Евгений Велтистов - Миллион и один день каникул
— А где она будет жить? — спросил Нехлебов сыновей.
— Конечно, на балконе! — заявили Одноух и Дыркорыл. — Там удобно и высоко. И солнце, и дождь, и свежий ветер!
Картина, сидевшая на спинке стула, склонила голову набок, одобрила предложение:
«Кра-сиво! Кар-рашо!»
— Хорошо, Картина! — подхватил Одноух. — Ты осваиваешь новые слова.
Картина со стула прыгнула на стол, перешагнула на подоконник.
Она оглядела свое новое местожительство, осталась довольна им.
По пути ворона оставила треугольный след на тетрадях своих друзей. Тамара Константиновна долго разглядывала странный отпечаток на бумаге, ничего не поняла и поставила знак вопроса красными чернилами. Одноух и Дыркорыл сделали вывод из этой истории: попросили Картину вытирать лапы, когда она влетает в комнату.
Всю ночь Картина трудилась.
Утром Нехлебов обнаружил на балконе огромную кучу сучьев — воронье гнездо. Картина навсегда покинула деревню и переселилась в город.
Хороший друг лучше любой няньки. Картина знала все новости, следила за распорядком дня первоклассников, играла с ребятами во дворе, помогала в хозяйственных делах, приносила в класс забытую тетрадь или учебник. Она не отказывалась от свежей булки и горсти пшена, но продолжала ловить на обед мышей и червяков, чтобы не разлениться.
Единственное, что упорно отрицала Картина, это учение. Хотя Тамара Константиновна в плохую погоду приглашала белую птицу влететь в класс, ворона качала головой, продолжая мокнуть под дождем. Правда, наблюдательный Одноух заметил, что во время математических действий его приятельница тихонько постукивает клювом по стволу. Он прекрасно представлял, что думает в эти минуты Картина: «Три короеда плюс два короеда — нет пяти короедов».
А уничтожение вредителей деревьев — куда более полезное занятие, чем пустое карканье пролетавших мимо вороньих стай.
Трое на одного
Картину пришлось защищать.
По двору ходил пятиклассник Вага из соседнего дома и выслеживал белую птицу. Из его кармана вызывающе торчала рогатка.
Хорошо, что Картина летала в поле, а Одноух и Дыркорыл были дома. Они тотчас вышли во двор, где разгуливал разбойник.
— Это что за маски? — закричал Вага, впервые видя странных первоклашек.
Ребята из соседнего двора шепотом объяснили, кто такие Нехлебовы.
— Ну и ну, скоро лошади в футбол играть будут, — сострил Вага, оглянувшись на свою веселую компанию.
Одноух и Дыркорыл подошли к забияке.
— Зачем тебе рогатка? — спросил Дыркорыл.
— Хочу подстрелить одну птичку. — Вага сделал страшное лицо. — Раз — и без хвоста-с!
— Зачем тебе чужой хвост? — продолжал Дыркорыл.
— Люблю любознательных, сам в детстве был таким, — съязвил Вага. — Срочно потребовались белые перья! Понял? И проваливай отсюда!
— Советую тебе, — тихо сказал Одноух, глядя блестящими глазами на разбойника, — сломать свою рогатку. И уходи сам подобру-поздорову. Эта птица — наш друг. Не смей ее трогать!
— Что? Что? — грозно закричал Вага и взъерошил длинные лохмы. — Что? Что? Что? Эта деревенщина и — угрожает!.. Кому? Мне? Ваге!
Он видел, что первоклашки совсем не боятся его. Стоят себе, сунув руки в брюки, в чистеньких костюмах, из кармашка платок торчит. И ему захотелось потрепать этих спокойных чистюль, показать, кто на улице хозяин.
Вага выгнул грудь колесом, засопел, толкнул братьев.
— А ну, брысь под лавку!
— Я думал, ты человек! — сказал презрительно Одноух.
— Я покажу тебе человека! — завопил, рассердившись, Вага. Он достал из кармана рогатку. — Сейчас полетят пух и перо…
Он не успел натянуть резинку. Серый пушистый комок подскочил над землей, раздался сухой хруст дерева — это зубы Одноуха мигом переломили рогатку. В тот же момент компания с удивлением увидела, как чистюля Дыркорыл встал на все четыре лапы и с короткого разбега поддал хулигана сзади пятачком.
Тот упал и завопил от страха: «Змеи! Змеи!»
Сверху на него падали извивающиеся змеи.
Озорников с соседнего двора как ветром сдуло. Впереди бежал с выпученными глазами Вага. Ему казалось, что его настигает тень гигантской птицы, которая вывалила на его голову клубок ядовитых змей.
Но Картина не преследовала бежавших. Она собрала с земли безобидных ужей и унесла их обратно в болото. Спор своих друзей с Вагой белая птица наблюдала с крыши и припасла для хулиганов неопасное, но верное оружие.
— Нехорошо нападать втроем на одного, — заметил Дыркорыл, когда вернулась приятельница.
А Картина разволновалась, раскаркалась, и из ее взволнованной речи было ясно, как не любит она хулиганов с рогатками. Им ничего не стоит пульнуть камнем, пугнуть, обидеть, оставить без хвоста на всю жизнь. И без милиции ясно, что таких надо строго учить и наказывать.
— Не волнуйся, Картина, мы сделаем из него человека, — заверил ее Дыркорыл и потер распухший пятачок. — Надо только иметь терпение.
— А у меня что-то ноет зуб, — добавил Одноух. — В другой раз постараюсь не кусаться.
Капустный чемпион
После этой истории друзья немного загордились, стали даже хвастать, как ловко справились они с владельцем рогатки.
Встретился им во дворе отец Ваги, говорит:
— Как же так получается? Трое на одного напали…
— Не на одного, а на двоих, — уточнил Одноух. — Ваш Вага с рогаткой, а мы безоружные. Зачем обижать птицу?
— Вот как… — Отец Ваги нахмурился. — Я ему задам.
— Не надо, — говорит Дыркорыл. — Мы его исправим.
Вага-старший от души улыбнулся, глядя на смелых первоклашек, сдвинул кепку на затылок.
— Да вы отчаянные ребята! Мне лично нравитесь! Что вы еще умеете?
— Я умею спорить! — похвастал Дыркорыл.
— Спорить так спорить! — подхватил отец Ваги, очень азартный человек.
— Вы любите капусту? — полюбопытствовал Одноух.
Отец Ваги был поваром совхозной столовой. Он мгновенно представил себе капустный салат, кислые щи, овощную солянку, румяную кулебяку — все, что он делал из обыкновенного кочана капусты.
— Люблю, — признался он. — С детства обожаю кочерыжки.
— И мы с детства, — улыбнулся Дыркорыл. — Спорим, что вот он, — кивнул на серого друга, — съест кочанов больше, чем вы кочерыжек.
Повар просиял от удовольствия: он обожал людей с добрым аппетитом.
— Спорим! — сказал повар, пожимая лапы новым друзьям. — Приз, конечно, сама капуста.
Он убежал домой и принес мешок капусты, которую приготовил себе на засол. За поваром следовал Вага со следами недавней битвы — порванной штаниной.
— Будешь судьей! — приказал ему отец.
Одноух был несколько смущен таким оборотом дела, но его губы подергивались в предчувствии лакомства, а уши воинственно поднялись.
— Всего один мешок? — спросил нагло Одноух. — Это я мигом!
— Посмотрим, — усмехнулся повар.
— Что делать-то? — хмуро спросил Вага.
— Считать! — Повар вынул из мешка крепкий кочан, бросил его Одноуху.
Одноух поймал на лету, зажмурил от удовольствия глаза, впился зубами в кочан. Раз — и нет кочана. Обратно к повару летит кочерыжка. Тот чистит ее перочинным ножиком и отправляет в рот.
Вага глаза вытаращил от удивления: вот это зубы у малыша; хорошо, что он отделался порванной штаниной. А Одноух уже требует новый кочан.
Зубы его работали, как сечка. Только хруст стоял во дворе. Мешок вскоре опустел, и повар принес новый: разве жаль капусты, раз такой необычный аппетит!..
— И этот мешок я съем, — хвастал Одноух. — Как раз учусь считать до сотни.
Одноух грыз и грыз, считая про себя кочаны. Даже Дыркорыл поглядывал на него с сомнением: живот надулся, как шар, — выдержит ли, не лопнет?
А Вага вел счет:
— Тринадцать… Пятнадцать… Семнадцать…
На семнадцатой кочерыжке повар сдался:
— Все! Больше не могу! Молодец, Одноух! В любой момент приходи в столовую — обеспечу капустой!
Он ушел, посмеиваясь, пить квас: кочерыжки всегда вызывают жажду.
— Я тоже не могу! — сказал победитель и со стоном упал.
— Что с тобой? — подскочил Дыркорыл. — Идем домой!
— Не могу идти, — простонал любитель капусты.
Он лежал на траве, как большой серый кочан. Дыркорыл и Вага положили его на пустой мешок и унесли в дом.
— Во всем я виноват! — горевал Дыркорыл. — Зачем спорил? Что теперь делать?
Одноух лежал с закрытыми глазами, представляя себе большое поле с пузатыми кочанами. Если бы он попытался пересчитать весь урожай по своему методу, то, наверное, не выдержал бы, погиб бы от жадности. Никогда в жизни не будет он больше спорить!
— Уважаю, — сказал Вага, глядя на победителя. — Моего отца никто не переспорит, даже я. А ты показал характер. Будь здоров, Одноух!
