Эрик ван Ластбадер - Завет
Браво почувствовал, как кровь ударила в виски.
— Но Цорци… он силой увез меня, держал под охраной… И ты утверждаешь, что он не был предателем?
— Нет, Браво. Я говорю лишь, что не уверена. Единственный список подозреваемых существовал в голове у отца.
— Но ты ведь помогала ему. Ты была в курсе его дел. Он подозревал Цорци?
— Сначала — да, но…
В желудке у Браво заворочался тяжелый ледяной ком.
— Что значит — «сначала»?
— Где-то за месяц до гибели отец велел мне прекратить работу, которой я занималась по его просьбе, чтобы помочь ему вычислить предателя.
— Почему?
— Именно это я у него и спросила. Отец ответил только, что добрался до сути и теперь справится сам. Я умоляла его позволить мне помочь, но он был непреклонен. Ты же знаешь, каким он мог быть упрямым.
Уж кто-кто, а Браво хорошо это знал…
— Но почему же отец отключил тебя от этого дела?
— Я перебрала с десяток версий, но все они выглядят неубедительно.
— А что, если неожиданно появился новый подозреваемый? Из круга близких отцу людей.
— Если и так, почему он…
— Кто-то, о ком он не хотел тебе рассказывать. Не хотел, чтобы ты узнала, как они с ней близки…
— С ней?
— Дженни Логан, страж. Ничего удивительного, что отец подозревал Цорци, если предатель был среди его людей. Возможно, она намеренно подкидывала отцу ложные улики, ведущие к Цорци. Однако вряд ли ей удавалось долго обманывать его. Думаю, отец приставил ко мне Дженни в надежде, что рано или поздно она потеряет терпение и выдаст себя. Так и произошло.
— Не знаю, Браво, это означало бы подвергнуть тебя слишком большой опасности…
— Отец тренировал меня в расчете на такие опасности.
— И все же это была бы чересчур рискованная игра, тебе не кажется?
— Ставки высоки, Эмма, ты и сама прекрасно знаешь. — Он немного помолчал, размышляя. — Чем именно ты занималась перед тем, как отец велел тебе прекратить расследование?
— Однообразной рутинной работой. Просматривала файлы с расшифровкой отчетов лондонской разведслужбы ордена. Честно говоря, я не вполне понимаю, зачем отцу вообще это понадобилось.
— Я тоже, — сказал Браво. — Но ты же понимаешь, если он это делал, причина была. Ты не могла… не могла бы как-то…
— Имеешь в виду, что теперь я не могу просматривать файлы? Ох, Браво, я ведь хотела сразу же сказать тебе, но ты совершенно сбил меня с толку невероятными новостями. Зрение частично ко мне вернулось.
— Эмма, да это же потрясающе! — радостно воскликнул он.
— Пока я вижу только одним глазом, и, честно говоря, так себе, особенно вдаль. Врачи не знают, чего ждать дальше, возможно, полностью зрение так и не восстановится. Но читать с экрана я худо-бедно могу, особенно при помощи громадной лупы, которую изготовили по моему заказу.
— Значит, ты можешь продолжить просматривать отчеты.
— Но это же так ску-учно… — протянула Эмма наигранно капризным голосом.
— Послушай, я обнаружил, что отец вплотную интересовался деятельностью фундаменталистов на Ближнем Востоке. В Лондоне многие из них проходят учебу и тренируются, этой традиции много лет. Может быть, поручение отца и выглядит скучным, но за ним может скрываться что-то очень серьезное.
— Ладно, ладно, ты меня уломал. Но обещай, что будешь чаще звонить. Где ты сейчас, кстати говоря?
— Я предпочел бы не отвечать.
Эмма рассмеялась.
— Ну и ну, ты начал разговаривать, как папа.
— Займись этими файлами.
— Хорошо. Береги себя.
— Да. Я люблю тебя, сестренка.
Он убрал телефон. Принесли ужин, и Браво принялся пережевывать пищу, механически, не чувствуя вкуса. Голова гудела от услышанных новостей. Эмма, Дженни… Он не знал, плакать или смеяться.
На город спускались сумерки. Вдоль берега выгнувшейся полумесяцем бухты Трапезунда ветер гнал по мелководью полосы пенных барашков. Лодки тихо покачивались на волнах, словно переворачивающиеся с боку на бок во сне дети. Деймон Корнадоро завернул за угол улицы в самом сердце Старого Города и направился прямиком к магазину ковров Картли. Он получил приказ и, как верный солдат, собирался выполнить его наилучшим образом. Он преуспеет. В этом безумном мире все менялось ежесекундно, но его навыки и опыт оставались при нем, и за это Корнадоро был благодарен судьбе. В себе он был полностью уверен. Он не испытывал страха, как остальные, просто не понимал, что это такое, — с того самого дня, как на спор сунул руку в огонь уличного костра в Венеции. Ему было тогда шестнадцать, но улица уже стала для него родным домом. Принадлежа к одной из благородных семей, Case Vecchie, он предпочитал дворцам трущобы. Когда ему бросили вызов, он, отвернувшись, закатал рукава рубашки и замер, потирая руки. Со стороны казалось, что он мысленно готовится к мучительному испытанию. Собственно, он и в самом деле готовился, только немного иначе, чем полагали зрители: тщательно смазывал правую руку колесной мазью.
Все это время он не переставая хвастал, подзуживая окружающих заключать пари и все выше поднимая ставки. Старый надежный способ сбить людей с толку, отвлекая внимание от главного. Закончив, он молниеносно — кругом только охнули — сунул руку по локоть в пламя и держал так по меньшей мере полминуты. Вытащив руку, он поднял ее над головой, торжествующе хохоча над изумлением, написанным на лицах, после чего, довольный, обошел присутствующих, собирая выигрыш.
Приближаясь к лавке Картли, Корнадоро не чувствовал ни малейшего беспокойства, только страстное желание поскорее приняться за дело. Камилла предупреждала его, что Картли недооценивать не стоит; что ж, он это учел. Он давно понял, что зря Камилла предупреждать не будет.
Ирема, юная дочь Картли, не ушла домой, как приказал ей строгий отец. Смешавшись с толпой, она осталась поблизости от магазина, то подбираясь ближе, то отходя чуть дальше, наблюдая, как постепенно выходит из себя ее отец, разговаривая с Браво. Корнадоро заметил девушку и обратил внимание на ее странное поведение. Нужно будет иметь в виду… Наконец Ирема решила, что пора отправляться восвояси. Они с Корнадоро поравнялись на улице и разошлись в разные стороны.
Один из братьев Иремы стопкой складывал выложенные на прилавок перед магазином небольшие ковры, чтобы унести их внутрь на ночь.
— Мы уже закрываемся, — сказал он, не поднимая головы и не прерывая работы. — Пожалуйста, приходите завтра утром.
— Я должен поговорить с Михаилом Картли.
Юноша поднял глаза.
— Должен?
— Я проделал длинный путь, чтобы с ним повидаться. Длинный путь с острова Родос.
Услышав последнее слово, молодой человек замер. Что-то мелькнуло в его глазах, — что именно, понять было трудно. Страх, изумление? Возможно, и то, и другое… Неудивительно: Родос испокон веку был цитаделью рыцарей святого Клемента. Корнадоро был вполне удовлетворен такой реакцией.
Юноша отложил ковер в сторону.
— Пожалуйста, подождите здесь.
Повернувшись на пятках, он скрылся внутри магазина. На улицах один за другим зажигались желтые, как зубы старой дворняжки, тусклые фонари, превращая стекла темных витрин в огромные незрячие глаза.
Михаил Картли появился на пороге магазина и с минуту пристально разглядывал нежданного гостя. Наконец он шагнул в дорожную пыль.
— Чем могу помочь?
— Думаю, скорее это я могу помочь вам.
Корнадоро двинулся было к двери, но Картли остановил его, подняв руку.
— Оружие отдают хозяину дома. Колющий кинжал, я полагаю.
Корнадоро добродушно рассмеялся.
— Я поражен, Картли. Ваша интуиция бесподобна.
Он вытащил тот самый клинок, которым перерезал горло отца Дамаскиноса, и протянул рукоятью вперед. Картли кивнул, и его сын принял кинжал.
— Его вернут вам в целости и сохранности, когда вы покинете мой дом.
Корнадоро слегка подался вперед и вниз в ироническом поклоне, а затем вытащил небольшую жестяную коробочку и протянул ее Картли.
— Что это?
— Подарок, — ответил Корнадоро, — от одного ценителя другому.
— Откройте ее, будьте добры, — приказал Картли.
— Разумеется. С удовольствием. — Корнадоро щелкнул изящным замочком и откинул крышку жестянки. В воздухе поплыл тонкий аромат.
Картли распахнул глаза.
— Бай-жи Гуан!
Корнадоро кивнул.
— Гребешок Белого Петуха, прямиком со склонов одной из четырех гор Вуй-Ю.
— Очень редкий сорт… очень дорогой, — сказал Картли, беря в руки металлическую коробочку.
Корнадоро пожал плечами.
— Если хотите, — я знаю, где можно без проблем достать еще.
Про себя он широко улыбался. Камилла в очередной раз оказалась права. Прямое попадание.
— Идемте, — сказал Картли.
Они направились в глубь магазина. Помещение освещалось масляными лампами, мягкий свет заливал разложенные по полу и украшавшие стены великолепные ковры. Сын Картли принес кофе. Ни чая, ни еды гостю не предложили. Следовательно, понял Корнадоро, это нейтральные переговоры. Хозяин пока не знал, чего ждать от посетителя, и не решил, какие действия предпримет он сам.
