Светлана Лаврова - Куда скачет петушиная лошадь
— При чём тут радио? Просто меня люди придумали, когда в ходу были каменные, костяные, бронзовые орудия. Железом пользовались те, кто привёл на нашу землю чужого южного бога и выгнал меня в болота да чащи. Не ценят, не уважают, царевичей подсылают жёстких да жилистых…
— А ты уверена, Ёма, что люди тебя придумали? — хитро прищурился Вэрса. Ёма нахмурилась, но тут Даша нашла в углу ящика забытый степплер и испустила победный вопль:
— Ура! Это лучше, чем иголка!
Волк скривился недоверчиво, но Дашка скомандовала:
— Ложись на спину и не дрыгайся, а то криво получится.
Волк послушно подставил брюхо, и Даша ловко скрепила края дырки степплеровыми скобками.
— А почему ты меня не боишься? — спросил Волк, оглядывая поблёскивающий шов.
— А… а ты же как бы игрушечный, — объяснила Даша. — Набитый опилками, как Винни Пух. Не больно?
— Нормально, — одобрил Волк. — Чучелу не больно. Ну что, в путь!
— Ночь на дворе, людям спать пора, — проворчала Ёма. — И нелюдям тоже. Утром пойдёте. И на вашем месте я бы этого подозрительного Волка в проводники не брала. Что он может знать о современной дороге на север, он больше ста лет простоял в музее чучело чучелом! Менква возьмите проводником, он недавно ходил.
— Лютик ходил, — обрадовался менкв.
— Как была ты, Ёма, врединой, так и осталась, — проворчал Волк. — Менквовы тропы людям непроходимы. А я по хорошей дороге поведу. Впрочем, как знаете.
— Сейчас спать, — скомандовал Пера. — Утром в поход пойдут все, кто хочет — это и к Волку относится. Где же я его видел?
— Надо помочь со стола… то есть с ковра убрать, — сказала Даша, но Ёма засмеялась, махнула рукой — и ковёр со всем содержимым исчез, как не было.
— Девочка спит на моей кровати в комнате директора, остальные устраивайтесь, как знаете, — сказала Ёма. — Пойдём, мича нывка, отдохни перед дорогой.
— У меня какое-то неприятное ощущение в области принтера, — пожаловался Тове. — Это нормально?
— Ой! — хлопнул себя по лбу Пера. — Пойдём, я покажу, что делают в таких случаях. Нужное место во дворе.
Ночью Даша спала плохо. Ей снилось, что безголовый орт гоняется за ней по развалинам музея и говорит голосом диктора сыктывкарского телевидения — того, который блондин, Даша забыла фамилию:
— В эфире «Вести Коми». Новости недели. Выслушай меня внимательно, Даша, я тебе что-то расскажу.
— Ты не можешь мне что-то рассказать, у тебя головы нету! — сообразила наконец Даша.
— Тогда я на пальцах, — не отставало вредное привидение и начало изображать нечто якобы азбукой глухонемых. Даша в конце концов устала убегать от орта и крикнула ему:
— Сгинь-пропади, нечистая сила! Чур меня! Чур!
— Ну и дура, — обиделся орт. — Я и сам в некотором роде чур, и ещё чурее, чем ты думаешь. Не ходи на север, ыджыд мамöн шуысь — худо будет.
И исчез. А Даша заснула спокойно и к утру сон забыла — заспала.
Глава 12. Мы в Город Изумрудный идём дорогой трудной
Утром выглянуло солнышко, призраки попрятались, разрушенная Чердынь повеселела и похорошела, будто не российская разруха, а живописные римские руины. Вся компания вышла в путь — да не по бездорожью, чего побаивалась Даша, обутая в домашние тапки, а по вполне приличному Печорскому тракту. Тракт, конечно, был заброшен, асфальт растрескался, но всё-таки двигаться получалось несравнимо легче, чем через чащу. Кавалькада вышла живописной: впереди Волк, из которого почти не сыпались опилки, за ним — трёхголовый змей Гундыр, на нём верхом Пера и Даша, следом Мир верхом на Тове. Замыкал шествие Лютик, похожий на растолстевший телеграфный столб и продавливающий в асфальте ямки при каждом шаге. Придорожные столбы косились на него неодобрительно: надо же так фигуру запустить. «Мы в Город Изумрудный идём дорогой трудной», — весело запела Даша песенку из мультика. И замолкла — вспомнила, как Ёма перед расставанием шепнула ей: «Берегись Волка! Он не тот, за кого себя выдаёт! Я честно тебе скажу: он Во…» Но тут Волк сказал:
— Даша, хватит шушукаться, залезай на Гундыра и в путь.
И Даша так и не узнала, что ей Ёма хотела «честно сказать».
— Мы так и поедем до самого севера по асфальту? — спросила она.
— Если бы, — вздохнул Пера. — Хороший тракт только до Ныроба, дальше — размытые просёлочные ямки, притворяющиеся дорогами. Топать по ним — кайф непередаваемый. Но всё же лучше, чем напрямик сквозь парму. Волк знает какую-то тайную тропу, на которую мы свернём перед Искором. Я обычно обходил Ныроб с запада, у меня свои тропы охотничьи.
— А почему мы не перемещаемся так, как из Сыктывкара прилетели? — спросила Даша.
— Я так могу только по вызову. Вот если бы вызов с севера поступил… но там вызывать некому.
Ехали довольно медленно — Гундыр всё-таки не тойота и даже не лошадь, а Тове мешала длинная шея — при увеличении скорости голову отдувало назад. Даша глядела по сторонам — пейзажи вокруг были потрясающие. Только деревни портили настроение: скелеты обгорелых печей на фоне разваленных брёвен и груд битого кирпича. Но Даша уговаривала себя, что это не на самом деле, а книжка её любимого жанра фэнтези: герой и принцесса верхом на драконе едут по несчастной стране совершать подвиг, рядом Серый Волк и инопланетяне… душевная компашка. Менкв с натяжкой мог сойти за прирученного гоблина.
Проехали мимо Покчи — остатки резных наличников на избах сохранились до сих пор, Даша пожалела, что не побывала тут, когда Покча была еще жива. Миновали Вильгорт — тамошняя красавица-церковь почему-то не рухнула, как храмы в Чердыни и Покче. Даше хотелось осмотреть её внутри, но Волк не велел. На выходе из Вильгорта Волк неожиданно остановился, поднял морду и завыл. Жуткий вой, не звериный и не человеческий, проник Даше прямо куда-то в живот, аж кишки завибрировали. «Резонанс», — вспомнила Даша нелюбимую физику, но её это не утешило. Через две секунды Волку ответили. «У-о-о-у! О-о-о-у-оу!» — раздалось со всех сторон. Золотая отросшая гривка на голове Тове встала дыбом, Мир заозирался, Даша вцепилась в рукав Перы.
— А… а я думала, что волки днём не воют, — дрожащим голосом сказала Даша.
— А кто тебе сказал, что это волки? У нас свобода и демократия. Кто хочет, тот и воет, — отозвался Пера.
«Нет, не зря я к демократии подозрительно отношусь», — подумала Даша.
Проходя мимо деревни Камгорт, Даша увидела, что на колокольне узорчатой местной церкви, тоже почти целой, мечется фигурка. Кто-то махал руками, подпрыгивал, наверное, кричал, только крик относило ветром.
— Там кто-то зовёт, — встревожилась Даша. — Надо подойти.
— Не надо, — флегматично заметил Пера.
— Может, что-то случилось, может, помощь нужна? — настаивала Даша.
— Не смотри туда, — сказал Пера. — Не нужна помощь. Ему уже ничего не нужно.
Они находились в пути часа четыре, и Даша устала. Гундыр был твёрдый и скользкий, Даша всё время съезжала и стёрла себе всё, что могла.
— Гундыр, ты не можешь временно обрасти шерстью? — спросила она. — А то сидеть жёстко.
— Шерстью? — поразился Змей. — Я же пресмыкающееся. Обрасту шерстью, сделаюсь млекопитающим, ты меня доить будешь… нет, не об этом я мечтал в юности. То ей шерсть, то ей молоко, то мороженым доиться прикажешь. Капризные какие царевны пошли. Раньше Марпида-царевна да Анна-царевна ехали и не критиковали.
— Раньше ты, может, мягче был, в молодости, а к старости зачерствел, — возразила Даша, на что змей совсем обиделся и отвернулся, ворча, что восемьсот лет — это не возраст, а вот его двоюродный дядя… ну и так далее.
— Ты чего ёрзаешь? — спросил Пера.
— Да я всё стёрла просто до кишок, — пожаловалась Даша.
— Эй, Волк, привал! — закричал Пера. — Вот сейчас на бережку сядем, передохнём.
Колва здесь как раз пересекала дорогу. По идее подразумевался мост, но от него остались одни зелёные от тины, гнилые опоры. Даша сползла с Гундыра и, охая, разогнулась. Мир тоже сполз и заохал старательно в той же тональности — решил, что местные традиции верховой езды требуют именно такого слезания с коня. Менкв принёс Тове охапку травы — надрал по дороге.
— Того… кушать, — пояснил он. — Лошади едят траву. Называется «пастись».
— Ой, спасибо, — удивился Тове. — Ты не обижайся, Лютик, я совсем не ем траву, я сам почти трава. Но мне очень приятно, что ты обо мне заботишься. Я…э-э-э… я понюхаю эту траву — ах, какой аромат!
И Тове стал демонстративно нюхать принесённую Лютиком охапку, чтобы менкв не обиделся. Менкв заулыбался и сказал:
— Хорошо! Я приносить траву всё время. Нюхай!
Пера достал припасы, сунутые Ёмой — в основном, остатки пирога, поглядел критически:
— В парме я бы дичи настрелял, свежатинки бы поели, а колдовская еда — она колдовская и есть. Живот набьёшь, а радости нету. Долго ещё по тракту идти, а, Волк? Скоро ли в лес свернём?