Учитель музыки - Алексей Анатольевич Притуляк
Он, с чувством холодной безнадёжности, перерыл кухню, заглядывая в каждый ящик стола, и разумеется ничего не нашёл. И уже готовясь к бегству, в порыве отчаяния принялся заглядывать в жестяные банки, стоящие в навесных шкафах. В одной их них, предварительно обнаружив запасы соли, сахара, риса, кофе, чая и лапши, он нашёл свёрнутые в трубочку и перехваченные резинкой купюры. Это были ровно девятьсот крон – девять сотенных купюр, приготовленных, должно быть, Якобом Скуле в уплату за квартиру.
Ну что ж, вполне разумно и справедливо, что Витлав Эриксон заплатит за чужое жильё не из собственного кармана, а из средств настоящего жильца. Вполне себе резонно.
С чувством удовлетворения он сунул деньги в карман, проверил, на месте ли ключи и буквально выбежал из квартиры.
Взлетая на третий этаж, он обнаружил на лестничной площадке скучающего Йохана. Кажется, мальчишка проводил на своём бессменном дежурстве целые дни. А ведь ему надо бы сейчас сидеть за партой в школе.
– Ого! – произнёс мальчуган. – Это вам Циклоп так зарядил, да?
Эриксона смутило совпадение прозвищ, данных Циклопу им самим и этим мальчишкой, но сейчас ему было не до того, и он быстро позвонил условленным кодом в квартиру с цифрой пять на двери.
Никто не открыл. Возможно, старухе требовалась не одна минута, чтобы дошаркать до двери. А может быть, полчаса уже прошли, пока он рыскал в поисках денег, и вредная домавладелица ушла или просто не открывает ему дверь, из противной, упрямой и брюзжащей старческой злости.
Под любопытным взглядом Йохана он позвонил ещё раз, тщательно соблюдя шифр. Нервно пощёлкивая пальцами, выждал несколько минут. И уже собрался было позвонить в третий и последний раз, когда мальчишка сказал:
– Да нет там никого.
Дальше между ними состоялся вот такой быстрый, воспалённый диалог, будто они спорили уже не меньше получаса.
– Нет? – спросил Эриксон.
– Нет.
– А чего ж ты раньше не сказал?
– А раньше вы не спрашивали.
– Так я и сейчас не спрашивал.
– А мне просто надоело, что вы тут торчите.
– Она должна быть дома.
– Но её там нет.
– Где же она, чёрт побери?!
– У чокнутого.
Эриксон остановился, внимательно посмотрел на мальчишку.
– У чокнутого? – переспросил он на всякий случай.
– Ну да, – лениво пожал плечами мальчишка. – У старика Пратке.
И он сплюнул вниз, на площадку второго этажа, под дверь указанного старика, возле которой образовалась уже небольшая лужица из его плевков.
Эриксон неодобрительно покачал головой и спустился на свой этаж. Хотел постучать в третий номер, но вместо этого зачем-то прижался ухом к двери – осторожно, тихонько, воровато – и стал слушать.
– Нет, так ничего не услышишь, – сказал сверху Йохан. – Слушать надо через замочную скважину.
Эриксон покраснел, застигнутый за своим предосудительным занятием – он уже напрочь забыл о присутствии этого мальчишки. Тем не менее, он опустил голову пониже и прижался ухом к щели замка.
Слышно ничего не было поначалу, зато он почувствовал лёгкий смрадный запах, исходящий из-за двери.
– Чем у него так воняет? – шёпотом обратился он к Йохану.
– Воняет, да, – кивнул мальчишка, не расслышав, наверное, вопроса.
Эриксон снова прислушался, весь буквально превратясь в слух, но ни единого раздельного звука не доносилось из квартиры сумасшедшего, а шёл только постоянный нестихающий ропот, будто там говорили одновременно полтора десятка человек.
А в следующую минуту его буквально отбросило от двери, потому что прямо в ухо ему, сквозь замочную скважину, дрожащий негодованием старческий голос произнёс:
– Я не позволю!
Эриксон отпрыгнул к своей квартире и уже хотел с позором скрыться в ней, навеки обесславив себя подслушиванием у чужой двери, и только уверенность, что безумный старик ничего не соображает в приличиях, давала ему слабую надежду сохранить доброе имя. Но прежде чем он нашёл в связке нужный ключ, дверь квартиры Пратке открылась и подрагивающий голос госпожи Бернике произнёс:
– Ну, что, господин Скуле, вы принесли деньги?
Эриксон-Скуле обернулся, выдавливая на губы улыбку. Она выползла и легла на губах жалкой бледной полоской, как выползает из тюбика зубная паста на подставленную щётку.
Мадам Бернике стояла в дверях, в домашнем халате и в чепце. За её плечом демонически сверкал очами старик Пратке, и весь его вид говорил, просто кричал: «Я не позволю!»
Из глубины квартиры действительно доносились несколько голосов, которые жарко обсуждали что-то, спорили и даже, похоже, ругались.
– Мы играем в карты, – ответила мадам Бернике его удивлённому взгляду. – Хотите составить партию, господин Скуле?
– Н-нет, благодарю вас, – выдавил растерянный Эриксон. – Я только хотел… хотел передать вам деньги. Я звонил к вам, как мы договорились, двумя короткими и одним длинным, но… никто не открыл, и тогда я…
– А кто бы мог вам открыть, если там никого нет? – перебила домовладелица.
– Не знаю, – растерялся Эриксон, словно уличённый в ещё одном неблаговидном поступке.
– Он звонил два раза, – сказал сверху Йохан.
– Благодарю, мой мальчик, – отозвалась госпожа Бернике, даже не подняв на мальчишку глаз. – Господин Скуле никогда не отличался особой вежливостью или терпением, – и добавила, обратясь уже к Эриксону: – Не так ли, господин Скуле?
Эриксон промямлил что-то нечленораздельное. Эта старуха подавляла его своей железной волей, своим холодным непроницаемым взглядом и ледяным тоном. Он всегда считал себя человеком не робкого десятка, но перед этой дамой и в теперешних обстоятельствах чувствовал себя юнцом, получающим выволочку от тиранши тётки, от которой зависит его будущее благосостояние, которое наступит однажды, в какой-то счастливый для него, и последний для тётки, день.
– Итак, что вы хотели? – спросила госпожа Бернике, словно уже напрочь забыв, о чём они говорили только что. – Если только подслушать у двери господина Пратке, то вам придётся довольствоваться тем, что вы уже услышали и скрыться от позора в своей квартире.
– Я… – промямлил Эриксон, пытаясь улыбнуться. – Я не хотел. Я принёс деньги. За квартиру.
– Ах, вы наконец-то соблаговолили принести деньги, – кивнула Бернике, и по губам её скользнула презрительная улыбка. – И что же вам мешает немедленно их мне передать, вместо того, чтобы торчать у двери и подслушивать?
Эриксон робко подступил к прямой и холодной как скала домовладелице и осторожно вручил ей деньги.
– Так вы не хотите составить нам компанию? – спросила Бернике, пересчитав купюры.
Эриксону показалось на миг, что из квартиры Пратке в гомоне голосов донёсся до него весёлый и разгорячённый спором голосок Линды, и он едва не согласился, но
