Джеймс Паттерсон - Последнее предупреждение
Внезапно и не по делу вспоминаю песенку из детского мультика, который всегда крутили по субботам. Того самого, из которого мелкотня впервые узнает про Конституцию. Из которой в песенку хитро вплели вступительные слова:
— Мы, народ Соединенных Штатов, дабы образовать более совершенный Союз, установить правосудие, гарантировать внутреннее спокойствие, обеспечить совместную оборону, содействовать общему благоденствию и закрепить блага свободы за нами и потомством нашим, провозглашаем и учреждаем настоящую Конституцию для Соединенных Штатов Америки.
Зал молчит. Слышно, как пролетит муха. Останавливаюсь и обвожу взглядом чуть не каждого здесь сидящего.
— О каком совершенном Союзе можно говорить, если громадные корпорации делают, что им захочется, там, где им выгодно, в то время, как люди живут в туннелях подземки? Где и какую вы видите в этом справедливость? Здесь, в Америке, дети каждую ночь ложатся спать голодными, тогда как кто-то проводит бесконечные часы в салонах, чтоб их подстригли за полтыщи баксов. О каком содействии общему благоденствию идет здесь речь? Где оно, «общее благоденствие» при нынешних масштабах открытой добычи угля, уровне использования пестицидов, сливания в реки и озера индустриальных растворителей? Мы же этим уничтожаем весь мир подчистую! Тут вот еще о спокойствии упомянуто. А вы когда-нибудь рядом с лесоповалом заснуть пытались? Я вам скажу, что я пыталась. Так вот не только там не заснешь, рев пил многие месяцы потом мозг сотрясает. И никуда от него не деться. В Конституции, конечно, все слова правильные. В теории. На практике я только в одном не сомневаюсь: «в благах свободы и нам, и потомству нашему». Потому что мне, действительно, дана свобода слова, одна из самых главных свобод. И поскольку эта свобода у меня есть, я здесь и сейчас стою перед вами, которые издают в нашей стране законы. Стою, чтобы сказать вам, что дом, в котором вы живете, и дети, которым на ночь подтыкаете одеяла, находятся в неминуемой смертельной опасности.
Перевожу дыхание и дотрагиваюсь рукой до своих пылающих щек. Рядом со мной стоит стая. Мама и Джеб — в стороне чуть поодаль. Глянула на маму и вижу, как в глазах ее сияет гордость. Надеюсь, наши не выкинут мне в Конгрессе никаких штучек. Лучше бы сейчас обойтись без Ангеловых птичьих голов или летающих к Надж металлических предметов. И уж, упаси Господи, от демонстрации новых Газзиных талантов.
— Подумайте про выхлопные газы ваших автомобилей. Подумайте про фабрики и заводы, двадцать четыре часа в сутки плюющие в атмосферу токсичные отходы. Подумайте о вырубленных тропических лесах Амазонки. И о том, что там, где был лес, дожди теперь смывают почву. А значит, гибнут растения и звери, возникают пожары и наводнения, разрушается береговая линия. От всех наших новшеств и изобретений повысилась температура в атмосфере. Но у нас только одна атмосфера. Что мы будем делать, когда сами же ее и уничтожим? Перестанем дышать до тех пор, пока не образуется новая?
Ответа от них не последовало.
— Перед нами стоит неотложная проблема. Решать ее надо прямо сейчас. Девять из десяти зарегистрированных самых жарких летних сезонов выпали на мою жизнь. А мне всего четырнадцать. Плюс-минус. На моем веку уже случились самые сильные смерчи, ураганы и тайфуны, засухи, лесные пожары и цунами. Мы разогреваем планету. Из-за нас тает ледниковый покров Арктики и Антарктики. Если он сократится наполовину, бесчисленное число рек сначала выйдет из берегов, а потом пересохнет. Сотни тысяч людей погибнут от болезней и голода. Уровень воды в океане поднимется от четырех до двадцати футов. Куда вы тогда будете в отпуск ездить, коли ваши любимые курорты затопит? А города? Что с ними станет? На лодке будете макушку Эйфелевой башни осматривать? Вы, поди, из тех, кто дач себе на побережьях понастроили? Что с ними будет, подумайте! Придется вам с ними проститься. И не через двести лет — скоро, совсем скоро. Двадцать-тридцать лет — и конец вашей летней недвижимости.
Остановилась перевести дух. Вот бы мне сейчас антарктическую сосульку за шиворот!
— Нам этой катастрофы уже не предотвратить. Даже если мы сейчас всем миром навалимся. Чего, согласитесь, тоже не случится. Малая часть людей будет что-то делать. А большинство зароют голову в песок, притворяясь, что проблемы не существует и что на их век планеты хватит, а там — хоть потоп. Но кое-что все-таки можно предпринять. И, уверяю вас, польза от этого будет большая. США может ратифицировать Киотский протокол.[12] Его ратифицировали практически все страны мира, кроме нас и Австралии. Почему, скажите на милость, мы такие упертые? Ладно, не отвечайте. А то времени на дебаты нам здесь не отпущено. Необходимо в целом думать, что мы покупаем и у кого? Использовать флюоресцентные лампочки. Если каждый откажется от обыкновенных, это будет все равно, что сократить на миллион число автомобилей. И что, скажите, разве это так трудно сделать? Даже я посчитать могу, сколько мы этим энергии сбережем. А я и в школу-то никогда не ходила.
Теперь давайте посмотрим, есть ли альтернативные источники энергии. Ветряные и водяные мельницы? Солнечные батареи? Корпорации тратят миллиарды долларов на то, чтобы избежать штрафов за загрязнение окружающей среды. Пусть бы хоть маленький процент от этих миллиардов потратили на создание и внедрение новых источников энергии.
Подумайте, как мир видит нашу страну? Недальновидная, упертая, агрессивная, жадная, грязная. А Швеция, наоборот, прогрессивная и чистая. Где ваша национальная гордость? Почему МЫ не можем стать прогрессивными и чистыми? И показать пример всему миру, как очистить воду и воздух. Почему нельзя перестать тратить государственные деньги на войны и не пустить эти средства на создание экологически чистых источников энергии?
Я только подросток. Я даже не нормальный подросток. Но если мне доступно понимание этих проблем, почему вы не хотите их понять? Ждете, когда вода у вас здесь в зале заседаний заплещется?
Я резко остановилась. Сказать по правде, я могла бы еще продолжать и продолжать. Могла бы весь день поливать их цифрами и фактами. Но зачем? Надеюсь, хоть малая часть всего уже сказанного застрянет в их правительственных головах. Заставит их хоть немножко задуматься.
Вот все, что я могла сделать для спасения человечества.
Эпилог
Что может быть хуже
74
— Боже! Очередная выпендрежная школа в Северной Вирджинии, — бурчит Игги. — Что может быть хуже.
— Уверяю тебя, ничего ужасного с нами здесь не случится. И жизни нашей ничто здесь не угрожает.
Как ты думаешь, дорогой читатель, с чего это я такая доверчивая стала?
Мы прибыли в Академию Традиционного Обучения Мутантов и Нормальных Учеников. Для краткости — в АТОМНУ. Вскоре после моей триумфальной речи в Конгрессе мама сказала, что какие-то важные шишки создали для нас школу. Если честно, мы бы с большим удовольствием расслабились где-нибудь на пляже, где ни ураганов, ни Гозенов. Но мама и Джеб уговорили-таки нас сдаться в школу.
Там, конечно, развели церемонии и торжественные открытия. Ленточки разрезать, речи толкать и все такое прочее. Правительственных лимузинов понаехало, шишек всяких понабежало, журналистов. Выходит, нам почет оказывают и уважение.
К тому же мама, моя сестра сводная — Элла, Джеб и ученые с «Венди К» тоже на открытие школы приехали. Кто руки нам жмет, кто целует, кто обнимает. Короче, суета.
Уж не знаю, кто эту школу придумал, но по-настоящему она называется «Школа Лернера для Одаренных Детей». Ни про какого Лернера я никогда слыхом не слыхивала. Вроде, говорят, толстосум какой-то, который на школу раскошелился. К тому же, как и кому могло прийти в голову, что мы на одном месте долго задержимся, ума не приложу. Но попытка — не пытка. Почему бы разочек и это заведение не попробовать? Тем более что мы здесь в полном составе.
Рука у Ангела заживает. Акела совершенно поправилась. К несчастью, она как весила восемьдесят пудов, так и весит. Так что таскать ее за собой по небу — удовольствие ниже среднего. Между тем крылья у Тотала подрастают. И вчера он уже оторвал от земли передние лапы.
Я почти что скучаю по… Антарктиде. Не по холоду, конечно, а по ее пустынной белизне. По чувству безопасности (пока нас не изловили, мы вполне вольготно себя там чувствовали) и по сознанию смысла и цели в работе и в жизни. И по пингвинам я тоже скучаю. А вот по морским леопардам — не очень.
Мы все намыты до блеска. Я потому только про это говорю, что такая чистота и постоянная гигиена — для нас в новинку. Вокруг нас то и дело щелкают камеры. Нашему старому правилу «сиди тихо и не высовывайся», похоже, настал конец.
Накануне я отлично съездила к маме и повидала Эллу. И последняя моя радость: Клык со мной, здесь, в школе, а Бриджит остается в Антарктике. Узнав про это, я вздохнула с облегчением. Только ты не говори об этом никому, мой верный читатель.
