Сергей Медведев - Кошки в тигровой шкуре
Журналистка прислушалась — в доме кто-то негромко пел под гитару:
«Кошки говорят, но тихо-тихо…»
Горбатова не выдержала и потихоньку вошла в дом.
Открывшаяся ей картина произвела на нее неизгладимое впечатление. Такое же впечатление она бы произвела на любого человека. В центре комнаты положив морду на лапы лежал тигр. По тигру ходили четыре кошки.
— Массаж что ли делают, — подумала Горбатова. — Какой ужас.
У пыльного зеркала с надписью «мяу» стояла девочка и негромко мяукала — Маша училась правильно произносить «здравствуйте», по-кошачьи, разумеется. По лестнице со второго этажа спускалась пожилая женщина, очень напоминающая гражданку, объявленную в международный розыск.
— Так это вы? — сказала Горбатова и замолчала.
— Это мы, — растерялась Вера Сергеевна. — А вам кто нужен?
— Да я просто случайно проходила мимо, знаете, заблудилась, с кем не бывает, я такая рассеянная, я однажды в мужскую раздевалку по ошибке зашла. Вот, — Галина хотела убежать. Но куда убежишь в одной туфле, да еще и с пораненной ногой.
Такие сцены обычно называют немыми. Потому что ее участники не знают, какими словами выразить свое отношение к ситуации.
В данном случае мы имели дело с подобной сценой.
В дверях молча стояла замерзшая и напуганная журналистка Горбатова. Стояла в одной туфле, потому что ее другая — сломанная туфля была в руках у милиционера Фуражки. Фуражка пытался улыбнуться, но улыбка не получалась, и он развел руки: да, это я виноват и, что делать дальше, не знаю.
— Было очень темно, и я ее не узнал, а когда узнал, было уже поздно. Получается, я виноват? — наконец сказал Фуражка и достал из-за спины сапожный нож. — Отличный нож, между прочим, нашел на чердаке, очень подходит…
Милиционер не успел закончить мысль о том, что нож подходит для ремонта обуви, как негромко зарычал Тимофей, встал, стряхнул с себя кошек и медленно направился к Горбатовой.
— Я, пожалуй, пойду, мне надо на электричку, — сказала журналистка и упала в обморок.
В себя Горбатова пришла от того, что кто-то лизал ее щеки. «Сейчас меня съедят», — подумала журналистка и заплакала. Слезы потекли из-под ее ресниц, оставляя на щеках узоры, напоминающие дельту какой-то полноводной, но грязной реки.
— Плачет, — услышала Галина голос Веры Сергеевны. — Может быть, она не такая уж и плохая, раз плачет.
Горбатова на мгновение чуть-чуть приоткрыла один глаз и увидела, что рядом с ней всего лишь кот. А не тигр, как она подумала. Журналистка улыбнулась.
— Вы правы, я не такая уж и плохая. У меня тоже есть кот, — сказала Горбатова, не открывая глаз. — Белинским зовут, потому что он абсолютно белый. Белинский — это такой журналист когда-то был. А я тоже работаю журналисткой.
— Это хорошо, — задумалась Вера Сергеевна. — Честно сказать, я не знаю, что с вами делать…. Поэтому давайте пить чай.
— Давайте, — согласилась Горбатова. — У меня в сумке есть печенье. Если б я знала, то обязательно взяла бы с собой рыбу. Мне очень часто дарят рыбу в командировках. Но я же не знала, что буду сидеть за одним столом в такой необыкновенной компании. А вы тот самый Тимофей? — Горбатова начала приходить в себя. — Помните, я делала о вас репортаж?
— Он вас не понимает, — ответила Вера Сергеевна и негромко зарычала по-тигриному. Тимофей внимательно посмотрел на Галину и медленно кивнул головой.
— А скажите, как вы дрессируете животных? Какие-то есть секреты? Говорят, что у животных надо вырабатывать условные рефлексы.
— Вера Сергеевна не вырабатывает у животных рефлексы, она с ними разговаривает, объясняет какие-то непонятные вещи, убеждает, — пояснил Фуражка.
— Вы знаете, я тоже разговариваю со своим котом. Потому что мне больше не с кем разговаривать, — вздохнула Галина. — Иногда мне кажется, что он меня понимает.
— Вот видите. Может, и он вам что-то говорит, только вы его не слышите, — Фуражка осторожно осмотрел Галину. — Впрочем, я тоже не понимаю, о чем говорят кошки. Сколько раз не пытался, ничего не получается. Наверное, я недостаточно внимателен к кошкам. Вот Маша другое дело…
— Мяу, — сказала Маша, и Кисюша тотчас взобралась ей на колени. — Пока я выучила только несколько слов.
— А хотите, я расскажу, как делала репортаж о привидении на консервном заводе, — повернулась к Фуражке Галина. — Только вы налейте мне еще немного чаю. А то я никак не могу согреться.
— А можно я запишу вашу историю, вдруг пригодится, — поинтересовался у Горбатовой Фуражка.
42. Как Фуражка стал милиционером
Филимонович мечтал, что когда он уйдет на пенсию, то будет писать детективные рассказы.
Фразы из его будущих произведений время от времени становились достоянием окружающих.
— Ну что вы там написали? — спрашивала Вера Сергеевна. — Показывайте!
Фуражка смущался, но доставал блокнот и читал.
— Прекрасная рыжеволосая незнакомка с длинными ногами и прекрасной походкой, предположительно Оксана Владимировна Пестрякова, ранее не судимая и нигде не работающая, достала из своей сумочки молоток, с надписью на ручке «на долгую память», нацарапанную перочинным ножом, и нанесла несколько ударов по голове сожителю 1980 года рождения — высокому брюнету в отличном костюме и значком «высшее образование», ему не принадлежащим, ранее судимому за мелкое хулиганство. Красиво ведь?
— Какой ужас, — обычно говорила в таких случаях Вера Сергеевна. — Откуда вы все это берете?
— Из жизни беру, точнее — из милицейских сводок. Плюс немного фантазии. Ну и, конечно, личный опыт. Мне друзья подарили молоток с подобной надписью. На день рождения.
Услышав интересную, на его взгляд фразу, Фуражка доставал блокнот.
— Как вы сказали? Надо записать, а то забуду, пригодится. — говорил Филимонович. — Кошачий язык по своей структуре очень напоминает китайский? Прекрасно. Сам бы я до этого никогда не догадался.
— У меня есть масса интересных историй, но мне их некому рассказать, — сказала милиционеру Горбатова
— Я могу вас послушать, — Фуражка немного смутился.
Журналистка рассказывала долго. Уже все легли спать, а Горбатова все говорила и говорила.
До Веры Сергеевны и Маши доносились обрывки фраз:
— И тут они мне говорят, прыгай. А высота пять километров…
— Я бы не смог…
— Тогда слушайте…
Фуражка много читал, у него была прекрасная память, и он мог ответить — в принципе — на любой вопрос.
Сложнее всего было ответить на вопрос, почему же Коля стал милиционером.
Обычно (оправдываясь) Фуражка говорил, что ему с детства нравилось разгадывать загадки. Даже к математическим задачам он относился как к загадкам.
Например, учительница спрашивала Разгуляева, сколько будет 16 в кубе.
— Не представляю, — отвечал Коля. — А какой куб — большой или маленький?
— Обычный куб, — настаивала учительница.
— Ну, раз обычный… Попробую угадать… Все равно 16?
— Коля, ну как же может быть «все равно 16»? Ведь в кубе.
— Хорошо, Мария Степановна, а сколько будет 16 в шаре?
— Не бывает 16 ни в шаре, ни в круге, ни в параллелепипеде. Бывает в квадрате, в кубе и в четвертой степени. Ты невнимательно слушал вчерашний урок.
Николай, действительно, вчерашний урок слушал невнимательно, потому что читал писателя Конан-Дойля.
— Садись, «два», завтра придешь с родителями.
Родители, между прочим, не ругали Колю. Отец Николая работал водителем троллейбуса, а мама бухгалтером.
— Давно работаю бухгалтером, а сколько будет 16 в кубе, никогда не знала. Главное, освоить калькулятор, — говорила мама.
Филимон Разгуляев так же никогда не имел дела с квадратами, кубами и даже калькуляторами.
— Мы его, конечно, накажем, Мария Степановна, но с другой стороны можно прожить и без квадратов с кубами, — успокаивал учительницу отец. — Хотите я вас буду бесплатно возить на работу на троллейбусе.
— Он будет милиционером, — успокаивала учительница Колина мать.
— Сыщиком, — подчеркивал Колин отец, который постоянно забывал, куда же он спрятал от жены часть зарплаты — на развитие личного подсобного хозяйства, как он сам говорил. Коля всегда эти деньги находил.
Однако окончательно решение пойти по милицейской дорожке к Николаю пришло в восьмом классе, после того как в школе украли «коня». Есть такой спортивный снаряд.
— Кто же может украсть этого проклятого коня? — задумался тогда Николай.
Конечно, он и сам бы его с удовольствием похитил и уничтожил эту тварь вместе с кольцами и козлом.
Прыгать через коня Коля боялся. Он бодро подбегал к снаряду и резко останавливался, упершись руками в кожаный зад. Над ним смеялись («Коля, Коля, Николай, поцелуй кобылу в зад»), но поделать с собой Фуражка ничего не мог…
