Евгений Велтистов - Миллион и один день каникул
— Наверное, вас спрашивают не об этом.
Сломанное ухо шевельнулось. Подвижный пятачок замер в ожидании.
— Прекрасно, что вы имеете жизненные навыки, — улыбнулась Тамара Константиновна и похвалила про себя: «А они не робкого десятка, вот что значит жизнь в деревне!» — Я хочу знать, умеете ли вы писать, считать…
— Я — до ста двадцати! — нетерпеливо сообщил пятачок.
— А я — все буквы! — махнул мягкое ухо.
— Сейчас проверим.
И учительница, видя нетерпение Дыркорыла, задала ему простую задачу: к четырем прибавить пять.
Поросенок просиял от счастья, но тут же сморщил свой горящий пятачок, зашептал с громким сопением:
— Четыре кочана и пять кочанов. — Он представил себе ароматные, отполированные солнцем зеленые кочаны и, проглотив слюну, громко подытожил: — Это будет девять кочанов капусты. Можно и больше.
— Верно, — подтвердила Тамара Константиновна. — А почему больше?
— Одноух может съесть десять или двенадцать, — похвастал Дыркорыл.
Учительница рассмеялась.
— А от одиннадцати отнять девять?
— Два кочана.
— Ответ правильный. Но не обязательно ведь кочаны.
— Два яблока, две морковки, две кочерыжки — все это очень вкусно, — хрюкал с удовольствием Дыркорыл.
— Да это математика, — объяснила Тамара Константиновна. — Там все равно что складывать или вычитать. Мы поговорим подробнее на уроке.
Дыркорыл кивнул. Он сразу догадался, что математика — очень аппетитная наука.
А учительница уже спрашивала Одноуха, из каких чисел можно сложить число три. И кролик очень серьезно стал считать: один волк… плюс один волк… плюс еще один волк…
— А если без волков? — предложила Тамара Константиновна. — Есть у этой задачи другое решение?
Одноух смотрел на учительницу из-под длинных ресниц очень внимательно и вдруг сверкнул яркими белыми зубами.
— Есть! Когда Дыркорыл спасался от волка на дереве, я стал звать на помощь. Прибежали две собаки, а потом еще одна. Всего, значит, три.
— У вас очень способные ребята, — похвалила учительница бухгалтера и перешла к чтению.
Дыркорыл прочитал отрывок из книги. Читал он по слогам, но очень старался, даже вспотел. А Одноух пересказывал прочитанное.
В отрывке шла речь об осенней страде на полях, о разных машинах, которые помогают людям собрать урожай. И хотя Одноух в своем рассказе перечислил все новейшие марки тракторов, комбайнов и грузовиков, но не удержался и, отходя от текста, расписал, как много пшеницы, картофеля, разных овощей собирают в совхозе «Светлый путь», как день и ночь считает бухгалтер большой урожай.
Нехлебов заерзал на парте, громко закашлял, напоминая рассказчику о скромности.
Тамара Константиновна встала.
— Поздравляю, вы приняты в первый «А», — сказала она торжественно.
— Извините их, — смутился Нехлебов. — Росли в деревне. Вот и наговорили.
— Я люблю ребят с фантазией, — улыбнулась учительница.
Ученики первого «А» класса не знали, хорошо или плохо иметь фантазию, но их мордочки сияли от радости. Даже серый Одноух казался розовым.
Все остались довольны в этот день.
Первый «А» потому, что у них такие способные одноклассники.
Первый «Б» потому, что он рядом — за стеной первого «А».
Вторые и третьи классы потому, что находятся на одном этаже с первоклассниками.
А остальные — потому, что в одной школе, хотя и на других этажах.
Тамара Константиновна и Константинтамарыч
Тамару Константиновну они сразу полюбили — весь первый «А».
Самая красивая из всех учителей. Волосы взбитые, каштановые, как осеннее дерево. Лицо приятное и веселое. Тамара Константиновна непрерывно улыбалась, когда ученики преподносили учителям букеты цветов, когда играла бравая музыка и каждый класс цепочкой входил в открытые двери школы.
Бухгалтер Нехлебов в сдвинутой на макушку соломенной шляпе фотографировал торжество разноцветного, разноголосого первого сентября.
Тамара Константиновна знала каждого ученика. Объяснила, что теперь они не просто мальчики и девочки, а ученики первого класса, рассказала про парты, портфели, тетради, авторучки, отметки, а потом спросила:
— Всем понятно, как вести себя в классе? Например, о песнях… Какая у тебя любимая песня, Одноух Нехлебов?
Ребята еще не привыкли, что к ним так торжественно обращаются. В обычной жизни — кто Петька, кто Женя, кто Серега или просто Серый. А здесь — Петя Звонарев, Женя Скворцов, Сергей Разумов, Одноух Нехлебов… И вставать надо, когда к тебе обращаются не как к приятелю, а официально.
Одноух встал и охотно пропел о том, как он любит зеленых мух.
— Каких это мух? — удивилась Тамара Константиновна.
Одноух объяснил устройство мира так, как он себе представлял. Все на свете, сказал он, состоит из пучков. Пучков моркови, свеклы, укропа, деревьев, фонарей, машин, домов, самолетов, ракет, облаков, звезд. Пучок звезд — это Млечный Путь, домов — город, машин — автогараж, деревьев — лес, а из моркови — самый вкусный пучок. И каждую деталь этого пучковатого мира Одноух зовет «зеленой мухой». Потому что он очень любит лето и видит, как все непрерывно движется в волнах зеленого света.
Тамара Константиновна хлопала ресницами, с трудом представляя пучкообразность мира Одноуха.
— Но ведь ты один, Одноух, — тихо сказала она. — При чем здесь пучок?
— Я не один; нас двое, — бодро отозвался Одноух. — И еще ребята.
— Я понимаю тебя, — продолжала учительница, внимательно оглядывая класс. — Все вы вместе — мой первый «А». Это замечательно! — Тамара Константиновна улыбнулась, видя совершенно новыми глазами пестрый пучок своего класса. — Однако ты, Одноух, по-моему, совсем не похож на своего брата, а Женя Скворцов на Сергея Разумова. Верно?
И все сразу заметили, что Сергей загорелый и в веснушках, а Женя с очками на бледном лице, что Одноух задумчиво шевелит куцым хвостом, а Дыркорыл так и стучит в нетерпенье по скамейке своим упругим хвостиком.
— Эх вы, мухи! — сказала Тамара Константиновна, и все от души рассмеялись. — Я надеюсь, что за годы учебы вы узнаете всю сложность окружающего нас мира. И тогда песни у вас будут другие.
Дыркорыл стукнул по парте хвостом, вскочил и хрипло пропел знаменитый куплет о себе:
Я — Дыркорыл, я — Дыркорыл…А дальше я забыл…
Ребята засмеялись, одобряя смелое выступление.
— Мне нравится, что ты поешь громко и понятно, — сказала Тамара Константиновна. — Но давайте договоримся сразу о поведении. Петь будем только по моей просьбе. Эти уроки будут называться уроками пения.
И Тамара Константиновна стала рассказывать, какие замечательные уроки ожидают первоклассников.
На урок математики надо принести палочки, чтобы складывать и вычитать числа. Палочки могут обозначать самые разные вещи, и их можно перебирать до тех пор, пока не научишься считать про себя, как говорится — в уме. Каждый представил в уме то, что любил: клюшки, марки, солдатиков, куклы, банки с вареньем, пучки редиски, капустные кочерыжки и многое другое. Мир очень интересно слагался и вычитался.
На уроке чистописания все эти приятные вещи можно было обозначить буквами. Води пером по тетрадной линейке, чернила текут сами из авторучки, и думай, думай, в какую сторону заворачивать хвост буквы. Кружок, палочка, загогулина внизу — это «а», кружок, палочка, загогулина вверху — «б». А — арбуз, Б — бузина. Совсем разные по вкусу понятия. Сладко у тебя во рту или кисло, приятно или неприятно, написанное слово зависит от мудрости твоей руки.
Урок рисования — испытание для глаз. Умеешь ты видеть, например, спелое яблоко во всех оттенках цветов, с прожилками прозрачной кожи, каплей росы на румяном боку? Умеешь перенести все эти краски на бумагу, чтоб получилось яблоко живым, чтоб захотелось его немедленно съесть?.. Но, конечно, не обязательно будет яблоко и не обязательно захотеть съесть. Можно почувствовать запах цветов, представить себя в летящей среди звезд ракете, запомнить незнакомого человека по его портрету.
На уроке пения все, конечно, поют. Хором и соло. Некоторые начинают петь в первом классе и поют потом всю жизнь. А другие слушают. Этот сложный мир музыки, приятный и артисту, и публике, начинается на уроке пения. Кто знает, может, и Дыркорыл, оглушивший всех своим хриплым голосом, со временем станет известным артистом…
— Тебе не нравится, что я о тебе говорю, Дыркорыл? — строго спросила учительница. — Почему ты показываешь язык?
Дыркорыл мигом покраснел, махнул языком в сторону окна.
— Я не вам, Константинтамарыч. Я ему!
— Встань, пожалуйста. Почему ты меня так называешь?
Дыркорыл встал, забыв спрятать горящий язык.
