Во тьме безмолвной под холмом - Дэниел Чёрч
Они расположились в шесть-семь рядов, и если бы не костры, то за считаные секунды поглотили бы лагерь. Но пока они держались на расстоянии.
Ветер выл, ревело и трещало пламя. Милли боялась, что огонь погаснет, но ветер стих, и пламя разгорелось снова. Чудовища по-прежнему не двигались.
Жар на ее лице исчез. Милли бросила взгляд в сторону старой церкви: не считая пары тлеющих углей, пожар потух, и уже стекались с обеих сторон бледные силуэты, закрывая просвет.
На всяком шагу они ныне окружают нас: устремили глаза свои, чтобы низложить нас на землю; они подобны льву, жаждущему добычи[20]. Милли ждала: хоть они и не выносят света, коварства им не занимать. Но твари по-прежнему сидели на корточках неподвижно. Она даже понадеялась, что они струсили, если им вообще ведом страх.
Под порывами ветра пламя то затухало, то вспыхивало вновь. Ничто больше не двигалось.
А потом твари застонали хором. Поначалу стон доносился из темноты позади Милли, затем его подхватили твари по обе стороны лагеря, а потом и те, что находились впереди.
Этот хор – не человеческий, но и не звериный – то нарастал, то стихал в произвольном ритме. То был плач заблудших, истерзанных душ, стон испуганных, гибнущих в одиночестве, Богом забытых созданий. То был вой ветра среди скал и деревьев, скорбь всех усопших в мире. Кошмарный звук! Бежать бы от него со всех ног, заглушить, уничтожить, но Милли ничего не могла поделать. Только слушать.
Что-то в облике чудовищ неуловимо переменилось, и Милли шагнула вперед, поближе к границе света.
– Милли…
– Завали, Джонс, – прошептала она.
Чудовища не реагировали. Подойдя к границе освещенного пространства, Милли увидела, что их головы запрокинуты, а челюсти с двумя парами острых резцов распялены, словно на шарнирах. Твари не переводили дух, будто и не дышали вовсе: казалось, они лишь служат проводниками звука, доносящегося откуда-то еще, из глубин под горами и долами, а то и еще глубже – из самой Преисподней.
Милли находилась примерно в шести футах от ближайшего существа – как никогда близко. Оно будто не замечало ее; просто сидело на корточках, посылая в небо свой странный зов.
Звук дрожал у Милли в животе, от него по всему телу расходились волны дурноты и кое-чего похуже. Неожиданно ее охватил всепоглощающий страх: сердце заколотилось, стало трудно дышать. Так, наверное, Элли чувствовала себя во время приступов, но Милли понимала, что у ее страха есть какая-то одна, вполне конкретная причина. Которую она узнает, если продолжит слушать.
Отчасти ей самой этого хотелось – чтобы преодолеть самое худшее, надо знать о нем побольше, – и она поймала себя на том, что враскачку приближается к границе света. Но потом отпрянула, осознав, что правда может оказаться невыносимой. Вдруг она узрит великанов – а кем могут быть харперовские великаны, как не дьяволами! – и один их вид лишит ее жизни или рассудка? Но допустим, чем черт не шутит, ей откроется, с кем они имеют дело и как их одолеть…
– Милли! – Ноэль схватил ее за руку, и она отшатнулась. Лишь два-три фута отделяли ее от ближайшей твари: еще шаг, и Милли очутилась бы в темноте вместе с ними.
– Бля-а… – очумело выдохнула она. – Спасибо, Джонс.
– Боже, Милли. Не пугай меня так больше.
– Прости.
– Ты в порядке?
– Вроде бы.
Они отошли назад, присоединившись к Лоре и Эрни в центре лагеря. Эрни смотрел на чудищ, бледный, на лбу испарина. Милли тронула его за плечо.
– Ты в порядке?
Он отвел взгляд от тварей, вытирая рот.
– Думаю, да. Этот их звук. Он как-то влияет на мозги.
– Зашибись, – изрекла Лора. – Что-то новенькое, да? Вчера никто с таким не сталкивался?
Ноэль покачал головой.
– Вряд ли. Впрочем, вчера ночью они прекрасно обходились без секретного оружия, верно? У них и так был отличный улов.
– Походу, они усиливают натиск, – заключила Милли.
– Надо бы обойти лагерь, – проворчал Эрни. – Проверить всех. Не хватало только…
Кто-то завопил. Послышались встревоженные возгласы и топот бегущих ног. Кто-то крикнул «Держи его!» – и к Милли и ее спутникам выбежал какой-то человек. Он не видел их, глядя лишь на чудовищ во мраке. Это был Вазончик, но ужас и ярость так исказили его лицо, что Милли едва узнала его. Очертя голову мчался он навстречу своим мучителям, чтобы заглушить, кулаками забить эти ужасные стоны, от которых не было спасения и которых он не мог выносить больше ни секунды, хотя бы и пришлось умереть. Чего, конечно, твари и добивались: отогнать или выманить выживших подальше от света.
Впрочем, Фил Робинсон опередил его. Вазончик был выше ростом, зато Фил тяжелее. Он заступил Вазончику путь, присел и с разворота зарядил бегуну кулаком под дых. Согнувшись пополам, Вазончик перекувыркнулся через Филову спину и грохнулся наземь. Фил развернулся и навалился на него, схватив за руки и прижав к земле. Вазончик отбивался как бешеный, но тут Филу на подмогу подбежали еще несколько человек. Кто-то хлопнул его по плечу и буркнул:
– Порядочек, приятель. Мы поймали его.
Фил дрожа поднялся на ноги и, никого больше не слушая, поплелся прочь. Милли видела, как Джули обняла его, и Робинсоны скрылись в своей палатке.
Крис Брейлсфорд и его мама увели Вазончика. Бедолага, но его легко понять. Фил, конечно, молодец, что удивительно; Милли-то думала, что если кто и сорвется, так это будет он.
Впрочем, он еще может, если не прекратится это пение, насылающее галлюцинации, страх и панику. Или Энди Брейлсфорд…
Милли затянула гимн. Благо голосом Господь не обидел, у пастора Мэтта она пела в хоре. Теперь ее голос разнесся над лагерем:
Пребудь со мной, уж меркнет луч дневной,
Густеет мрак. Господь, пребудь со мной!
Когда лишусь опоры я земной,
О Бог Всесильный, Ты пребудь со мной!
Кейт Бек подхватила, к вящему удивлению Милли: она не замечала за девушкой особой религиозности. Но Кейт ведь на драматическом, она не упустит случая выступить. Впрочем, так думать нехорошо. Да и какая разница?
Так жизни день короткий утечет,
Померкнет все земное и пройдёт,
Мир сеет песни, только звук пустой…
Друг неизменный, Ты пребудь со мной!
Теперь к ним присоединились и другие голоса, и голос Ноэля был среди них.
Не с царским обликом ко мне приди,
Но с состраданьем нежным и в любви.
