Варвара Еналь - Мы остаемся свободными
Федька тоже выглядел усталым – вокруг глаз залегли темные тени, губы побледнели, волосы висели спутанными прядями. Он время от времени тер нос и глаза ладонями, ерошил волосы и потягивался, распрямляя затекшую спину. Но тут же снова погружался в работу.
– Ничего не понимаю, – ворчал он. – Не могу открыть большинство файлов или программ. Или как это тут называется… Все сложено странными значками, и в одном небольшом значке заключается вдруг множество других значков, которые выстраиваются рядком, и когда открываешь какой-нибудь из них – тут же вываливаются новые значки. И как это работает – не могу разобрать. Пока.
– Плюнь. Давай отдохнем.
– Тай, ты же хотела вернуться на станцию? А сделать мы это сможем лишь тогда, когда полностью подчиним себе крейсер. Надо заставить его слушаться.
– И заставим. Еще как заставим. Но сначала надо отдохнуть. На свежие мозги больше мыслей будет.
– Неплохая формула. – Федор невесело усмехнулся, после спросил: – Чем это от тебя пахнет?
– Чем-чем… Шампунем здешним. Я была в душе.
– А волосы сухие…
– Почти сухие. Там сушилка есть. Где бы нам поспать, как думаешь?
– Может, и мне в душ? – Федор поднялся и потянулся, разводя в стороны руки.
– Топай, конечно. Я покараулю, если вдруг что.
– Тут и караулить нечего. Все стоит: все роботы, весь крейсер. Все парализовано. Не могу наладить эту ерунду, не получается.
– Потом. Пошли все вон. Федь, давай поспим. Мне одной будет скучно спать…
– Скучно спать? – Федька усмехнулся.
Он направился в душ, а Таис принялась снова изучать капитанскую рубку и прилегающие к ней коридоры. Нигде ни одного кресла, ни одного стула, ни одной кушетки. Только покрытый какой-то мягкой и светлой резиной пол да гладкие белые стены, в которых расплывчато отражалась Таис. Придется лечь прямо на полу, другого выхода нет.
– Тю, – высмеял ее опасения Федор. – И что тут такого? Ну, переночуем один раз, так тут ведь не холодно и не грязно. А если тебе так уж необходима подушка, то можешь устроиться у меня на плече. И тепло, и хорошо. И к тому же, насколько я помню, тебе нравится слушать, как бьется мое сердце.
Федор улыбнулся и тряхнул все еще мокрыми волосами (видимо, сушилкой пользоваться не стал). На щеки Таис попали крошечные капли воды, она вытерла их ладошкой и ответила:
– Идет, уговорил.
Они уселись у стены, недалеко от агрегата с едой. Федька устроил под головой свой рюкзак, прикрыл ноги курткой. Таис примостилась рядом – рука Федора, обнимавшая ее за талию, согревала и успокаивала.
– Все, тогда спим, – решительно сказал Федор.
– Угу, – буркнула Таис и тут же спросила: – Интересно, как там наши? Наверняка думают, что мы погибли. Эмка уже распоряжается всеми и командует, а Колючий ей подчиняется. Небось ходит гордая и важная, в костюме с шевронами. И все ее слушают. Да?
– Кто ж его знает…
– Да точно. Вот она удивится, когда мы вернемся. Мы ведь вернемся, да, Федь?
Таис вдруг захотелось еще раз услышать от Федьки заверения, что они обязательно вернутся на станцию. Захотелось, чтобы это было произнесено вслух, уверенно и четко. Чтобы убедиться, что Федор в этом не сомневается. Сейчас, когда они сидели на полу в чужом и непонятном крейсере, ей до смерти стало жалко той жизни, которая у них была.
На станции все было ясно и понятно. Была определенность, было какое-то будущее. А теперь все вдруг стало пугающим и неясным. Все стало чужим, белым и стерильным. Будто попали они с Федором в западню и никак не могут выбраться.
– Мы вернемся, – тихо проговорил Федор, – мы вернемся, мартышка. И все будет хорошо. Ты мне веришь?
– Конечно. Я тебе верю. А знаешь, близнецы бы небось разобрались с Иминуей быстрее тебя, между прочим.
– Да, они толковые парни. Может, и разобрались бы. Я помню их немного с того времени, как мы были детьми. Они постоянно разбирали каких-то роботов. Как ни увижу их – так сидят вместе и что-то крутят. Лон, их нянька, ругался постоянно. Ворчал: «Опять вы, непослушные дети, разобрали этого хорошего садовника. У него же острые ножницы, вы могли пораниться. Зачем вы это делаете?» – Федор ловко передразнил озабоченный низкий голос робота класса «лон» и скорчил строгую рожу.
– Их лону приходилось крутиться, чтобы усмотреть сразу за двумя, да еще такими.
– Надеюсь, Тошка и Егор благополучно вернулись на станцию. – Федор вздохнул. – Хочу, по крайней мере, так думать. Мы ведь не видели точно, что они вернулись.
Таис даже приподнялась от неожиданности. Конечно, она и думать не думала о том, вернулись ли ребята.
– Ты полагаешь, они могли…
– Я верю, что они вернулись, – решительно заявил Федор. – Иначе это будет моей чудовищной ошибкой. Иначе это я буду виноват в их гибели. И тогда Иминуя окажется права. Мы допускаем ошибки, за которые приходится расплачиваться.
– Да слушай ты больше эту дуру! – возмутилась Таис, села рядом с Федором, торопливыми движениями заплела волосы в две косы, всмотрелась в задумчивое лицо друга и твердо сказала: – Она же специально хотела нас запутать. Фигня все то, что она говорила.
– А мне вот думается, что доля истины в ее словах есть. Так бывает, когда на тебе лежит груз ответственности за других. За мои ошибки расплачиваешься ты, например. Это же из-за меня мы оказались на крейсере.
– Из-за тебя, согласна. Потому что ты не стал меня слушать. А если бы послушал…
– Если бы послушал, сидели бы сейчас на станции, и нам было бы хорошо и уютно. И наши все были бы рядом. Правильно?
Таис только кивнула. Говорить больше не хотелось, потому что глаза вдруг предательски защипало от одной только мысли, что они могут вовсе не вернуться к друзьям.
А как бы она обрадовалась даже той же Эмме! Как бы была рада услышать привычный шум Второго уровня – крики детей, смех и болтовню, а также ворчливые наставления роботов. И спокойный, неторопливый бас Мартина, отдающего распоряжения другим роботам.
Вся ее жизнь была связана со станцией, все ее истоки остались там. Все те, кто был дорог до боли, до слез и до глубокого отчаянья, – все лучшие друзья и подруги, единственные дорогие и знакомые люди во всей Вселенной. Кроме Федора. Хотя Федор был дороже всех.
И Таис устроилась у него на плече, поцеловала в щеку и тихо проговорила:
– Хорошо, что ты со мной. Если бы пришлось расстаться, я бы умерла от горя.
– Я бы тоже, – мрачно согласился Федор.
Какое-то время оба молчали, после Таис снова заговорила.
– Близнецы на самом деле молодцы. Жаль, что раньше я их почти не знала. Раз они умеют разбирать роботов, значит, у них есть власть над роботами. И всегда была. То, чего не имели мы в детстве. Когда я была маленькой, я должна была делать только то, что велели роботы, думать правильно, говорить правильно. Закон зубрить и соблюдать. А толку от этого Закона не было никакого вообще. Какой смысл выполнять бестолковые правила? Роботы управляли нами, а близнецы умели разбирать роботов.
– Я тоже всегда умел их разбирать. И Колючий умел. Мы выжили именно поэтому, Тай. И хочу тебе сказать, что, несмотря на всю твою нелюбовь к двенадцатым и пятнадцатым, они многому нас научили. Мои знания от роботов.
– Ну и что? – не совсем логично ответила Таис. – Все равно я терпеть не могу ни роботов, ни фриков.
Глава 12
Эмма. Сражение с каракатицами
1Когда Эмма и Коля были маленькими и жили в одной каюте, большинство проказ придумывал Коля. Изредка Эмма присоединялась к его задумкам – это когда делали собаку-робота или пробовали создать мультфильм. Но основные свои фокусы Колька проворачивал сам.
И всегда брал на себя ответственность. То есть виноват бывал только он, он один. Как-то раз Эмма, играя в детском парке, умудрилась заехать мячом в голограмму с правилами, висевшую в центре Главной площади, – такую темную панель с золотистыми буквами. Святая святых Второго уровня.
Играть в мяч рядом с панелью было запрещено, и Эмма не играла, она и помыслить не могла о том, чтобы специально нарушать правила. Мяч укатился случайно – ярко-желтый, с бледными зелеными и красными пятнами. Пришлось его догонять. Эмма припустила следом, перескакивая через горшки с растениями и перелезая через скамейки. Ей казалось, что бестолковый мячик вот-вот остановится и окажется у нее в руках. Но выпуклые бока все крутились и крутились, разноцветные круги все мелькали и мелькали в заманчивой близости. Протяни руку – и поймаешь.
Эмма злилась, потому что за спиной звенела игра, подружки смеялись и называли ее медлительной. Эмма действительно не отличалась проворством и ловкостью и уже успела один раз споткнуться и тюкнуть коленом резиновую дорожку садика. Пока она поднималась, разглядывала коленку – не ушибла ли, – бестолковый мячик остановился.
Злость вдруг сдавила горячим обручем, и руки сами собой схватили ярко-желтого виновника происшествия и запульнули в сторону хихикающих подружек.
