Арсен Ревазов - Одиночество-12
В нише, освещенной светом спички я обнаружил маслянный светильник и огромный медный ковш, наполненный водой. Я зажег светильник, бросил спичку, которая чуть не обожгла мне пальцы и понюхал воду. Вроде, вода как вода. Я прошелся со светильником вдоль стены и убедился в том, что замурован в каменном склепе размерами три на три метра. Посреди склепа стоял высокий каменный стол, больше всего напоминавший прозекторский, на котором, собственно, я и вернулся в наш мир.
Так вот, значит, как хаты хоронят своих героев. А что? Очень стильная гробница. Египетский минимализм. Еще бы немного узоров на стенах… Мои братья решили сделать вид, что я заживо замурован… И воды оставили. Ну-ну. Знаю я хатские приколы!
Нет, ребята. Напугать меня такой ерундой у вас не выйдет. Сейчас я немного поору, а затем стена откроется и появится ФФ. Я решил, что буду не орать, а наоборот, говорить четко и внятно, чтоб все все поняли.
– Дорогие братья! (Пауза.) И сестры! (Я вспомнил первое и последние обращение Сталина к народу без «товарищей» в июле сорок первого). Ваша судьба – в ваших руках. И мозгах. Вы прочли файл hats.doc! Вы понимаете, что если наши условия не будут выполнены, этот файл станет доступен для самой широкой общественности. И знайте, братья и сестры, что Самая Великая Тайна, таящая смертельную угрозу Братству не вошла в файл. Мы не хотели оскорбить вас, братьев, не имеющих достаточную форму посвящения, лишним знанием. И не приговорить таким образом к ранней смерти в обоих мирах с предшествующей деменцией.
Я выдержал паузу, чтобы слушатели успели проникнуться нашим благородством.
– Для того, чтобы спасти Братство, вам необходимо выполнить два условия: первое: немедленная свобода для всех нас, включая Дину и второе: прямые переговоры без посредников с Джессер Джессеру. Условия простые. Понятные. Легко выполнимые. Поэтому не делайте глупостей! Не тяните время! Часы тикают. (Пауза. Понижение тона). И я сам не знаю, с какой скоростью.
Я некоторое время раздумывал над собственной речью. Кажется, получилось неплохо. Не успел я залезть обратно на постамент, и устроиться на нем поудобнее, как одна из стен отъехала в сторону. На пороге стоял ФФ, одетый в тот же светлый длинный хитон, что и я. Только без капюшона. Его серые глаза в полутьме как-то странно фосфорецировали…
– Брат Иосиф! Следуйте за мной.
– Босиком? Принесите сначала обувь! У вас каменные полы. Не хочу простужаться.
– Если вы откажетесь идти, брат Иосиф, мы доставим вас силой.
Голос у него был бесцветный, как всегда, в глазах светилась напыщенная серьезность. Именно из-за такой серьезности возникает скованность в движениях, которая впоследствии может привести к непроизвольным зависаниям, зацикленностям, вставленности, а там и к паранойе. Но углубляться в психиатрию мне пока не хотелось.
– Брат Федор! Я, пожалуй, добавлю к двум условиям третье. Я потребую примерно наказать вас за оскорбление величия. Это тяжкое преступление – непочтительное обращение с посвященным в первую степень.
– Кто посвятил вас в первую степень?
– Я сам себя посвятил. Работал с документами. Читал пейджер. Много думал. Несите обувь, брат Федор. Знаете, почему у Шагала часы с крыльями? Потому что время – летит! Мне об этом рассказала в юности одна совершенно волшебная девушка. Ее звали Наташа. Кстати, об искусстве. Захватите мой iPOD. Хочется музыки.
ФФ исчез. И начался отсчет времени, которое я не мог измерить. Время, вообще, ведет себя как хочет. Например, когда ты носишься по городу, разрываешься на части, стараясь все успеть, а вокруг тебя суета сует и томление духа неделями подряд – время расширяется или сужается? Тебе кажется, что прошел уже целый год такой жизни или всего несколько дней?
ФФ вернулся. Бросил кожаные сандалии. Молча протянул iPOD с наушниками. Я пошел вслед за ФФ по темным узким, низким шахтерским коридорам, освещаемым редкими лампочками в сетке вместо абажура.
Мы шли молча довольно долго. Гулкие звуки наших шагов и дыхания, отражались коротким эхом от стен. Вдруг сверху я услышал знакомый с детства тихий далекий стук проезжающего поезда. Ту-тук ту-тук. Ту-тук ту-тук. Московское метро. Высоко над нами. Родное. Абсолютно родное. И абсолютно загадочное. Царство подземного волшебства. С кремлевскими легендами, секретными станциями и неизвестными перегонами.
Я вспомнил свое первое свидание в центре Кропоткинской. Девятый класс. У меня стучит сердце, а в руках – белые розы. Я влезаю в забитый вагон на Преображенке и держу руки с розами за спиной, чтобы не помять. Нет, чтобы пропустить поезд и сеть в пустой вагон? «Осторожно, двери закрываются. Следующая станция – Сокольники». Двери закрываются и перерубают мои розы к чертовой матери. Денег на новые нет. Я сгораю со стыда и ужаса. Я не знаю, что делать!! Дарить перерубленные? – Неприлично. Вообще ничего не дарить? – Опозориться с самого начала… Тоже, кавалер, нашелся. Без цветов…
Я так и не вспомнил, что я сделал. В любом случае, девушка простила меня и замершая на двадцать минут жизнь – продолжилась. И продолжается до сих пор.
Не у меня, так у других. Забавно, что эти, другие, не так ее ценят, психуют по мелочам, ссорятся из-за ерунды, но какая разница? Живут ведь, и это главное. Мне начало казаться, что наши шансы вернуться к ним тают на глазах. Не знаю, почему. Может, из-за молчаливой покорности ФФ? Мы остановились. На голову мне упала капля воды. Я понял, что мы пришли.
ФФ сделал шаг в сторону и молчал кивнул на отъехавшую в сторону часть стены. Я чуть пригнувшись переступил через порог и оказался в самой верхней части освещенного факелами амфитеатра. Факелов было не меньше двух сотен. Они были вставлены в бронзовые жирандоли.
Внизу ниспадающего полукруга скамеек была что-то среднее между алтарем и университетской кафедрой. На передних рядах сидели Антон с Матвеем, одетые как и я в местную безумную одежду. Они оглянулись на звук двери. Я помахал, рукой и пошел спускаться к ним, поеживаясь от мрачной торжественности обстановки.
– Ну как вы?
Мотя покачал головой. Ни следа торжественности на его лице я не заметил.
– Чакры погнулись. Но вроде уже оттопыриваются.
Я вздохнул с облегчением. Матвей – в порядке. Хитон ему даже шел.
– Гоблин ты все-таки, Мотя.
– Гоблин. А скажи, Иосиф, красиво тут у них. Иллюминация. Эх, кофейку бы сейчас.
– Эспрессо или по-восточному?
– По-восточному, ясное дело!
– Сейчас попробуем.
Я поднялся, расправил плечи и произнес сильным грудным голосом:
– Братья! Не откажите в любезности. Три чашечки кофе, пожалуйста! По-восточному.
– Думаешь, товарищу майору твоя шутка понравится?[117]
Антон звучал злее, чем обычно, но Мотя был в полном порядке.
– Не знаю, пацаны. Не знаю… Когда я сказал, что Кем-Атеф передает им привет, они построились как шахматные фигуры. Мне кажется, они нас уважают.
– Матвей! Почему Кем-Атеф?!
– Да мне до фонаря все Кем-Атефы, Джессеры и Хатшепсуты. Просто имя запомнилось.
– Может, ты с ним встречался в трипе?
– Может быть. Я много с кем встречался.
– Так расскажи!
– Да хрен это перескажешь…
– Антон, а у тебя что-нибудь интересное было?
Антон молча пожал плечами. Мне показалось, что как-то брезгливо.
Сзади нас открылась дверь, через которую я вошел. На пороге стоял ФФ. Без кофе, естественно.
– Сейчас вы будете говорить с Джессер Джессеру. При ответе на вопрос надо вставать и кланяться. Самим задавать вопросы запрещено. От ваших ответов зависит ваша судьба в параллельном мире.
– Как в параллельном? А на счастливую старость в этой жизни нам, значит, рассчитывать не приходится? Брат Федор, вы не много на себя берете?
ФФ выслушал меня, ничего не ответил и исчез. Мне не понравилась такая быстрая реакция хатов. Как они смогли практически моментально соориентроваться? Почему Джессер Джессеру с такой готовностью пошел на переговоры? Однако на Матвея слова ФФ произвели самое положительное впечатление.
– Было бы неплохо, – мечтательно произнес он, чтобы Джессер Джессеру оказался молодой красивой девушкой. Я бы ее очаровал… Иосиф бы мне помог…
Я с уважением посмотрел на Матвея. Но тут вмешался Антон.
– Специально для таких таких как ты, Матвей, великий русский поэт Жуковский предлагал царю проект по замене смертной казни неким специальным религиозным таинством.
– Неужели Жуковский был против смертной казни?
Я был искренне удивлен такими прогрессивными взглядами в то время. Хотя с другой стороны, друг Пушкина…
– Он был за смертную казнь. Он предлагал вешать осужденных в закрытом помещении вроде церкви, под торжественное пение псалмов. Его главный довод был такой: отгороженное место и мощь звуков хора заглушат все непотребные звуки и не позволят осужденным куражиться при зрителях, щеголять своей развязанностью или отвагой перед лицом смерти.
