Светлана Ягупова - Зеленый дельфин
— На арену его!
— Изобретателя, изобретателя сюда, — требовала публика, заинтригованная не столько изобретением, сколько тем, какое действие оно оказало на дочь фабриканта.
— Кто изобрел, не имеет значения, — сказал Пипл, смущенно вертя палочку в руках. — Потому что это в общем не сложно: каждый может научиться слушать музыку искусства. Нужно только время от времени отрываться от сонографов и унылого комфорта быта.
Левая половина зааплодировала, а правая недоверчиво зашумела. Оттуда посыпалось:
— Ерунда!
— Чревовещание!
— Подлог!
Тогда Пипл решил обратить все в шутку.
— Значит, по-вашему, клоуны не могут изобретать? — негромко сказал он, и зал вновь притих. — А вот смотрите. — Пипл медленно обвел ряды пристальным взглядом. — Перед вами шикарный особняк, в каких обычно живут преуспевающие дельцы. Но сегодня здесь поселился я, последний клоун Сондарии. У меня двадцать три комнаты, и я пригласил сюда своих друзей. Тех, которые умеют останавливать мгновение и управлять не только элмобилем, но и машиной времени. Они могут перенести меня в любую эпоху, в прошлое и будущее. У них живые человеческие глаза, а не лампы индикаторов. Чуткое, ранимое сердце, а не пуленепробиваемые коробки. Проходите, друзья, в гостиную, присаживайтесь. Вот диван, удобные кресла, — Пипл блестяще изображал несуществующий дом и себя в нем вместе с друзьями. — А вот здесь, на чердаке, — он сделал таинственную паузу, — на этом чердаке без крыши мы будем по-ночам любоваться звездным небом. Поверьте, это так восхитительно – ловить энергию Полярной звезды, ковша Большой Медведицы, загадывать желание, пока небо прорезает метеорит, а ранним утром насыщать взгляд и душу мерцанием Венеры.
Это клоунское антре разозлило правую сторону. В Пипла полетели авторучки, сумки, пудреницы и даже ботинки. Он прикрыл голову руками, разглядывая летящие в него предметы. Хотя бы один ручной работы, и можно было бы доказать, что его фонохрон не мистификация!
Неожиданно зал смолк. Пипл огляделся, протер глаза. Это было почти волшебством – на арене стояла Эльза Кнэп. Она подбадривающе улыбалась ему, протягивая глиняную вазу с цветком.
— Та самая, помнишь? — тихонько сказала она. И Пипла захлестнула волна нежности:
— Ты всегда приходила вовремя.
— Тетушка Кнэп! Наша служанка! — запрыгали близнецы.
Как тетушка Кнэп попала в цирк – ведь она всегда обходила его стороной? И почему с кактусом? Нет, сегодня поистине день чудес.
А на самом деле никакого чуда не было. Убирая свою комнату, тетушка заметила, что кактус немножко привял. Она заволновалась и решила пойти за советом в цветочную лавку, на улицу Жареных Уток.
Старая цветочница внимательно осмотрела цветок и дала кулечек подкормки. Но сказала, что дом, в котором живет растение, затаил какую-то драму. Иначе, отчего появились эти два желтых пятнышка на лепестках – настоящие, не из пластика или ткани, цветы очень чувствительны к переживаниям людей и, если в доме что-либо неблагополучно, начинают болеть и умирают.
Лучше бы она промолчала, потому что тетушке стало грустно и тревожно.
Эльза Кнэп брела с кактусом по улице Жареных Уток, когда к ней подошел человек с толстым розовым носом. Он был навеселе: слегка подпрыгивал, а руки выводили нехитрый танец. Она не сразу узнала циркового сторожа Дода, а узнав, печально рассмеялась.
— Эх, Эльза, Эльза, — вздохнул Дод. — И где ты пропадаешь? Стареет без тебя цирк. Хоть бы раз пришла, посмотрела…
Тетушка покачала головой. Нет-нет, это так больно – ворошить прошлое. Не зря Пипл не принес ей билет. Он понимал ее.
— Премьера ведь, — не отступал Дод. И от этого слова у тетушки зашлось сердце, а потом она уже не помнила, как очутилась в первом ряду левого яруса.
И вот теперь стояла и протягивала Пиплу вазу.
— Это он! — догадался Чарли. — Это Пипл держал когда-то в руках эту вазу! Видел, как они смотрели друг на друга? Точно Рикки и Ленни.
— Да-да, я тоже заметил, — взволнованно проговорил Альт. — Как это мы до сих пор не догадались?
На мальчиков шикнули, и они приумолкли.
— Есть! — просиял Пипл, увидев на вазе изображение зеленой рыбины. Тетушка подмигнула ему и села на место. Клоун встряхнул чемоданчик и тот превратился в столик.
— Попробуем уловить голос этого старинного сосуда, — сказал Пипл и поставил вазу перед собой.
Зал насторожился: что там еще придумал этот скоморох? В руках его в третий раз появилась металлическая палочка. А потом случилось нечто не менее удивительное, чем с портретом Лючии, то – к чему Пипл готовился все эти дни, не зная, что это такое будет, но угадывая какую-то связь с Эльзой. Он мягко протер вазу платком и стал обводить палочкой контур зеленой рыбины. Почему-то он был уверен, что, рисуя это диковинное животное, художник не молчал. И опять сначала послышалось шипенье, потрескивание, как на старых грампластинках, прозвучал обрывок какой-то фразы, чей-то смех. И вдруг издалека прилетела песня. Звонкий юношеский тенор пел задумчиво и сильно:
Эту тайну о синем просторерассказал мне поэт один:где-то рядом плещется море,где-то бродит зеленый дельфин.
Сколько лет ему, люди не знают,только видели много веков,как уводит дельфиньи стаион подальше от рыбаков.
Если вам повезет и однаждывас в крушенье спасет дельфин,он вам сотни легенд расскажети откроет тайну глубин.
Завтра сбудется все, что снилось,распахните глаза пошире!Очень жаль, если вам не приходилосьпрокатиться на зеленом дельфине!
Это была удивительная песня. Странно звучали для сондарийцев слова: рыбаки, дельфин, море. Тоска по какому-то иному, неизвестному и прекрасному миру захлестнула зал.
«Вот оно! — ликовало сердце Пипла. — Быть может, это преддверие того, что я ждал всю жизнь».
С последними словами песни по залу пронеслось смутное беспокойство. Шляпки дам внезапно взвились под потолок; что-то просвистело, окатывая присутствующих упругой свежестью чистого дыхания.
— Ветер! Ветер! — закричали близнецы.
Тэйка уцепилась за мальчиков:
— Пол… колышется! Мне страшно!
Это длилось всего миг. Зал качало. Где-то совсем рядом слышался плеск невидимых волн, крик чаек. Потом все исчезло. Спертая духота вновь обволокла цирк.
Выбежал мистер Вэг и, размахивая тростью, ринулся к Пиплу.
— Пре-кра-тить! — завопил он.
Униформисты уже вывозили две воздушные пушки, нацеливая их на взбудораженный зал. Два громких, один за другим, хлопка – и в зрителей посыпался фейерверк из тысяч разноцветных горошин-конфет. Рявкнул оркестр, стены полыхнули зарницами, загремел рекламный шлягер:
Пилюли счастья! Пилюли счастья!От всех ударов! От всех напастей!А ну, хватайте, не прозевайте!Скорее счастье свое глотайте!
Пушки выстрелили еще раз. Зрители повскакивали с мест и стали пригоршнями ловить, поднимать с пола драже. Чарли тоже бросил несколько горошин в рот.
— Выплюнь, сейчас же! — закричала Тэйка, но было поздно. Чарли проглотил драже и вызывающе взглянул на нее. Альт разжал ладонь, шарики упали.
Раздался еще хлопок. Однако это уже была не пушка. Это вдребезги разбилась тетушкина ваза. Мистер Вэг ногою расшвырял черепки и сбил тростью алое пламечко цветка.
К Пиплу чеканным шагом двигались полицейские с бакенбардами, похожими на значки интегралов. Но в тот миг, когда они протянули руки, чтобы схватить клоуна, в цирке погас свет.
II. ДВОЙНИКИ?
ВСТРЕЧАЛаньо Герт, бывший мастер по сборке компьютеров, познакомился с клоуном Пиплом при весьма удивительных обстоятельствах. Случилось это много лет назад. Был поздний вечер. Разноцветная река элмобилей спешила в гаражи. Метро заглатывало последние толпы пассажиров. Город сонно моргал рекламными огнями, отдаляя от себя небо в скромных светлячках звезд.
В переулке Алгоритма Ланьо обратил внимание на новый музыкальный автомат, вокруг которого толпилась молодежь. Юноши и девушки один за другим опускали мелочь в прорезь, похожую на рот с ехидной усмешкой, и автомат выдавал музыку. Большинство нажимали клавиши с надписями «Энергичная» и «Бодрящая» в надежде стряхнуть с себя столь обычную для сондарийцев дремоту. Но то, что звучало, лишь на пятнадцать минут освежало и взбадривало.
Ланьо в тот вечер был двадцатилетним, поэтому не устоял перед соблазном заставить автомат сочинить музыку лично для него. Он встал в очередь и вскоре оказался первым.
— Ну, чего застрял? — подтолкнул его парень со взглядом сонной мухи.
Немного поразмыслив, Ланьо притронулся к клавишу «Дающая надежду». Из автомата полилась флегматичная и даже убаюкивающая мелодия со словами: