с удивлением на него поглядывал, а потом осторожненько отошел в сторону. Электричка выскочила как-то вдруг, дала длинный гудок у переезда и втиснулась на станцию.
Из вагона вышла Рина и остановилась, высматривая встречающих. Рядом, бегая вокруг мамы и буквально обматываясь вокруг нее, носился маленький мальчик.
– Вот у дяди спроси! Да скажите же ему, что драконов не бывает! – воскликнула мама, обращаясь к подошедшему Гамову.
– Ну, дядя, отвечай! – сказала Рина.
– Мальчик! Драконов не бывает! – сказал Гамов и погладил куртку Рины, отозвавшуюся скрытым в ней теплом.
– Не трогай меня! – сказала Рина раздраженно. – Моей куртке это не нравится!
– А что ей нравится?
– Ей нравится одиночество!
Обратный путь до ШНыра показался Рине неуютным. Гамов лез с вопросами. Сашка мерз и молчал. Сама Рина злилась на Гамова за приглашение к Белдо. Кроме того, у нее болели нога и спина, потому что она все же ободралась, сокрушая горшок с любимой бегонией Дионисия Тиграновича.
Они шли по полю, сопровождаемые низко летящим Алем, и искали безопасную тему для разговора. Такую тему быстро нашел умный Гамов, обнаруживший, что Рина о своем пребывании у Белдо говорить не хочет. Он стал вспоминать обстоятельства гибели своих телефонов:
– У меня один телефон в кефире утопился! Хороший был аппарат. Платиновый корпус, четыре степени защиты! На дне океана мог неделю лежать. Но я, видно, забыл гнездо для зарядки пробкой изолировать.
– А у меня буквально одной капелькой воды телефон угробился. Капелька воды – я сам видел, как она летит, – и полный труп… А до этого мок сколько раз – и ничего! И вроде как выключил его сразу, высушил – бесполезно! – отозвался Сашка.
– Да? – удивилась Рина. – А у меня телефон с пятого этажа падал на асфальт – и только крышка отлетела. А потом – буквально через неделю – свалился со стола и накрылся. Видать, перебор ему уже показалось.
У ограды ШНыра Гамов попрощался. Свистнул. Животом прыгнул в седло проносящегося мимо Аля и унесся прочь. Рина с Сашкой перебрались через забор. Здесь, уже в ШНыре, Рина на несколько мгновений прижалась щекой к Сашкиной груди и закрыла глаза.
– У тебя сердце бьется, – сказала она.
– Что? Правда? – удивился Сашка и неуклюже погладил Рину по спине. – А у тебя лопатки торчат! – сообщил он, не зная, что еще сказать.
Рина засмеялась, оттолкнула его и пошла по снегу, пробиваясь к тропинке.
– Я к Кавалерии, – сказала она.
– Ты ночью хоть спала? – спросил Сашка.
– Ну какой-то ночью, безусловно, да, – признала Рина.
В комнате она наскоро переоделась и, прихрамывая, потому что нога болела все сильнее, заторопилась к Кавалерии. Ей хотелось поговорить с ней наедине, однако это оказалось невозможным. В кабинете у Кавалерии сидели Макс и Афанасий. Афанасий разбирал счета ШНыра, а Макс ему помогал. Точнее, считал, что помогает, поскольку топтание по бумажкам не всегда означает помощь.
Временами закопавшемуся в бумажках Афанасию становилось очень себя жалко. Он поднимал голову и печально спрашивал у Кавалерии, когда надо все закончить.
– В девятнадцать тридцать будет еще рано, а в девятнадцать тридцать пять – уже поздно. Впрочем, трудись как трудится! Я нисколько не ставлю тебя во временные рамки! – ласково отвечала Кавалерия.
Сама директриса стояла у окна и осторожно, стараясь, чтобы вода не попала на листья, поливала фиалку. Цветы на фиалке были огромные и все почему-то разные по оттенку. Рина подозревала, что Кавалерия поливает ее водой с двушки, потому что изначально фиалка была обычнейшая. Рузя подарил ее Кавалерии на прошлую «Восьмую марту». И не только одной Кавалерии. Он вообще купил тогда фиалок десять на автобусной остановке в Копытово. И у кого-то они быстро засохли, у кого-то тихо хирели, а у Кавалерии вот и листья-то едва видны были за цветами.
– Еду я, а в автобусе бумажка висит! Ну я читака, я все читаю. «Обращайте внимание на подозрительных лиц!» Я стал обращать, вертеть головой, и, представляешь, все люди в автобусе какие-то подозрительные! Натурально все! Я прям чуть на ходу не выскочил!.. – говорил Афанасий Максу, скашивая глаза и спеша переложить какие-то счета из одной стопки в другую, пока не увидела Кавалерия.
Макс хохотал басом и закидывал назад руку, чтобы почесать спину. Под водолазкой бугрились мышцы.
– Смеешься? Ну-ну-ну, смейся! – укоризненно продолжал Афанасий. – Между прочим, это из-за тебя нам в прошлом году едва электрические провода не отрезали!.. Ну тогда мы еще не были электроподстанцией!
– П-п-п-п… платить по-по-потому что надо в‑в-в-во-время… – заикнулся Макс.
– Сам плати в‑в-в… – передразнил Афанасий. – А если денег нет!. – Не надо было тебе с электриками ссориться. Приехали обычные работяги, топчутся у машины, курят, а тут выскакивает помесь танка с кузнечиком и начинает размахивать арбалетом. Если бы не Кузепыч, отрезали бы… А Кузепыч шу-шу… – за рукав прораба в сторону отвел и ушушукал его как-то.
– Так отрезали ж!
– Отрезали кусок провода от гнилого столба, который в поле торчал. Электрики тоже люди. Могут иногда ошибиться. А у тебя, Макс, не получается с людьми разговаривать. Ты с ними сразу ссоришься!
– А ты вокруг них зайчиком п-п-прыгаешь, п-подлизываешься. Смотреть п-п-противно! – плюнул Макс.
Афанасий поморщился:
– Я замазываю те трещины, которые ты создал своим хамством! Это, знаешь, проще всего – всем нахамить, а потом забиться в угол, притвориться недопонятым правдолюбом и ни фига не делать!
Кавалерия закончила поливать фиалку и, вернувшись к столу, подозрительно уставилась на две кучки бумажек.
– Минуту! – сказала она. – Разве все так лежало?
– Примерно так! – сказал Афанасий. – Ну более-менее! Просто Макс их нечаянно рукавом смахнул.
Столкнувшись с такой наглой ложью, Макс побагровел и начал так сильно заикаться, что не смог выговорить буквально ни звука. Покраснев еще больше, так что возле него и находиться стало горячо, он, растопырив пальцы, стал приближаться к Афанасию с явным намерением его удушить.
– Ну-ну, дружище… На тебя никто не обижается! Зачем же так близко принимать все к сердцу? – крикнул Афанасий, бегая от Макса вокруг стола.
Кавалерия вытащила из правой кучки несколько счетов и начала их разглядывать.
– Макс, оставь его!.. Этого счета я еще не видела, а лежит почему-то в просмотренном! – удивилась она. – Что это за ОМСБ и почему он оплачивает нам овес для пегов? ОМСБ – Омский социальный банк? «Б» – это же банк?
– Не совсем банк. Примерно банк, но не совсем, – осторожно сказал Афанасий.
